К тому же в республиках Средней Азии, Закавказья, некоторых других регионах население наперечёт знало местных миллионеров, да они часто и не скрывали своего образа жизни.
Начиная акцию в Бухаре, чекисты учли нравы, царившие на этажах власти. Первый секретарь Бухарского обкома партии А. Каримов регулярно, как и все остальные боссы его уровня, выплачивал взятки Рашидову. Внешне отношения между ними оставались ровными и, вроде бы, тёплыми, но Рашидов всегда недолюбливал Каримова. Достаточно было уже того, что этого молодого, наглого и пробивного функционера в кулуарах называли одним из возможных преемников Рашидова. Одним словом, проведение акции в Бухаре было наиболее безопасным для сотрудников КГБ вариантом, а начинать её решили с областного управления внутренних дел.
Разрабатывала операцию небольшая группа офицеров из Ташкента, согласовывая свои действия с кураторами из Москвы. В Бухаре в план был посвящён начальник областного УКГБ, его заместитель и двое сотрудников. Такая ступенчатость позволяла подстраховаться у своего начальства: в обкоме местным работникам кивать на КГБ республики, в ЦК – на КГБ СССР, дескать, решали они, мы лишь выполняли команду. Как мы увидим, подобные предосторожности не были излишними, а узкий круг участников обеспечивал надёжность сохранения информации. В поле зрения чекистов попали начальник УВД, его заместители, начальник ОБХСС Музаффаров и некоторые другие работники. В их кабинетах установили подслушивающую аппаратуру. Контролировались и записывались телефонные переговоры, периодически осуществлялось наружное наблюдение Эти оперативные мероприятия проводились около трёх месяцев.
Сотрудники КГБ доподлинно установили, что Музаффаров нажитые преступным путём ценности хранит практически открыто – держит дома в сейфе. Когда к концу апреля 1983 г. подготовка была завершена, начать операцию решили с Музаффарова и преданного ему водителя С. Буранова, с участием которого совершалось немало преступных сделок. Взять же Музаффарова с поличным можно было в любой день – взятки шли конвейером.
26 апреля 1983 г. из Ташкента в Бухару прибыла молодая женщина похлопотать об условно-досрочном освобождении некоего осуждённого, содержащегося в одной из спецкомендатур Бухары. Знакомые посоветовали ей обратиться к всемогущему Музаффарову. Тот принял женщину в своём кабинете. Просительница явно произвела на него впечатление. Не пропускавший ни одной юбки Ахат заёрзал на месте… Но надо было срочно ехать в Ташкент по поручению начальства. Окинув посетительницу похотливым взглядом, он деловито сообщил, что потребуется 1 000 рублей, и вопрос можно будет решить на следующий день. Тут же вызвал подчинённого, которому приказал устроить женщину в гостиничный люкс.
В ожидании высокого покровителя просительница поняла, что кроме тысячи последуют ещё и вполне определённые домогательства Музаффарова. Она же не была готова ни к тому, ни к другому. Могла бы просто уехать, но, как значится в протоколе допроса, «была возмущена поведением Музаффарова, поэтому обратилась в КГБ». Там её выслушали, предложили написать заявление и подробно проинструктировали, как нужно действовать. Вручили ей 1 000 рублей в газетном свёртке. Все купюры были предварительно переписаны в протокол. О передаче денег она должна была известить оперативных работников.
Операция началась. 27 апреля 1983 г. во второй половине дня просительница, а теперь уже заявительница, встретилась с Музаффаровым и вручила ему свёрток с деньгами. Ахат попытался любезничать, но женщина попрощалась и ушла. Музаффарова это нисколько не обескуражило и не встревожило: мало ли баб! У него своих дел хватает. Женщина между тем сообщила чекистам о передаче денег – в это время в Бухаре уже находилась группа сотрудников из Ташкента.
Взять Музаффарова решили не в УВД, – мало ли как там всё сложится, да и шум поднимется, – а в более укромном месте по дороге в Ромитан: уже знали привычку Ахата отвозить получаемые взятки домой, так что свёрток с деньгами скорее всего будет при нём. Вскоре Музаффаров отправился домой на служебной автомашине, за рулём которой сидел его верный Садулло. По дороге, подальше от посторонних глаз, Музаффарова с Бурановым задержали и на разных автомашинах доставили в Бухару в новое здание областного УКГБ.
Одновременно начались обыски. Всего у Музаффарова было изъято ценностей на сумму полтора миллиона рублей. В домашнем сейфе оказалось 1 131 183 рубля, монеты, золотые изделия. В ту же ночь Музаффарова и Буранова порознь доставили в Ташкент и поместили в следственный изолятор КГБ УзССР. Расследование возглавил начальник следственного отдела – полковник А. Ганиходжаев.
Музаффаров оказался припёртым к стенке. При обыске у него изъяли свёрток с переписанными купюрами. Молчать под тяжестью таких улик было бы просто глупо. И он решил бороться за жизнь. Чистосердечное раскаяние оставляло, по его мнению, единственный шанс. Музаффаров лихорадочно писал «явки с повинной», уточнял и дополнял фамилии, адреса, суммы взяток. Конечно, смягчал в выгодном для себя свете некоторые обстоятельства, утаивая имена высокопоставленных соучастников, например, Каримова. Из бесед со следователем он понял, что продолжительное время был «под колпаком», что информация о нём собрана обширная. Поэтому с каждым допросом становился всё разговорчивее и откровеннее. Это позволило в первые же дни закрепить успех и расширить рамки следствия. Был задержан директор Бухарского горпромторга Ш. Кудратов. Тесно связанный с Музаффаровым и Каримовым, он также беззастенчиво и нагло обирал своих подчинённых. «Закон – это я, Шоды Кудратов», – любил поговаривать этот взяточник. По имевшейся у сотрудников КГБ информации, значительную часть своих богатств он также хранил по месту жительства. В его доме и на приусадебном участке три дня продолжался обыск. Изъяли более полумиллиона рублей наличными и несколько стеклянных фляг с ювелирными изделиями, золотыми монетами, другое имущество. Всего на сумму более четырёх миллионов рублей.
Итак, начало прошло успешно, как говорится, без сучка – без задоринки. Было о чём докладывать в Москву. Одновременно решился вопрос о передаче уголовного дела Прокуратуре СССР – в противном случае местная прокуратура спустила бы его на тормозах. Вместе с тем договорились, что передача дела состоится лишь в конце мая – начале июня 1983 г. Руководство КГБ обосновывало эту отсрочку необходимостью закрепить результаты первого этапа работы, расширить рамки расследования.
Это была первая и очень серьёзная ошибка. В КГБ всегда был сильный оперативный аппарат, который мог работать весьма эффективно. А вот следствие являлось самым уязвимым местом. Причин тому несколько. Штаты в следственных подразделениях КГБ раздувались, а уголовных дел было немного, особенно в глубинке. Шпионы там почему-то не появлялись. Вот и пробавлялись следователи мелочёвкой: диссидентами, правдолюбцами разными, религиозными деятелями. Некоторые годами самостоятельно не занимались расследованиями, выполняя лишь отдельные поручения руководства, и поэтому к тяжёлой рутинной работе многие из них не были готовы ни профессионально, ни морально, ни физически. Являясь составной частью ведомства, где доминировали оперативные службы, следственные подразделения, как правило, были лишь оформителями того, что добывали оперативники. И те и другие являлись офицерами, подчинялись воинской дисциплине и приказам начальства, которое руководило и оперативно-розыскной деятельностью, и следствием. Самостоятельность последнего, естественно, была весьма призрачной. Кроме того, следователи и оперативники госбезопасности не имели опыта борьбы с коррупцией, хищениями, приписками и другими проявлениями организованной преступности, вторгались в эту сферу нечасто, от случая к случаю, а когда это происходило, проводили лишь неотложные следственно-оперативные мероприятия и были обязаны передать материалы дела по подследственности в прокуратуру. Отсюда и недостаточная компетентность в закреплении доказательственной базы, да и ответственность далеко не та, когда знаешь, что дело будет передано другому хозяину и отвечать за его дальнейшую судьбу будет кто-то иной. Поэтому чем быстрее материалы будут переданы в прокуратуру, чем быстрее в дело вступят профессионалы, тем благоприятнее это отразится на расследовании. Однако в могущественном ведомстве не принято было критично осмысливать свою работу, дескать, всё можем провести самостоятельно, сами с усами.
Одним словом, не рассчитали в КГБ республики свои силы и возможности. Ведомственные амбиции и политическая конъюнктура взяли верх над интересами следствия. Начали хорошо, но своевременно не передав дело в союзную прокуратуру, потеряли темп. После ареста Музаффарова и изъятия его богатств в Бухаре и области заколыхалась вся мафиозная паутина, растаскивались по надёжным местам преступно нажитые капиталы. В чемоданах и вьюках, на ослах и автомашинах, самолётами и поездами развозились ценности. Даже мальчишки не остались в стороне, перенося в карманах наиболее дорогостоящие бриллиантовые изделия, золотые монеты. Бумажные деньги сжигали по ночам в кострах. В течение трёх дней вывез все остатки ценностей и значительную часть имущества первый секретарь обкома партии Каримов. Самым самонадеянным оказался Кудратов, за что и поплатился. Но после результативного обыска у него в доме больше никто в Бухаре не рисковал. Всё было укрыто по дальним кишлакам, часто маленькими партиями во многих местах. Начальник УВД А. Дустов вывез даже недорогие ковры, оставив на стенах лишь гвозди. Арест Музаффарова и Кудратова переполошил мафию, которая готовилась к обороне.
Паутина дрогнула
Первые атаки чекистов вызвали озабоченность в штабе мафии – ЦК Компартии Узбекистана.
Рашидова, естественно, беспокоил вопрос: кто санкционировал эти акции? В Бухарском обкоме о них ничего не знали, не был в курсе и административный отдел республиканского ЦК. Наконец, выяснилось, что свои действия председатель КГБ Мелкумов согласовал со вторым секретарём ЦК Л. Грековым. В соответствии с традиционно существовавшим институтом партийного наместничества пост второго секретаря ЦК в республиках занимал русский, который считался «глазами и ушами» ЦК КПСС. Он же курировал правоохранительные органы. Греков как мог приспосабливался к политике Рашидова, угодничал перед ним, но так и не стал до конца своим человеком. Почувствовав с приходом Андропова новые тенденции в политике, шаткость положения Рашидова и его скорое падение, Греков попытался действовать более независимо. Этим и объясняется его благосклонное отношение к активизации усилий госбезопасности, согласие на проведение акции в Бухаре. Но Греков просчитался, недооценив силу рашидовского клана, его позиций в Центре. Более дальновидный Рашидов почуял, какую опасность таит пребывание в республике московской следственной группы, понимал, куда поведут нити следствия. Поэтому он добился того, что уже в конце мая 1983 г. Греков был смещён с поста второго секретаря ЦК Компартии республики, а освободившееся кресло занял преданный ему Т. Осетров.
Начались гонения и на Мелкумова. Его ссылки на Москву, на вышестоящее руководство были для Рашидова неубедительны. Он понимал, откуда ноги растут. Преданные люди получили задание прослеживать каждый шаг председателя КГБ, собирать на него компромат.
В этих условиях тем более было важно как можно быстрее передать дело в Прокуратуру СССР, получить в лице следственной группы ещё одного союзника. Но возобладали не интересы дела, а затронутое профессиональное самолюбие. Как же, заверили Москву, что будет раскручено крупное дело, и остановиться на полпути?
В начале июня 1983 г. Мелкумов попросил ещё на пару месяцев отсрочить передачу дела в союзную прокуратуру под предлогом проведения новых операций. В первой декаде июня с привлечением больших сил КГБ и военнослужащих было проведено более 40 одновременных обысков у разных лиц по «бухарскому делу». Были арестованы начальник УВД Бухарского облисполкома Дустов, начальник областного управления материально-технического снабжения Д. Шарипов, сотрудники ОБХСС Б. Гафаров и Н. Джумаев, председатель райпо М. Базаров.
Непрофессионализм следователей и оперативников госбезопасности проявился в этой операции в полной мере. Более бесполезной и даже вредной акции трудно себе представить. Десятки обысков дали нулевой результат: после ареста Кудратова и Музаффарова в особняках мафиози было хоть шаром покати. Серьёзно рисковали следователи и с новыми арестами. Основанием для взятия под стражу являлись лишь показания Музаффарова да некоторые косвенные улики. Конечно, была обширная и многократно проверенная оперативная информация, но её к делу не подошьёшь. Доказательств для предъявления обвинения оказалось крайне мало. Более того, в спешке забыли о депутатском статусе одного из арестованных. Были и другие просчёты. Кстати, при разгроме дела в 1989 г. ответственность за все эти недостатки возложили на нашу следственную группу.
Непрофессионализм, тактические просчёты не могли не отразиться на позиции обвиняемых. Всего по делу было арестовано 8 человек, из них лишь Музаффаров давал развёрнутые показания, изобличал соучастников. Ещё двое частично подтверждали несколько преступных эпизодов, о которых рассказывал Музаффаров. Дустов, Кудратов, Шарипов и остальные обвиняемые твердили о своей невиновности. Новых доказательств в деле не появлялось. Расчёты следователей заполучить свидетельскую базу в Бухарской области не оправдались. Не дали результатов и допросы тех, от кого, как показывал Музаффаров, он получал взятки. Они молчали. Следствие не только постепенно теряло темп, но и заходило в тупик. Не удавалось реализовать и многочисленную оперативную информацию. Тем не менее в Москву шли бодрые рапорты об успешном расследовании «бухарского дела».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51