Кузьма Филимонович Белоконь
В пылающем небе



Кузьма Белоконь
Герой Советского Союза

В ПЫЛАЮЩЕМ НЕБЕ
Документальная повесть

Однополчанам – живым и павшим
в боях с немецко-фашистскими
захватчиками посвящаю
Автор

Работая над этой книгой, я стремился рассказать о героических буднях моих товарищей, с которыми в суровые годы Великой Отечественной войны «хлеб и соль делили пополам». После выхода в свет первого и второго издания книги «Суровое небо» близкие и родные моих погибших товарищей узнали о том, как они сражались и отдали жизнь за Родину. Я получил очень много писем от однополчан и незнакомых мне ветеранов войны, читателей старшего поколения и школьников, рабочих, студентов. Письма… Они шли и шли. Их авторы просили написать больше о боевых делах летчиков в тяжелый период отступления, рассказать о товарищах, которые первыми встретили врага и погибли смертью героев в самом начале долгой войны, не успев получить наград и высоких званий. Я решил выполнить эти пожелания, заранее зная, что дело не из легких. Именно эти письма и долг перед светлой памятью погибших боевых товарищей вдохновляли меня при работе над книгой «В пылающем небе». Я хотел, чтобы о моих однополчанах, погибших и живых, узнало как можно больше людей нынешнего поколения. Если это мне удалось, то свой долг я в какой-то мере выполнил.

Часть первая
Это было до победных салютов

На новый самолет

Вот и промчались три года учебы в Сталинградском военном авиаучилище летчиков. Мы – вчерашние курсанты стояли в строю в ладно подогнанных темно-синих костюмах, затянутых скрипучими ремнями с портупеями, в белоснежных рубашках с галстуками, в начищенных до блеска хромовых сапогах. На голубых петлицах у каждого красовалось по два «кубаря». Начальник училища полковник Иван Константинович Нечаев зачитал приказ Наркома о присвоении воинских званий и направлении для прохождения дальнейшей службы. Одни оставались в школе инструкторами, другие – уезжали в летные части. Я был в числе «других». На следующий день с самого утра начались объятия, пожелания успешной службы, обмен домашними адресами – молодые военные летчики разъезжались в разные концы страны.
Пасмурным ноябрьским утром 1940 года мы, пять лейтенантов, приехали в Киев и прямо с вокзала направились на аэродром Жуляны, в штаб 227-го легкобомбардировочного авиаполка. Командир полка полковник Г. П. Турыкин принял нас очень тепло и после короткой беседы, которая носила обычную в таких случаях форму вопросов и ответов, заключил:
– Лейтенант Белоконь, в первой эскадрилье будете, у майора Колокольникова.
Уже через десять минут я стоял перед широкоплечим среднего роста майором. Во время разговора он то и дело левой рукой отбрасывал назад непокорные, черные как смоль волосы, которые все время сползали на спокойные карие глаза. Глуховатым голосом Колокольников спросил, на каком самолете закончил училище, большой ли имею налет часов, поинтересовался семейными делами. Я чувствовал, что беседа подходит к концу, и мысленно уже собрался уходить, но тут майор неожиданно спросил:
– В отпуске был?
– Нет, – говорю, – не был.
– Тогда устраивай дела с квартирой и оформляй отпуск.
Через два дня я умчался в родное село Юрченково на Харьковщине. Несмотря на частые метели и снежные бураны, декабрь и начало января пролетели дома быстро, и я снова в полку.
Еще в пути от таких же молодых летчиков, как и сам, узнал, что издан приказ Наркома: кто не дослужил, будучи курсантом, до положенного в авиации срока, обязан дослужить на правах солдата срочной службы. Мне тоже пришлось два «кубика» лейтенанта заменить на «пилу» старшины и перейти на казарменное положение. Мы с недельку поворчали – ведь никому не хотелось после лейтенанта в сержантах и старшинах ходить, – но последовавшие вслед за этим события оттеснили на задний план личные огорчения.
Перед строем личного состава всех пяти эскадрилий полковник Турыкин зачитал приказ, из которого следовало, что полк получает новые самолеты – Су-2. Поставлена задача: в кратчайший срок переучиться на этих машинах.
– Летать придется с большим напряжением сил, – говорил командир полка. – Выполнить программу переучивания в срок и без летных происшествий – вот наша главная задача.
Через несколько дней учеба пошла полным ходом. Хотя программа была очень сжата, все считали себя на седьмом небе: ведь скоро получим современный самолет! Правда, сначала мы имели скудное представление о Су-2, но все равно радовались – он же новинка в авиации.
…Идут занятия летчиков. Преподаватель диктует множество цифр: размах крыла, средняя аэродинамическая хорда, углы отклонения элеронов и триммеров. А дальше пошло: степень сжатия, зазоры клапанов, ход поршня, порядок работы цилиндров…
Хотя на улице еще зима, но от раскаленного камина и тесноты в классе невыносимая духота. Раскрасневшиеся летчики, прижавшись друг к другу, старательно записывали в тетради поток цифр.
– Федя, в полете ты забыл расстояние от верхней мертвой точки поршня до нижней – твои действия? – шепчет лейтенанту Громову летчик Колобков.
– Товарищ Колобков, встать! Почему нарушаете дисциплину? – скомандовал преподаватель.
Иван нехотя встал, заложил пальцы за ремень, провел ими за спину, расправляя гимнастерку, и, переминаясь с ноги на ногу, с серьезным выражением лица сказал:
– Да это я, товарищ воентехник второго ранга, спросил лейтенанта Громова, что он будет делать в полете, если забудет расстояние от верхней мертвой точки поршня до нижней.
Класс грохнул. Преподаватель растерянно посмотрел на Колобкова, не зная, как выйти из положения, но потом переждал, пока «ученики» успокоятся, нашел в конспекте место, на котором остановился, и, как будто ничего не произошло, спокойно объявил:
– Продолжаем занятие.
По мере изучения характеристики самолета, его летных качеств, вооружения рождались разные мнения о нем. – Вот это самолет! – собравшись в круг, рассуждали летчики. – Кабина закрыта, зимой хоть в майке летай, не то, что на Р-пятом. На нем, бывало, только глаза мехом не закутываешь, а все равно тебя морозишко проберет до костей. А здесь – благодать! А вооружение! Подумать только: четыре ШКАСа ШКАС – авиационный скорострельный пулемет конструкции Б. Г. Шпитального и И. А. Камарицкого.

у летчика, один у штурмана, да еще бомбы. Чего еще надо?
В стороне стоял лейтенант Колобков. Внешне безучастный к этому разговору, оказывается, он прислушивался очень внимательно и имел о самолете Су-2 свою точку зрения.
Иван Колобков отличился еще на Халхин-Голе. Будучи авиационным механиком самолета, во время боевых действий под огнем японских самураев он исправил поврежденную в бою «чайку» (так назывался наш истребитель-биплан с убирающимися в полете шасси) и был награжден медалью «За боевые заслуги». Позже поменял специальность – стал летчиком.
Иван уже тогда учился сопоставлять сильные и слабые стороны своей и вражеской авиации. Сейчас его тревожило, что установленный в кабине штурмана пулемет – недостаточно эффективное оружие против истребителей вероятного противника – гитлеровской Германии. Беспокоила и слабая броневая защита летчика, а у штурмана ее и вовсе не было. Но Колобков не только не высказывал своих опасений товарищам, он боялся признаться в них даже самому себе.
Листки календаря отсчитывали первые дни марта, а разгулявшейся метели, казалось, не будет конца. Снежные вихри носились по улицам города, наметая большие сугробы, бросая колючий снег в лица прохожих.
В эти дни на летном поле аэродрома непрерывно, днем и ночью, урчал трактор, таскавший за собой волокуши, но подготовленная взлетная полоса тут же снова заносилась снегом. Полковник Турыкин был не в духе: из-за такой кутерьмы в природе невозможно выполнить в срок программу летной подготовки. А он даже в мыслях не допускал этого.
Наконец метель прекратилась. К утру небо очистилось от облаков, теперь оно было глубокое и голубое-голубое. Под яркими лучами солнца искрились сугробы причудливо-сказочной формы. И так хотелось, чтобы природа оставила их навсегда нетронутыми. В перерыве между занятиями летчики и штурманы гурьбой высыпали из классов и, как когда-то в школе мальчишками, заиграли в снежки. Больше всех старался Громов. С Федей мы подружились с первых дней службы в полку. Каждый раз при встрече он первым делом спрашивал: «Ну, как дела, браток?». «Браток» было его любимым словом. Сейчас он, видимо, вспомнил свое детство на Волге и так увлекся этой азартной игрой, что его каштановые, всегда зачесанные назад волосы рассыпались, продолговатое лицо от широкой улыбки округлилось, радостью светились его серые, открытые, простодушные глаза. Он увлеченно бросал снежки по взлетающей вверх шапке-ушанке. Тут же был объявлен конкурс на лучшего снайпера по летящей мишени. В конце перерыва мы быстро подвели итоги, и победителю Громову был вручен приз – пачка папирос «Пилот».

* * *

Наступили теплые солнечные дни. Звенела капель, снег быстро чернел и становился ноздреватым.
Программа изучения Су-2 по схемам и плакатам заканчивалась. Мы ожидали практических занятий непосредственно на самолете. Командир полка целыми днями находился на аэродроме. Вместе с летчиком-инструктором он дождался погожего дня, чтобы получить провозные полеты и вылететь самостоятельно. Первые два полета по кругу и один в пилотажную зону Пилотажная зона – воздушное пространство над характерными наземными ориентирами, где отрабатывается техника пилотирования.

с инструктором Турыкин провел так, будто он на Су-2 налетал уже не один десяток часов. «Вот это летчик! – наверное, восхитился инструктор. – Что же ему показывать-рассказывать, если он летает, как зверь». А вслух сказал:
– Ну, товарищ полковник, думаю, хватит нам вдвоем утюжить воздух, – и, улыбаясь, добавил: – Может быть, мешок с песком привязать на сиденье, как при первом самостоятельном вылете курсанта? – и оба рассмеялись.
В этот день Турыкин более десятка раз слетал по кругу, дважды был в зоне. Через день он и инструктор поменялись ролями: теперь в кабине инструктора сидел Турыкин, а «необученный летчик» впереди. К вечеру командир полка уже был подготовлен к вывозке командиров эскадрилий.
Весна на Киевщине выдалась тогда дружная: быстро земля очистилась от снега, на летном поле сквозь прошлогоднюю сухую траву живо пробивались нежные, свеже-зеленые стебельки. В безоблачном небе ярко светило солнце, щедро согревая землю, пробудившуюся от зимнего сна. Зазеленели поля, разбухали на деревьях почки, весело насвистывали скворцы – все оживало, тянулось к солнцу, к жизни!
И аэродром напоминал сейчас растревоженный улей. Возле самолетов суетились техники, мотористы, оружейники. Начальник штаба полковник А. А. Семенов торопил штабников: в кузов машины вкладывались палатки, амуниция, в службах утрясались вопросы перевозки оружия и множество других. Летчики и штурманы тащили к стоявшей возле штаба машине чемоданы с немудреными пожитками: выходным обмундированием, туалетными принадлежностями.
– Не забудьте на чемоданах прикрепить бирки с фамилиями, а то потом дня не хватит, чтобы разобрать их, – напоминал начштаба.
– А чего тут хитрого? Бери, какой побольше да поновее, и быстро в свою палатку, – подмигнув товарищам, засмеялся Громов.
Настроение у всех было превосходное. А какое же оно могло быть? Все летчики вылетели самостоятельно на новом самолете в срок и без летных происшествий. А сейчас полк убывает в лагерь, где все лето летный состав будет совершенствовать свое мастерство. Придется потрудиться всем – не только летчикам и штурманам, но зато осенью, по окончании лагерного периода будут подведены итоги, определены места, отмечены лучшие экипажи, проанализированы недостатки. Но это будет потом. А сейчас полк готов к перебазированию в лагерь.
После перелета на аэродром Бородянка первый день был отведен на благоустройство лагеря. Работа шла дружно и весело. К вечеру все было готово, и теперь вчерашнего поля не узнать: на стоянках ровными рядами выстроились новенькие Су-2, натянуты белоснежные палатки в два ряда, расчищены и присыпаны желтым песком дорожки. В стороне от центральной аллеи выделялись две огромные палатки: одна для занятий, вторая – для штаба. Рядом с ними три – для командиров эскадрилий. Громов, Колобков и я разместились в одной палатке.
На следующий день, когда было еще темно, аэродром наполнился сильным металлическим гулом моторов. В одном месте стоянки он нарастал, переходя в мощный рев, в другом – постепенно затихал. Вырывающиеся из выхлопных патрубков красно-голубые языки пламени проносились вдоль фюзеляжа, освещая суетившихся техников, и тут же мгновенно исчезали. Шла подготовка самолетов к первым полетам на лагерном аэродроме. А когда огромный красный диск солнца выполз из-за горизонта, взлетел первый самолет. Полковник Турыкин сделал круг над аэродромом и ушел в зону пилотирования. Через полчаса он классически сел точно у посадочного «Т», зарулил на линию предварительного старта, и, освободившись от привязных ремней и парашютных лямок, легко соскочил с плоскости.
– Погода отличная, начинаем полеты согласно плановой таблице, – в явно приподнятом настроении обратился он к летчикам.
И потекла лагерная жизнь по своему давно кем-то проложенному руслу: с рассвета до обеда летала первая смена, вторая готовилась к полетам. Во второй половине дня смены менялись ролями.
Неопытному глазу могло показаться, что на летном поле сплошная чехарда: одни самолеты, как жуки, ползут по земле, поднимая облака пыли, другие взлетают, иные почему-то «ходят» над аэродромом или, оторвавшись от земли, улетают в разных направлениях и растворяются в белесом мареве.
На самом же деле здесь все было продумано, до минут рассчитано, каждый четко знал и строго выполнял свои действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42