https://wodolei.ru/catalog/unitazy/
В отличие от Опариной, Харитонова не стали даже заслушивать на заседании комиссии, указав на дверь.
Кто ограбил Прокуратуру СССР?
Добившись перелома в работе комиссии, по существу превратив независимых экспертов в ничто, кукловоду Лукьянову уже было недостаточно использовать её лишь как прикрытие произвола. Теперь ему нужно было руками Роя Медведева и его соратников, при поддержке Прокуратуры и КГБ, покончить с делом о коррупции, окончательно и бесповоротно скомпрометировав в общественном мнении следственную группу. Казалось бы, всё к тому и шло, но возникло совершенно новое обстоятельство, которое не учёл хитроумный Анатолий Иванович. Речь идёт о материалах и документах уголовного дела № 18/58115-83, которые удалось сохранить руководителям следственной группы, и о которых в своё время было немало шума.
Надо признаться, что весной 1989 года мы даже не допускали, что материалы тысячетомного уголовного дела будут отняты у нас насильно без составления их описи и итогового акта приёма-передачи. Это была серьёзная оплошность, о которой потом не раз пришлось пожалеть. Когда же стало ясно, что кремлёвская мафия открыто пытается разгромить дело о коррупции и нас могут от него отстранить, мы и предприняли свои меры предосторожности. Были сняты ксерокопии с протоколов допросов, очных ставок, собственноручных заявлений подследственных и свидетелей, справок в ЦК КП Узбекистана, ЦК КПСС и Президиум Верховного Совета СССР и других подлинных документов, свидетельствующих о коррупции, в которой погрязло руководство страны. Переписали также несколько десятков видеокассет, запечатлевших различные следственные действия. Конечно, это была лишь небольшая часть огромного материала, накопившегося за 6 лет работы. Но его было достаточно для того, чтобы контролировать сохранность материалов дела. Ведь в случае нашего отстранения от работы, как мы наивно полагали, составят подробную опись всех документов, и утаить что-то из них будет весьма затруднительно, имея на руках этот акт приёма-передачи.
Мы ошиблись в одном: как выяснилось, никто не собирался составлять опись всех материалов уголовного дела № 18/58115-83, которой, кстати, нет и по сей день. Но просчитались и Сухарев со своими покровителями, которые были абсолютно убеждены в том, что дело целиком у нас отобрано, и документами его можно будет распоряжаться так, как им вздумается.
Мало только надёжно укрыть копии документов, нужно было предусмотреть такие меры, чтобы они стали фактором, сдерживающим наступление мафии и обеспечивающим личную безопасность. Относительно того, что могут быть предприняты попытки устранить нас физически, мы не питали никаких иллюзий. С 1988 года регулярно прослушивались наши служебные и домашние телефоны, велась наружная слежка, КГБ завербовал некоторых следователей из группы. С весны 1989 года машины наблюдения КГБ следовали за нами по пятам почти открыто. Так что «случайности» могли произойти всякие. Но в любом случае, уже без нашего участия, документы автоматически оказались бы в распоряжении демократической общественности у нас в стране и в зарубежных средствах массовой информации. На митингах, в периферийной печати, в самиздатовских газетах, через зарубежные радиостанции мы сообщили, что важнейшие документы уголовного дела остались в нашем распоряжении. А чтобы у Сухарева не осталось на сей счёт сомнений, кипу ксерокопий положили ему на стол.
На пятом этаже дома № 15 по Пушкинской улице, где располагалось руководство Прокуратуры СССР, воцарилось уныние. Сухареву доложили: по данным ксерокопировального сектора только в апреле 1989 года с материалов уголовного дела № 18/58115-83 были отсняты тысячи копий. С каких документов, трудно сказать. Учёт был обезличен: в секторе указывался лишь номер уголовного дела и количество откопированных листов. Что осталось в сейфах прокуратуры, что у Гдляна с Ивановым, – проверить было невозможно. Кроме того, они сделали копии видеозаписей. Каких – тоже неизвестно.
Объяснение с Александром Яковлевичем проходило в таком вот духе:
– У вас действительно имеются следственные документы, я имею в виду помимо тех, что вы положили на стол?
– Конечно.
– Но это же преступление! Это же грабёж, просто воровство какое-то…
– Грабёж и воровство, Александр Яковлевич, совершены Генеральным прокурором СССР и его соратниками. Может быть, вы покажете опись документов и акт их приёма-передачи?
– Я требую, чтобы вы немедленно сдали нам все имеющиеся документы.
– С удовольствием. Но при одном условии.
– Каком ещё условии?
– Вы хорошо знаете. Мы уже неоднократно и письменно и устно настаивали на полной описи всех материалов уголовного дела. Вот составим акт – и передавайте дело кому угодно.
– Что вы всё твердите об этом акте. И комиссию вот настраиваете. У нас всё в полной сохранности. Вы что, не доверяете своим коллегам?
– Разумеется, и у нас для этого есть все основания.
– Я вам должен разъяснить, что умышленное сокрытие следственных материалов является уголовно наказуемым преступлением. И если вы их добровольно не сдадите, то будете привлечены к уголовной ответственности.
– Если бы имелся акт приёма-передачи дела, то сокрытие нами любых следственных документов носило бы противоправный характер. А пока такой акт отсутствует, никакого криминала нет. И вы это как юрист отлично знаете.
– Я дам команду провести у вас обыски.
– Пожалуйста. Только уведомите об этом Верховный Совет и съездовскую комиссию. Вы прекрасно знаете, что у них на рассмотрении находится наше письменное ходатайство по поводу восстановления законности и составления акта приёма-передачи дела.
– Мы проведём обыски у всех ваших родственников.
– И ничего не обнаружите. Это ваши, Александр Яковлевич, подопечные взяточники хранили свои миллионы у родственников…
Разумеется, никаких обысков не было. Только на заседании комиссии Сбоев посетовал, что Гдлян и Иванов портят всем жизнь.
Испортилось настроение не только у Сбоева. Когда 12 мая 1989 года фамилия Лигачёва была публично названа в числе лиц, фигурирующих в уголовном деле о коррупции, Егор Кузьмич очень обиделся. Он назвал это провокацией, но обратился с жалобой не в суд, а прямо в ЦК КПСС с поручением коммунисту Сухареву, своему подчинённому. Не имей мы копии показаний Усманходжаева, Сухарев, не моргнув глазом, соврал бы, что никто из подследственных никогда не упоминал фамилию Лигачёва, и был бы Егор Кузьмич жертвой провокации зловредных следователей, а Гдлян с Ивановым – клеветниками. А так кремлёвским стратегам пришлось заниматься «делом Лигачёва» аж на Пленуме ЦК, где и реабилитировали верного ленинца на посмешище всей стране. Недаром проделывать ту же операцию с Соломенцевым уже не стали. Партийного судью «отмыли» по-тихому, без сообщений в прессе и дискуссий на пленумах.
Тот факт, что мы располагали копиями важнейших документов уголовного дела о коррупции, лишил покоя и съездовскую комиссию. Вслед за Медведевым, Лубенченко, Адыловым потребовали выдать все копии следственных документов Ярин, Струков, Сулейменов, Голик, Александрин. Рой Александрович даже начал выпрашивать хотя бы список всех документов. В другой раз предложил поехать всем составом комиссии вместе с нами в любое место, где хранятся документы, и просто взглянуть на них.
В хоре голосов, поющих анафему нашей разогнанной следственной группе, прорезались новые нотки: нету никакой кремлёвской мафии, иначе Гдлян с Ивановым давно бы уже выложили карты на стол. И вообще, никаких документов у них нет. Эта мелодия зазвучала и на II съезде народных депутатов СССР.
«Исходя из презуменции невиновности…»
Эту замечательную фразу произнёс вечером 13 декабря 1989 года с трибуны II Съезда народных Депутатов Ярин, оглашая отчёт о работе комиссии. Весь пафос народного витии сводился к двум тезисам: во-первых, в высших эшелонах власти никакой коррупции не обнаружено, и, во-вторых, группой Гдляна-Иванова допускались массовые нарушения законности, но Генеральный прокурор тут ни при чём, а виноваты заместители, которые недоглядели. И ещё Ярин поведал: «…Одной из главных задач работы комиссии является проверка обоснованности обвинений в причастности к коррупции лиц из высшего партийного и государственного руководства, которые выдвинули Гдлян и Иванов в своих выступлениях на митингах и в средствах массовой информации. Однако как Гдлян, так и Иванов не представили ни Прокуратуре Союза ССР, ни общественности, ни комиссии каких-либо доказательств обвинения.
Комиссии поначалу оба они пояснили, что доказательства имеются в уголовном деле. Однако изучение материалов дела членами комиссии, независимым прокурором Мартинсоном и группой следователей, ранее входивших в следственную группу, возглавляемую Гдляном, и вызванных в Москву по его предложению, даёт основание для вывода, что в деле нет достаточных доказательств виновности лиц, которых Гдлян и Иванов в своих выступлениях неизменно называют «московскими» или «кремлёвскими» взяточниками. Имеются лишь эпизодические и противоречивые показания некоторых обвиняемых, в частности, Усманходжаева, от которых они впоследствии отказались.
Позднее Гдлян и Иванов стали публично утверждать, что якобы у них в каких-то тайниках имеются документы, изобличающие называемых ими лиц. На неоднократные предложения комиссии представить эти документы при гарантии их сохранности и, если потребуется, обнародования, Гдлян и Иванов отвечают отказом. В связи с этим комиссия не может определённо высказаться о наличии каких-либо материалов следствия, находящихся за рамками уголовного дела, или их отсутствии…»
Бог с ней, с презумпцией. Режиссёры спектакля вытворяли штуки и похлеще. Время обсуждения было назначено на 20 часов, когда депутаты уже устали и спешили завершить не в меру затянувшееся заседание. После Ярина Лукьянов предоставил слово Мартинсону, вопреки регламенту не поставив вопрос на голосование, поскольку тот не являлся народным депутатом СССР. «Независимый наблюдающий прокурор» сообщил съезду: «Я ознакомился с материалами, касающимися нарушений соцзаконности, допущенных при расследовании уголовных дел этой группой. Депутаты от Узбекистана говорили, что у них есть на этот счёт очень много сведений. Хочу сказать, что в этом деле, имеющем свыше 50 томов, действительно очень много данных о том, что имели место нарушения социалистической законности…»
«Независимый прокурор» не успел сойти с трибуны, как Лукьянов преподнёс ещё один сюрприз съезду: «У меня 26 депутатов просят только об одном: чтобы сейчас на трибуну поднялся следователь товарищ Духанин, который расследовал это дело… Давайте послушаем следователя».
Надо думать, что Духанин, не являясь, как и Мартинсон, депутатом, просто проходил случайно мимо Кремля и решил заглянуть на минутку во Дворец съездов. Ну, а раз так получилось, почему бы не поделиться с парламентариями своим мнением о злодеях-следователях, которые компрометировали КПСС, фабриковали дела на партийных лидеров.
В тот вечер Анатолий Иванович очень походил на напёрсточника с привокзальной площади. Дело в том, что несколько членов комиссии поставили свои подписи под отчётом лишь при условии, что при составлении окончательного текста будет отражена их особая позиция. Медведев и Ярин, клятвенно заверив коллег, что все замечания будут учтены, их, естественно, обманули. Понятно, что обманутые возмутились на съезде. Депутаты Сорокин и Бичкаускас не отходили от микрофонов, настаивая на выступлении. Лукьянов, который, разумеется, был в курсе разногласий в комиссии, слова им не давал, хотя только что выпустил на трибуну двух не депутатов. Более того, Анатолий Иванович не поставил на голосование требование членов депутатской комиссии и убеждал съезд, что время позднее, не сидеть же до ночи. Тем более, что один из членов комиссии уже был на трибуне, хватит, мол. А когда съезд поддержал его, Лукьянов тут же дал слово члену комиссии Адылову из Узбекистана. Что ни говори, а был Анатолий Иванович большим мастером трюков, и попадись ему какой-нибудь напёрсточник, последнему бы не поздоровилось. Слово на съезде получили и мы. Воспрепятствовать этому не смог бы даже виртуоз Лукьянов: наших выступлений требовало «агрессивно-послушное большинство». Пришлось напомнить съезду о политической подоплёке разгрома «кремлёвского дела», о незаконном освобождении от ответственности московских коррупционеров и преследовании тех, кто осмелился посягнуть на интересы мафии. Мы говорили о том, что рано или поздно придёт наше время, когда наконец-то будет дана оценка Гришиным и Романовым, Кунаевым и алиевым, когда «начнут привлекать к ответственности своих хонеккеров, чаушеску и живковых». Затронули и пресловутую проблему документов, отметив, что депутатской комиссии ничто не мешает получить все материалы дела, все подлинники у Генерального прокурора. Мы же свои копии предоставлять не намерены до тех пор, пока в соответствии с законом не будет составлена опись материалов и подписан акт о приёме-передаче дела.
Обсуждение завершилось принятием невнятного решения: «Сообщение Комиссии Съезда народных депутатов СССР … принять к сведению. Поручить комиссии продолжить свою работу и доложить окончательные выводы по данному вопросу на ближайшей сессии Верховного Совета СССР».
Ожидавшие сенсаций были разочарованы. Нас упрекали даже сторонники – почему не выложили козыри на съездовскую трибуну? Допустим, мы огласили бы один-два документа, а с учётом лимита времени на большее рассчитывать не приходилось. А что дальше? Вскоре во всех средствах массовой информации появилось бы сообщение, что «факты не подтвердились», и в результате очередного витка конфронтации на нас бы обрушились новые репрессии. Все признаки были налицо. Уже с января 1990 года началась массовая реабилитация обвиняемых по делу, которое мы вели. Верховный суд СССР вчистую реабилитировал главного идеолога узбекской компартии Абдуллаеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Кто ограбил Прокуратуру СССР?
Добившись перелома в работе комиссии, по существу превратив независимых экспертов в ничто, кукловоду Лукьянову уже было недостаточно использовать её лишь как прикрытие произвола. Теперь ему нужно было руками Роя Медведева и его соратников, при поддержке Прокуратуры и КГБ, покончить с делом о коррупции, окончательно и бесповоротно скомпрометировав в общественном мнении следственную группу. Казалось бы, всё к тому и шло, но возникло совершенно новое обстоятельство, которое не учёл хитроумный Анатолий Иванович. Речь идёт о материалах и документах уголовного дела № 18/58115-83, которые удалось сохранить руководителям следственной группы, и о которых в своё время было немало шума.
Надо признаться, что весной 1989 года мы даже не допускали, что материалы тысячетомного уголовного дела будут отняты у нас насильно без составления их описи и итогового акта приёма-передачи. Это была серьёзная оплошность, о которой потом не раз пришлось пожалеть. Когда же стало ясно, что кремлёвская мафия открыто пытается разгромить дело о коррупции и нас могут от него отстранить, мы и предприняли свои меры предосторожности. Были сняты ксерокопии с протоколов допросов, очных ставок, собственноручных заявлений подследственных и свидетелей, справок в ЦК КП Узбекистана, ЦК КПСС и Президиум Верховного Совета СССР и других подлинных документов, свидетельствующих о коррупции, в которой погрязло руководство страны. Переписали также несколько десятков видеокассет, запечатлевших различные следственные действия. Конечно, это была лишь небольшая часть огромного материала, накопившегося за 6 лет работы. Но его было достаточно для того, чтобы контролировать сохранность материалов дела. Ведь в случае нашего отстранения от работы, как мы наивно полагали, составят подробную опись всех документов, и утаить что-то из них будет весьма затруднительно, имея на руках этот акт приёма-передачи.
Мы ошиблись в одном: как выяснилось, никто не собирался составлять опись всех материалов уголовного дела № 18/58115-83, которой, кстати, нет и по сей день. Но просчитались и Сухарев со своими покровителями, которые были абсолютно убеждены в том, что дело целиком у нас отобрано, и документами его можно будет распоряжаться так, как им вздумается.
Мало только надёжно укрыть копии документов, нужно было предусмотреть такие меры, чтобы они стали фактором, сдерживающим наступление мафии и обеспечивающим личную безопасность. Относительно того, что могут быть предприняты попытки устранить нас физически, мы не питали никаких иллюзий. С 1988 года регулярно прослушивались наши служебные и домашние телефоны, велась наружная слежка, КГБ завербовал некоторых следователей из группы. С весны 1989 года машины наблюдения КГБ следовали за нами по пятам почти открыто. Так что «случайности» могли произойти всякие. Но в любом случае, уже без нашего участия, документы автоматически оказались бы в распоряжении демократической общественности у нас в стране и в зарубежных средствах массовой информации. На митингах, в периферийной печати, в самиздатовских газетах, через зарубежные радиостанции мы сообщили, что важнейшие документы уголовного дела остались в нашем распоряжении. А чтобы у Сухарева не осталось на сей счёт сомнений, кипу ксерокопий положили ему на стол.
На пятом этаже дома № 15 по Пушкинской улице, где располагалось руководство Прокуратуры СССР, воцарилось уныние. Сухареву доложили: по данным ксерокопировального сектора только в апреле 1989 года с материалов уголовного дела № 18/58115-83 были отсняты тысячи копий. С каких документов, трудно сказать. Учёт был обезличен: в секторе указывался лишь номер уголовного дела и количество откопированных листов. Что осталось в сейфах прокуратуры, что у Гдляна с Ивановым, – проверить было невозможно. Кроме того, они сделали копии видеозаписей. Каких – тоже неизвестно.
Объяснение с Александром Яковлевичем проходило в таком вот духе:
– У вас действительно имеются следственные документы, я имею в виду помимо тех, что вы положили на стол?
– Конечно.
– Но это же преступление! Это же грабёж, просто воровство какое-то…
– Грабёж и воровство, Александр Яковлевич, совершены Генеральным прокурором СССР и его соратниками. Может быть, вы покажете опись документов и акт их приёма-передачи?
– Я требую, чтобы вы немедленно сдали нам все имеющиеся документы.
– С удовольствием. Но при одном условии.
– Каком ещё условии?
– Вы хорошо знаете. Мы уже неоднократно и письменно и устно настаивали на полной описи всех материалов уголовного дела. Вот составим акт – и передавайте дело кому угодно.
– Что вы всё твердите об этом акте. И комиссию вот настраиваете. У нас всё в полной сохранности. Вы что, не доверяете своим коллегам?
– Разумеется, и у нас для этого есть все основания.
– Я вам должен разъяснить, что умышленное сокрытие следственных материалов является уголовно наказуемым преступлением. И если вы их добровольно не сдадите, то будете привлечены к уголовной ответственности.
– Если бы имелся акт приёма-передачи дела, то сокрытие нами любых следственных документов носило бы противоправный характер. А пока такой акт отсутствует, никакого криминала нет. И вы это как юрист отлично знаете.
– Я дам команду провести у вас обыски.
– Пожалуйста. Только уведомите об этом Верховный Совет и съездовскую комиссию. Вы прекрасно знаете, что у них на рассмотрении находится наше письменное ходатайство по поводу восстановления законности и составления акта приёма-передачи дела.
– Мы проведём обыски у всех ваших родственников.
– И ничего не обнаружите. Это ваши, Александр Яковлевич, подопечные взяточники хранили свои миллионы у родственников…
Разумеется, никаких обысков не было. Только на заседании комиссии Сбоев посетовал, что Гдлян и Иванов портят всем жизнь.
Испортилось настроение не только у Сбоева. Когда 12 мая 1989 года фамилия Лигачёва была публично названа в числе лиц, фигурирующих в уголовном деле о коррупции, Егор Кузьмич очень обиделся. Он назвал это провокацией, но обратился с жалобой не в суд, а прямо в ЦК КПСС с поручением коммунисту Сухареву, своему подчинённому. Не имей мы копии показаний Усманходжаева, Сухарев, не моргнув глазом, соврал бы, что никто из подследственных никогда не упоминал фамилию Лигачёва, и был бы Егор Кузьмич жертвой провокации зловредных следователей, а Гдлян с Ивановым – клеветниками. А так кремлёвским стратегам пришлось заниматься «делом Лигачёва» аж на Пленуме ЦК, где и реабилитировали верного ленинца на посмешище всей стране. Недаром проделывать ту же операцию с Соломенцевым уже не стали. Партийного судью «отмыли» по-тихому, без сообщений в прессе и дискуссий на пленумах.
Тот факт, что мы располагали копиями важнейших документов уголовного дела о коррупции, лишил покоя и съездовскую комиссию. Вслед за Медведевым, Лубенченко, Адыловым потребовали выдать все копии следственных документов Ярин, Струков, Сулейменов, Голик, Александрин. Рой Александрович даже начал выпрашивать хотя бы список всех документов. В другой раз предложил поехать всем составом комиссии вместе с нами в любое место, где хранятся документы, и просто взглянуть на них.
В хоре голосов, поющих анафему нашей разогнанной следственной группе, прорезались новые нотки: нету никакой кремлёвской мафии, иначе Гдлян с Ивановым давно бы уже выложили карты на стол. И вообще, никаких документов у них нет. Эта мелодия зазвучала и на II съезде народных депутатов СССР.
«Исходя из презуменции невиновности…»
Эту замечательную фразу произнёс вечером 13 декабря 1989 года с трибуны II Съезда народных Депутатов Ярин, оглашая отчёт о работе комиссии. Весь пафос народного витии сводился к двум тезисам: во-первых, в высших эшелонах власти никакой коррупции не обнаружено, и, во-вторых, группой Гдляна-Иванова допускались массовые нарушения законности, но Генеральный прокурор тут ни при чём, а виноваты заместители, которые недоглядели. И ещё Ярин поведал: «…Одной из главных задач работы комиссии является проверка обоснованности обвинений в причастности к коррупции лиц из высшего партийного и государственного руководства, которые выдвинули Гдлян и Иванов в своих выступлениях на митингах и в средствах массовой информации. Однако как Гдлян, так и Иванов не представили ни Прокуратуре Союза ССР, ни общественности, ни комиссии каких-либо доказательств обвинения.
Комиссии поначалу оба они пояснили, что доказательства имеются в уголовном деле. Однако изучение материалов дела членами комиссии, независимым прокурором Мартинсоном и группой следователей, ранее входивших в следственную группу, возглавляемую Гдляном, и вызванных в Москву по его предложению, даёт основание для вывода, что в деле нет достаточных доказательств виновности лиц, которых Гдлян и Иванов в своих выступлениях неизменно называют «московскими» или «кремлёвскими» взяточниками. Имеются лишь эпизодические и противоречивые показания некоторых обвиняемых, в частности, Усманходжаева, от которых они впоследствии отказались.
Позднее Гдлян и Иванов стали публично утверждать, что якобы у них в каких-то тайниках имеются документы, изобличающие называемых ими лиц. На неоднократные предложения комиссии представить эти документы при гарантии их сохранности и, если потребуется, обнародования, Гдлян и Иванов отвечают отказом. В связи с этим комиссия не может определённо высказаться о наличии каких-либо материалов следствия, находящихся за рамками уголовного дела, или их отсутствии…»
Бог с ней, с презумпцией. Режиссёры спектакля вытворяли штуки и похлеще. Время обсуждения было назначено на 20 часов, когда депутаты уже устали и спешили завершить не в меру затянувшееся заседание. После Ярина Лукьянов предоставил слово Мартинсону, вопреки регламенту не поставив вопрос на голосование, поскольку тот не являлся народным депутатом СССР. «Независимый наблюдающий прокурор» сообщил съезду: «Я ознакомился с материалами, касающимися нарушений соцзаконности, допущенных при расследовании уголовных дел этой группой. Депутаты от Узбекистана говорили, что у них есть на этот счёт очень много сведений. Хочу сказать, что в этом деле, имеющем свыше 50 томов, действительно очень много данных о том, что имели место нарушения социалистической законности…»
«Независимый прокурор» не успел сойти с трибуны, как Лукьянов преподнёс ещё один сюрприз съезду: «У меня 26 депутатов просят только об одном: чтобы сейчас на трибуну поднялся следователь товарищ Духанин, который расследовал это дело… Давайте послушаем следователя».
Надо думать, что Духанин, не являясь, как и Мартинсон, депутатом, просто проходил случайно мимо Кремля и решил заглянуть на минутку во Дворец съездов. Ну, а раз так получилось, почему бы не поделиться с парламентариями своим мнением о злодеях-следователях, которые компрометировали КПСС, фабриковали дела на партийных лидеров.
В тот вечер Анатолий Иванович очень походил на напёрсточника с привокзальной площади. Дело в том, что несколько членов комиссии поставили свои подписи под отчётом лишь при условии, что при составлении окончательного текста будет отражена их особая позиция. Медведев и Ярин, клятвенно заверив коллег, что все замечания будут учтены, их, естественно, обманули. Понятно, что обманутые возмутились на съезде. Депутаты Сорокин и Бичкаускас не отходили от микрофонов, настаивая на выступлении. Лукьянов, который, разумеется, был в курсе разногласий в комиссии, слова им не давал, хотя только что выпустил на трибуну двух не депутатов. Более того, Анатолий Иванович не поставил на голосование требование членов депутатской комиссии и убеждал съезд, что время позднее, не сидеть же до ночи. Тем более, что один из членов комиссии уже был на трибуне, хватит, мол. А когда съезд поддержал его, Лукьянов тут же дал слово члену комиссии Адылову из Узбекистана. Что ни говори, а был Анатолий Иванович большим мастером трюков, и попадись ему какой-нибудь напёрсточник, последнему бы не поздоровилось. Слово на съезде получили и мы. Воспрепятствовать этому не смог бы даже виртуоз Лукьянов: наших выступлений требовало «агрессивно-послушное большинство». Пришлось напомнить съезду о политической подоплёке разгрома «кремлёвского дела», о незаконном освобождении от ответственности московских коррупционеров и преследовании тех, кто осмелился посягнуть на интересы мафии. Мы говорили о том, что рано или поздно придёт наше время, когда наконец-то будет дана оценка Гришиным и Романовым, Кунаевым и алиевым, когда «начнут привлекать к ответственности своих хонеккеров, чаушеску и живковых». Затронули и пресловутую проблему документов, отметив, что депутатской комиссии ничто не мешает получить все материалы дела, все подлинники у Генерального прокурора. Мы же свои копии предоставлять не намерены до тех пор, пока в соответствии с законом не будет составлена опись материалов и подписан акт о приёме-передаче дела.
Обсуждение завершилось принятием невнятного решения: «Сообщение Комиссии Съезда народных депутатов СССР … принять к сведению. Поручить комиссии продолжить свою работу и доложить окончательные выводы по данному вопросу на ближайшей сессии Верховного Совета СССР».
Ожидавшие сенсаций были разочарованы. Нас упрекали даже сторонники – почему не выложили козыри на съездовскую трибуну? Допустим, мы огласили бы один-два документа, а с учётом лимита времени на большее рассчитывать не приходилось. А что дальше? Вскоре во всех средствах массовой информации появилось бы сообщение, что «факты не подтвердились», и в результате очередного витка конфронтации на нас бы обрушились новые репрессии. Все признаки были налицо. Уже с января 1990 года началась массовая реабилитация обвиняемых по делу, которое мы вели. Верховный суд СССР вчистую реабилитировал главного идеолога узбекской компартии Абдуллаеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51