– А я отвечу тебе, Исмат, что это признак пророка. Ты видел крошечную долю того, что видел я, но я с первого взгляда понял, кто передо мной.
Другой вождь, возрастом младше Исмата и старше Рафига, прищурил темные глаза:
– Рафиг, ты ведь сам знаешь, что право быть Достом с веками потеряло свою значимость. Твоего прадеда объявили Достом воплотившимся, когда он захватил Гелор.
– Да, Фарадж аль-Фарух, ты говоришь истину. Но вспомни, что он сам никогда не называл себя этим титулом.
– Ага, значит, ты полагаешь, что всякий, кто присвоил себе этот титул, тот и есть Дост?
– Продолжайте свою игру в слова, она вам пригодится, когда сами поймете, как вы неправы. – Рафиг набрал полную грудь воздуха, чтобы разразиться новым залпом упреков в адрес вождей, но тут почувствовал на плече тяжесть теплой руки Доста. – Простите меня, господин, за мои слова.
Дост перетек в стоячую позу, демонстрируя свою мощь и способности:
– Не стоит извинений, Рафиг Хает. Твоя семья всегда была самой преданной и самой зрячей. – Он жестом указал на собрание вождей. – А все эти люди не совсем слепы, только их способности увидеть истину мешает забота о своем племени. Если бы они решили поддержать меня, их племена бы разорились. Вожди не возражают помочь, но им нужны доказательства, что, поддержав меня, они не навлекут катастрофу на свои племена. – Дост развел руками: – Какого знака вы ждете от меня?
Вожди и военачальники зашептались, нервно жестикулируя. Рафигу они напомнили куриц, сбежавшихся к кормушке. Он обратился к Досту.
– Заря прогнала ночь, но им еще нужен знак от солнца, что оно действительно взошло.
– Ты стоишь повыше, ближе к горизонту, чем они, Рафиг. Они еще не видят зарю, для них только небо посветлело. – Дост положил руку на плечо гелансаджарца. – Когда им будет дан этот знак, они слетятся под мое знамя.
– Уже пора бы слететься.
– Они не могут. За твою верность ты благословен, как и все племя Хастов. Остальные после тебя.
Вожди закончили дискуссию, и вперед выступил Фарадж аль-Фарух, чтобы произнести общий вердикт.
– Мы поверим, что ты Дост, если через двадцать дней в полнолуние ты захватишь Гелор.
По спине Рафига пробежал тревожный холодок. Фарадж аль-Фарух и все другие знали, что Рафигу предсказана смерть в полнолуние. Они нарочно выбрали такой день, чтобы удалить его от Доста. Они не рассчитывали, что преданность Рафига Досту такова, что он готов подвергнуть себя опасности.
Рафиг деланно засмеялся, и озноб прошел:
– На нашем языке, Фарадж, твое имя значит «судья», но обо мне ты судишь неверно. Я в своей жизни видел три сотни полных лун, и каждую из них я пережил. Мне, конечно, предсказано, что я умру под полной луной, но кто сказал, что под этой? Воины Хаста будут там рядом с Достом и возьмут Гелор для него.
Дост согласился с вождями:
– Принимаю ваш вызов. Я овладею Гелором в ночь полнолуния, но принимаю ваш вызов не просто так. И от вас кое-что потребуется. Я-то знаю, кто я, но вы не можете лишать ваших людей права присоединиться ко мне. Хасты храбрые воины, но их маловато – меньше сотни. Вы должны сказать своим воинам о моем возвращении, пусть выйдут те, кто желает примкнуть к Рафигу Хасту при взятии Гелора. Из вас, как говорится в Писании, я создам свое войско.
– Годится, – кивнул Исмат из Шаландата.
– Тогда в ближайшие две недели приведите сюда своих воинов. Теперь идите, и мир Доста да будет вашим душам.
Рафиг выждал, пока удалились все вожди, и только тогда обратился к человеку из золота:
– Я буду рядом с тобой какая бы ни была луна.
– В этом у меня нет сомнений, Рафиг, – Дост опустился на свой трон. – Но попрошу тебя еще выполнить два задания.
– Твое желание для меня – священный долг.
– Ты соберешь тут своих воинов и примешь тех, кто придет без злобы. Здесь хватит и еды, и оружия для всех. В сущности, у тебя будет семнадцать отрядов по пятьдесят воинов в каждом. Ты приведешь их на равнину, к северу от Гелора, на восходе солнца в день полнолуния. Начнешь атаку по сигналу – почувствуешь сигнал через мой амулет.
Рафиг рукой прикоснулся к золотому амулету.
– Ясно.
– Хорошо. Через шесть дней я уеду с сестрами, одну оставлю здесь, с тобой. – Дост улыбнулся. – Помнишь Тьюрэйю?
– Которую я привез из Взорина вместе с Валентином Свиликом?
– Именно.
– Хочешь взять ее себе в жены? – Нет.
– Тогда я выдам ее замуж за моего кузена Ахтара?
– Нет. – Дост покачал головой. – Я удочерил Тьюрэйю, она член моей семьи. Она мне теперь сестра. Твой кузен хороший парень, но Тьюрэйя предназначена не для него. Я бы хотел, чтобы ее взял себе в жены именно ты.
– Мне в жены? Дост улыбался:
– Когда Кирана Дост вышел из Дуррании, его брат Вертил был его главным. Я хотел бы, чтобы при взятии Гелора рядом со мной был брат, а мужем Тьюрэйи хотел бы видеть благородного человека, который получит от нее храбрых сыновей.
– Вы оказали мне честь.
– Тебе делает честь твоя храбрость. По моему приказу этот брак заключен. – Дост встал и хлопнул Рафига по обоим плечам. – Твоя жена ждет тебя в твоей палатке, брат мой.
– Спасибо, брат.
– И еще, Рафиг.
– Слушаю.
– В писании сказано, что брат Доста умрет в такое время, которое сам себе выберет. – На лице Доста засияла широкая улыбка. – Вертил умер в окружении своих правнуков. Знаю, что и твой выбор будет не менее мудрым.
Глава 56
Дом правительства, Дилика, Пьюсаран, Арам, 8 маджеста 1687
Принц Тревелин не обращал внимания на сверкающий злобой взгляд Эрвина Гримшо, которым тот так и сверлил принца.
– Ничуть не сочувствую, что вызов ко мне помешал вам отбыть на отдых к Вленгалу. Вам придется ответить на несколько очень серьезных вопросов, мистер Гримшо, и лучше бы ваши ответы меня устроили
Гримшо был в наряде цвета хаки: от брюк галифе и сапог для верховой езды до рубашки и тропического шлема. И ему было неуютно без доспехов или официального костюма.
– Я думаю, ваше высочество, любые ваши вопросы могут подождать до моего возвращения.
– Боюсь, что нет, мистер Гримшо. И поскольку генерал-губернатор Арана – я, то важно то, что думаю я, а не вы. Прошу вас садиться.
Гримшо обеими руками сжимал за спиной рукоять хлыста.
– Не предполагаю задерживаться у вас так долго, что устану стоять.
– Как хотите. – Тревелин уселся за свой стол, перелистал лежащие перед ним бумаги. И заметил, как кончик хлыста вибрирует от плохо скрываемого гнева Гримшо. Он поднял голову: вы понимаете, какие наказания полагаются за государственную измену, мистер Гримшо?
– Не могу себе представить, ваше высочество, что какие-то из моих замечаний вам можно счесть государственной изменой.
– Ваше мнение зафиксировано, но я спрашиваю не об этом. – Принц намеренно сощурил свои зеленые глаза, и в его голосе прозвучала нотка гнева. – Знаете ли вы, какое наказание положено за государственную измену?
– От ношения парика до смертного приговора. Тревелин раскопал в куче бумаг доклад капитана
Хассета о налете на завод и положил его перед собой поверх остальных бумаг.
– Менее недели назад «Сайт-Майкл» обнаружил и уничтожил сталелитейный завод в Дугаре. Есть доказательства того, что там было множество паровых машин. Завод производил сталь, а кузнецы в мелких кузницах выковывали из нее оружие для вооружения гуров, что было запрещено еще двадцать лет назад.
– Это потрясающе, ваше высочество.
– И я так подумал, мистер Гримшо. Из беседы с принцем Аграшо я узнал, что один из ваших людей, Веннер, организовал строительство этого предприятия и ввоз двигателей.
– Я знаю об этом, – кивнул Гримшо.
– Вы осмеливаетесь признать свое участие в этом мероприятии? – Тревелин вскочил на ноги. – Вы еще наглее, чем я себе представлял, мистер Гримшо.
– А вы, ваше высочество, видно, считаете меня не только наглым, но и глупым. – Гримшо щелкнул себя кнутом по сапогу, – Принц Агршо сам рассказал мне об этом разговоре вчера за обедом, я сразу же вернулся в кабинет и начал аудит счетов, в которых отражены операции, проводившиеся мистером Веннером. При первом просмотре счетов я заметил, что скорость поставок в Дугаp заметно уменьшилась. Мистер Веннер пометил, что для ведения бизнеса в Дугаре требуются подношения.
Тревелин зарычал:
– Вы хотите, чтобы я поверил, что мистер Веннер лично создал это предприятие, без вашего соучастия?
Гримшо поднял голову и вызывающе выдвинул вперед подбородок.
– Пожалуйста, можете провести свой аудит, ваше Высочество.
«После того, как ты уничтожил все записи?»
– Веннер мертв, так что мало надежды, что кто-нибудь сможет оспорить или исправить какие-либо ошибки в таком аудите.
– Что верно, то верно, ваше высочество. – Гримшо удалось изобразить на лице обиду. – И я не могу быть уверен на одну сотую процента, что аудиторы не работают вместе с Веннером, так что они могут скрыть или уничтожить доказательства. Я, как и вы, считаю это преступление ужасным, и мысль о коррупции в моей фирме абсолютно отвратительна мне, но я могу гарантировать, уверяю вас, что все виновные будут схвачены. Конечно – он пожал плечами, – мы начали необходимые процедуры по аннулированию пенсии, которая выплачивается семье Веннера в Илбирии.
– Несомненно, – Тревелин с трудом скрыл разочарование.
Он по своей подготовке был воином и к классу торговцев испытывал нездоровое презрение. Следует учесть, что он общался с ними, когда торговцы и более простой народ обращались к нему с какой-либо просьбой. Для него их намерения были очевидными. И поэтому он привык считать их плохими стратегами. Большинство людей этого класса соответствовало его мнению, но Эрвин Гримшо явно к нему не относился.
«Следовало догадаться, что он вывернется. Правильно всегда говорила Рочел: я слишком доверяю силе правосудия, значит, не могу понять глубину зла и его умения все скрыть. – Принцу захотелось стукнуть кулаком по столу. – Вместо того, чтобы сломить Гримшо, как собирался, я показал ему, что он с успехом опередил и победил меня. Вместо страха я вызвал в нем презрение, но из этого тоже можно извлечь пользу, ведь теперь он станет меня недооценивать».
Гримшо облизнул губы кончиком розового языка:
– Надеюсь, мы разрешили вашу проблему на данный момент. Могу ли я идти?
Тревелин изобразил возмущение и стал притворяться мелочным:
– Можете, но не в направлении Вленгала.
– Почему это?
– Вы сами сказали, что штату аудиторов нельзя доверять полностью. – Тревелин широко улыбнулся Гримшо – улыбкой триумфатора, но с долей садизма. – Вы останетесь в Дилике, пока не закончится аудит, и я сам его буду рассматривать до полного удовлетворения. И только тогда вы сможете уехать.
Серое лицо Гримшо медленно порозовело:
– На вашем месте, ваше высочество, лучше не иметь меня вблизи. Вот на отдыхе у Вленгала я сумел бы забыть, как сердит на вас.
– Может быть, вы и правы, сэр, но я думаю не о себе, а только о том, чтобы вам было некомфортно. – Тревелин сложил руки. – Вам хотелось бы оказаться подальше, а мне хотелось бы получить доказательства вашей вины в государственной измене.
– Тогда я подозреваю, ваше высочество, что мы оба окажемся разочарованными.
– А я подозреваю, мистер Гримшо, что мы наконец-то нашли точку общего согласия, – Тревелин указал на дверь. – Я пожелал бы вам доброго дня, но вы не поверите моей искренности.
Гримшо развернулся на каблуках и зашагал из офиса.
Тревелин вздрогнул, услышав, с каким грохотом захлопнулась за гостем дверь, потом заулыбался.
«Рочел, вот в ком ты почувствовала бы очень плохого человека, – прошептал принц про себя. – И ты могла бы дать мне силы противостоять ему. Глубина зла в его душе неизмерима и источник его неисчерпаем. Мне остается надеяться, что, потеряв рассудок от гнева, он не сумеет сообразить, как ему ловко выкрутиться, и тогда я смогу предать его заслуженному правосудию».
Глава 57
Дворец аланима, Гелор, Гелансаджар, 9 маджеста 1687
Воспитание, полученное Наталией при дворе отца, подсказывало ей, что прилететь в Гелор на фруктовом фургоне в середине ночи вряд ли прилично. Когда Малачи стал приземляться во внутренний дворик дворца цвета слоновой кости, она поняла, что они снижаются слишком быстро, и старалась подкорректировать его действия. С искаженным от боли и усталости лицом Малачи сумел в последнюю секунду замедлить посадку, но все падение было стремительным.
Первый удар пришелся на задние колеса, при этом посыпались их спицы и смялись железные обода, раздался скрежет металла. Следом, слетев с оси, шлепнулись передние колеса. Пока они, подскакивая, катились по углам дворика, фургон подпрыгнул один раз, раскололся посередине и развалился на две части. Апельсины, лимоны и грейпфруты вприпрыжку раскатились во все стороны, подскакивая на мраморных плитах дворика. Передняя стенка фургона зацепилась за что-то и опрокинулась, выбросив Наталию прямо на грядку с цветущим лимоном.
Ударившись оземь, Наталия покатилась, и таким образом погасила энергию полета, обойдясь без травм и ушибов. Вскочив на ноги, она побежала к Малачи, неподвижно сидевшему у стенки фургона, которая служила кормой. Первая мысль была, что он погиб! Но тут в желтом свете факелов, освещавших дворик, она заметила, что его грудь поднимается и опускается – он дышит!
«Жив!»
Она заулыбалась, потом затрясла головой. Да, жив, но, судя по его виду, не так далек от дверей смерти. От изнеможения глаза его запали, сквозь глубоко въевшуюся за время полета грязь видно, как осунулось пожелтевшее лицо. Спутанные волосы собрались клочьями, за время своего путешествия он исхудал, и его скулы, обтянутые кожей, резко выделялись. Он был покрыт многочисленными ранами и болячками от пыток и в целом больше напоминал воплощение смерти, а не живого человека.
Она знала, что и сама выглядит не лучше, и это было отчетливо написано на изумленных, полных ужаса лицах стражников, оцепивших разбитый фургон. Некоторые извлекли было свои шамширы, но большинство глазели на нее, раскрыв рот. Она медленно поднялась, широко улыбаясь.
– Говорит ли кто-нибудь тут по-крайински?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73