Тут у Роя Медведева и вовсе опустились руки, и про дело Чурбанова забыли.
Взялись было за жалобы на произвол следствия, поступившие от обвиняемых и их взяткодателей, родственников и хранителей ценностей. Оказалось, что даже поверхностный анализ этих как под копирку составленных посланий показывал, что все они хлынули из Узбекистана лишь после создания комиссии ЦК КПСС во главе с Пуго. Никакого доверия эта инспирированная акция, естественно, не вызывала. Наоборот, выводы напрашивались прямо противоположные.
Заслушивали на заседании комиссии Генерального прокурора Сухарева и его первого заместителя Васильева и, как ни бились, не могли получить от них вразумительного ответа на один очень важный вопрос: почему не был составлен акт приёма-передачи дела от Гдляна вновь назначенному руководителю следственной группы Галкину.
Тут надо напомнить, что в начале мая 1989 года материалы дела были захвачены у нас насильно. А ведь этих документов было более тысячи томов, У нас в подотчёте находилось множество вещественных доказательств, крупные ценности, исчисляемые десятками миллионов рублей. Любой табунщик знает, что если не пересчитал стадо, не составил документ, подписанный прежним пастухом, то за любую недостачу будет отвечать он и только он. Неужели понятные пастуху прописные истины были недоступны Сухареву и его подчинённым? Отнюдь. Они всё прекрасно понимали. Но им очень не хотелось, чтобы такая опись материалов составлялась. Её отсутствие развязывало руки Сухареву и компании. И своего они добились: одни документы уничтожались, другие прятались по сейфам, некоторые частично использовались. В такой ситуации очень легко объявлялись недоказанными сотни эпизодов, прежде не вызывающие сомнений, исчезали изобличительные показания на московских мздоимцев, а пресловутое «дело следователей» можно было шить играючи.
Поскольку Генпрок игнорировал наши требования, мы неоднократно в письменном виде информировали об этом комиссию, настаивая на составлении описи всех материалов дела. Некоторые депутаты просто недоумевали, почему так упорствует Сухарев, что мешает ему пойти на этот шаг – хоть и через два месяца? А если завтра обнаружится пропажа ценностей или каких-либо документов, кто будет отвечать? Но Генеральный прокурор был твёрд, как скала. Впрочем, очень скоро даже самые наивные в комиссии поняли, где зарыта собака.
Наиболее ярко высветилась Сухаревская позиция после изучения прекращённого дела Смирнова. Полтора месяца Струков и Александрин штудировали следственные документы. Смирнова «отмазывали» столь поспешно, дело ломали столь примитивно и грубо, настолько всё было шито белыми нитками, что не могло не вызывать чувства возмущения даже у тех членов комиссии, которые не испытывали к нам никакого расположения. Вывод комиссия сделала категоричный: дело Смирнова прекращено незаконно, необоснованно и должно быть возобновлено его дальнейшее расследование.
Наша позиция, которую мы упорно отстаивали в комиссии, была такова. Кремлёвская верхушка признала политической ошибкой прежнюю кампанию против региональных мафиозных кланов и свернула борьбу с коррупцией во властных структурах. Все крупные расследования в стране локализованы либо свёрнуты. Расследуемое нами уголовное дело осталось единственным исключением, и его давно постигла бы та же судьба, что и других, если бы не широкая общественная поддержка снизу. А поскольку угроза разоблачений для высшей элиты становится всё более реальной, на непокорную следственную группу бросили всю мощь репрессивного аппарата: Прокуратуру, Верховный суд, КГБ, МВД, организовали шельмование в средствах массовой информации. Посмотрите, убеждали мы членов комиссии, как всё это происходило поэтапно. Сначала нас отстранили от руководства группой, передав дело послушному Галкину без оформления акта приёма-передачи материалов. Все подследственные прошли обработку в КГБ, где им помогли «вспомнить», что они никогда никаких взяток не брали и не давали, после чего было заявлено: никаких подозрений по части коррумпированности высшего эшелона партийно-государственной власти не было и нет. А чтобы не оставалось сомнений, 22 мая реабилитировали Смирнова – на тот момент единственного работника ЦК КПСС, которого нам удалось привлечь к уголовной ответственности. Далее разогнали костяк следственной группы и освободили из под стражи Осетрова, Орлова, Умарова, Раджабова, Джаббарова и других обвиняемых из числа Делегатов XIX партконференции, или лиц, когда-либо работавших в ЦК КПСС. И, наконец, доказывается, что никакой мафии в Узбекистане не было и нет. С этой целью дело раздробили на части, в результате чего целостная мафиозная паутина предстала в виде «отдельных негативных явлений». Продолжается реабилитация некоторых партийных боссов, остальным объёмы обвинения искусственно сокращаются в десятки раз.
Если прежде весь этот правовой беспредел творился под прикрытием комиссии ЦК и Президиума Верховного Совета СССР, то разгром дела сегодня завершается уже за ширмой съездовской комиссии. Неужели вы не видите, вопрошали мы членов комиссии, что происходит за вашей спиной? Что на месте дела о коррупции в высших эшелонах власти, как после пожарища, остаются одни головёшки? С другой стороны, неужели не очевидна незаконность «дела следователей»? Разве требуется юридическое образование для понимания того, что один из участников обоюдной драки не может вести следствие в отношении другого? Допустим, что деятельность следственной группы была «преступной». В таком случае не являются ли Генеральный прокурор и его команда соучастниками преступления – ведь с их санкции и под их руководством расследовалось дело, интерпретируемое ныне как сплошное «нарушение законности»?
Отмахнуться от множества подобных вопросов было уже невозможно, недовольство стали проявлять даже привыкшие стоять навытяжку члены комиссии.
Скандал разыгрался после того, как на заседании комиссии в конце июля 1989 года заслушали первого заместителя Генерального прокурора Васильева. После того, как с ним попрощались, давно назревавшее недовольство выплеснулось наружу. «Он не ответил ни на один вопрос, прокуратура просто издевается над нами»,– возмущался один. «Прокуратура делает из комиссии пособников своих неправомерных действий», – горячился другой. «Мы все становимся преступниками, раз не пресекаем этот произвол. А потом недоумеваем, почему идут забастовки, негодует общественность на митингах», – кипятился третий. Напрасно Рой Медведев пытался утихомирить разгневанных депутатов, зачитывая подготовленный им проект сообщения в газету «Известия» о том, что комиссия что-то уже сделала, что-то ещё собирается предпринять. Но председателя уже не хотели слушать. Комиссия решила незамедлительно поставить перед Верховным Советом три вопроса: об отстранении Сухарева от надзора за делом; о необходимости прекращения либо приостановления «дела следователей»; о возобновлении следствия по делу Смирнова. С сообщением поручили выступить Бичкаускасу.
Это сообщение, конечно, уже более сухое и несколько сглаженное, прозвучало на заседании сессии Верховного Совета СССР 1 августа 1989 года. Напомним фрагменты его выступления по стенограмме.
«…25 мая с.г. в первый день работы Съезда народных депутатов СССР, когда нетрудно было предвидеть возможность создания специальной комиссии Съезда, Прокуратура Союза ССР возбудила уголовное дело по жалобам о нарушениях законности, якобы допущенных при расследовании уголовных дел в Узбекской ССР. Фактически это замаскированное уголовное дело в отношении отстранённых отдела следователей Гдляна и Иванова. Комиссия считает, что производство расследования по данному уголовному делу во время и параллельно с работой комиссии является, по меньшей мере, некорректным по отношению к Съезду, который уполномочил комиссию, кроме прочего, проверить и возможные нарушения законности следственной группой. Более того, специфика уголовных дел о взяточничестве даёт основание полагать, что этим расследованием в какой-то мере наносится ущерб и основному уголовному делу № 18/58115-83 о коррупции, взяточничестве и злоупотреблениях служебным положением ряда ответственных должностных лиц. Комиссия считает нужным предложить Прокуратуре Союза ССР приостановить следствие по уголовному делу о нарушении законности, или же вообще отменить постановление о возбуждении уголовного дела, и передать все собранные материалы в распоряжение комиссии для принятия окончательного решения.
…Кроме прочего, членами комиссии, следственными и судебными работниками было изучено уголовное дело в № 18/58115-83 в части, касающейся бывшего заведующего сектором Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС Смирнова, который 11 января 1989 года был арестован по обвинению в получении взяток в особо крупных размерах неоднократно. 22 мая 1989 года, то есть накануне Съезда народных депутатов СССР, уголовное дело в отношении Смирнова было прекращено, и он освобождён из-под стражи. Комиссия, обсудив заключение, считает, что уголовное дело прекращено преждевременно, поспешно и без достаточных для этого оснований. (Аплодисменты). Основная часть эпизодов в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства практически не исследована. Комиссия обращает на это внимание как Верховного Совета СССР, так и для принятия соответствующих мер Прокуратурой Союза ССР.
…Генеральный прокурор СССР товарищ Сухарев, которому, возможно, и необоснованно выдвигается обвинение в нарушении законности со стороны Гдляна и Иванова, который уже выразил своё мнение в заключении комиссии Президиума Верховного Совета СССР, объективно не может считаться лицом, полностью незаинтересованным. По этим же причинам пока наверняка нельзя считать полностью незаинтересованными следователей товарищей Гдляна и Иванова, которые настаивают на восстановлении их в руководстве делом… Постановлением Верховного Совета СССР следует назначить по данному уголовному делу специального прокурора из числа прокурорско-следственных работников, не состоящего в настоящее время на службе в Прокуратуре Союза ССР, которому поручить высший надзор за дальнейшим расследованием этого конкретного дела о коррупции. Указанный специальный прокурор в своей работе был бы подотчётен непосредственно Верховному Совету через комиссию Съезда народных депутатов СССР и ответственен лишь перед ним. Думается, что такое решение должно бы прекратить разные и, возможно, необъективные кривотолки о развале дела, причастности к этому Прокуратуры Союза ССР, успокоить тревоги трудящихся относительно дальнейшей судьбы дела. (Аплодисменты)».
Горбачёв, который председательствовал на заседании, оказался в щекотливом положении. Комиссия поставила три вопроса, которые, в соответствии с регламентом, он был обязан сформулировать и поставить на голосование. Даже хотя бы в виде рекомендации обратить внимание прокуратуры на вывод комиссии. Однако покровителям мафии явно не улыбалось прекращение или даже приостановление сфабрикованного «дела следователей». Обижать взяточника Смирнова – верного товарища по ленинской партии, которому он вскоре предоставит слово на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС, Михаилу Сергеевичу также очень не хотелось. Как и отстранять Сухарева, беспрекословно выполнявшего все требования кремлёвской верхушки.
Впрочем, Горбачёв не был бы Горбачёвым, признанным мастером политических трюков, если бы не выкрутился и на сей раз. Порассуждав о том, что оснований для недоверия Генеральному прокурору нет, поскольку его утвердил Съезд, заболтав суть вопросов, высказанных на сессии комиссией, он в результате поставил на голосование лишь одно предложение: о назначении независимого прокурора по надзору за делом о коррупции. Такое решение сессия и приняла. Напоследок Михаил Сергеевич распорядился не транслировать по телевидению и не публиковать в печати ни сам ход обсуждения предложений, ни принятое решение. Милостиво разрешил предать огласке только невнятное выступление Роя Медведева о том, что комиссия, мол, работает, что-то уже изучила, и процесс пошёл.
Однако выполнение даже этого решения Верховного Совета не входило в планы поборников социалистической законности. Отстранение Сухарева и появление нового надзирающего прокурора могло затруднить дальнейшее уничтожение уголовного дела N18/58115-83, а точнее, тех обломков, которые от него остались. Вовсе не случайно Горбачёв заботливо скрыл от общественности обсуждение вопроса в парламенте. Его ближайший сподвижник Лукьянов виртуозно завершил хитроумную комбинацию. Из числа отставных военных прокуроров нашли проверенного товарища – Э. Мартинсона. Решением Президиума Верховного Совета СССР он был назначен «независимым наблюдающим прокурором», и в конце сентября 1989 года прибыл в распоряжение комиссии.
Для непосвящённых в тонкости юриспруденции читателей поясним трюк выдающихся советских юристов Горбачёва и Лукьянова. Дело в том, что «надзирающий прокурор» наделён властными полномочиями, притом, немалыми: осуществляя надзор за следствием, он определяет ход расследования; даёт письменные указания следователю, обязательные к исполнению; санкционирует отдельные следственные действия – аресты граждан либо освобождение арестованных из-под стражи, обыски и т.п.; утверждает обвинительные заключения; разрешает жалобы. В отличие от него – «наблюдающий прокурор» есть камуфляж, и не более. Законодательством даже не предусмотрено такой фигуры в уголовном процессе. У него нет никаких рычагов влияния на расследуемое дело. С таким же успехом «наблюдающим прокурором» может объявить себя любой прохожий на улице: он ведь тоже со стороны наблюдает, как торгуют мороженым, или идёт дождь. Только вот реально воздействовать на происходящее не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51