В ходе своего расследования я столкнулся с кое-какими фактами, так что мое время не потрачено попусту. Некоторые из них, действительно свидетельствуют не в пользу мистера Смита; и если бы не эти факты, мне пришлось бы рекомендовать вашему командованию, капитан Айронс, отправить вас в ссылку на месяц в монастырь Святого Игнатия в Беконфилд. Вам бы надо присмотреться к своей душе, капитан; мне кажется, что ваши взаимоотношения с Господом не таковы, какими им следует быть. Если бы они были должными, если бы вы понимали, что такое сочувствие, я не оказался бы здесь.
Урия сдержал улыбку. Такой выговор от инквизитора Айронсу угрожал наказанием, по сравнению с которым надевание парика – просто благодеяние. Режим ордена Святого Игнатия славился тем, что многого требовал в смысле физических лишений, зато духовно возвышал. Каждого кадета перед выпуском подвергали двухнедельной программе, как бы подобием испытаний, которые переносит человек в месячной ссылке за дисциплинарные проступки. Никто, за исключением самих монахов-игнатианцев, добровольно не подвергал себя этим их духовным практикам, а если тебе предписывалась ссылка – это уже основание для отчисления из некоторых полков.
Трудно было скрывать радость при виде того, как распинали Айронса, но Урии отлично удалось, потому что инквизитор отвернулся от него и смотрел на Айронса взглядом суровым и холодным. Урии стало жарко, он занервничал, чувствуя близкий приговор, но абсолютно не мог сообразить, с какой стороны ждать беды.
Если обвинения, предъявленные ему Айронсом, сочли пустяком, то чего ждать теперь?
Выражение лица Уэбстера смягчилось.
– Сочувствую вашей скорби о смерти отца, кадет Смит.
– Спасибо за сочувствие, сэр.
– Не стоит благодарности. Вы занимательный молодой человек, мистер Смит. Кроме капитана Айронса и еще кое-кого, все опрошенные мною говорят, что вы в потенциале можете достичь многого, но никогда не отдаетесь полностью своей задаче.
– Да, сэр. – Урия опустил голову и рассматривал свои руки.
«Сколько раз я уже это слышал».
– Учтите, Урия, это нехорошо. Если бы я не знал послужного списка членов вашей семьи на службе церкви и королю, я бы усомнился в серьезности вашего призвания. Если происшедшее не заставит вас задуматься, у вас очень просто могут появиться такие же проблемы с душой, как у капитана Айронса, а вы ведь этого не хотите, я правильно понял?
– Нет, сэр. – Урия по-прежнему смотрел на руки, не желая видеть горящий взгляд инквизитора. Все же он робко поднял взгляд. – Должен ли я так понимать ваши слова, что мне позволено остаться в Сандвике?
– Да, это возможно. Но не гарантировано. – Уэбстер грустно покачал головой. – Выясняя ваше положение, я узнал, что вы здесь оказались по гранту, оплаченному вашим отцом.
– Да, сэр, это так.
Каждой семье, в которой один ребенок был на духовной службе, церковь предлагала стипендию для обучения другого ребенка в Сандвике. Рукоположение его брата Грэма означало, что плата за обучение в семинарии для Бартоломью поступала из фондов церкви. Для обучения же Урии следовало оформить грант, как и поступил его отец.
«Но сейчас отец умер и, наверное, мой грант тоже. Тибальт наверняка прекратил его выплачивать. Он имеет на меня виды в отношении Карвеншира, но в его планах не предполагается, что я стану воином».
– Герцог Тибальт подал петицию на изъятие гранта, и кардинал Гароу намерен дать ему разрешение.
– Ну да! – Айронс громко рассмеялся. – При отсутствии платы за обучение вам придется уйти.
В ту долю секунды, за которую прозвучало язвительное замечание Айронса, Урия впервые осознал, что он просто очень хочет остаться в Сандвике. Не назло Айронсу – хотя и это неплохая причина, но он хочет учиться именно здесь, подготовиться к следующей войне, чтобы такие как Айронс своей глупостью не доводили солдат до гибели.
«Я нашел для себя то, чем хочу заниматься, а у меня это отнимают. Где же справедливость?»
– Вы правы, капитан Айронс, – кивнул Уэбстер. – Без оплаты обучения кадету Смиту придется уйти.
Урия попытался проглотить комок в горле и, чтобы избавиться от него, поднял повыше подбородок. Он сделал движение, чтобы встать со стула, но Уэбстер знаком приказал ему сидеть:
– Куда-то спешите, кадет?
– Простите, сэр, но, наверное, чем отнимать время у всех… – он опустил взгляд на свои руки, – надо пойти, собрать вещи и освободить комнату.
– Вы так торопитесь покинуть Сандвик, кадет Смит? Урия отрицательно затряс головой:
– Нет, но денег-то у меня нет. Я хочу остаться, но без оплаты за обучение…
– Если есть вера, мистер Смит, все возможно.
– Прошу прощения, сэр, но я полагаю, что Господь приберегает чудеса для важных дел.
– Возможно, для Него вы и есть важное дело. – Инквизитор оперся ладонями о поверхность стола. – Грант, оплаченный вашим отцом на ваше обучение в Сандвике, – не единственная возможность учиться. Вы ведь знаете, что другие кадеты, Робин Друри, например, оказались здесь по грантам от предприятий, на которых работают они или их родители. Такие гранты предприятия обычно оплачивают только после того, как человек у них уже поработал, но к нам поступают и другие рабочие гранты.
Урия сощурил свои зеленые глаза:
– Сэр, сомневаюсь, что мой брат разрешит мне сейчас зарабатывать себе на грант, чтобы вернуться в Сандвик когда-то в будущем.
– Да, именно так он и выразился в нашей с ним переписке. Однако он заявил, что если бы вы нашли способ оплатить свой последний год обучения, он позволил бы вам остаться. – Уэбстер радостно улыбнулся. – Оказалось, что есть для вас такая возможность. Граф Меридмарч оплачивает такой грант, его предоставляют достойным студентам, желающим работать в Сандвике, одновременно продолжая свое обучение.
– Работать? Здесь, сэр? – Урия нахмурился. «Сандвик ведь находится не в Меридмарче. Зачем графу оплачивать грант кому-то, кто работает здесь?»
– А что за работа?
– Работа, кадет Смит, заключается в уходе за старшим братом графа.
– Кто это?
– Будете работать моим помощником, – Малачи Кидд подался вперед.
Урия только рот разинул от изумления:
– Но вы разве хотите? То есть после того, что я вам наговорил… Вы не захотите меня к себе в помощники.
– Это моя идея, – помолчав, проговорил Кидд. – В этом месяце мой нынешний помощник заканчивает курс учебы.
Айронс резко поднялся и уставился на полковника Кидда:
– Вы что, рехнулись? Этот Смит – змей непокорный, и он вас уже кусал. Вам в помощники нужен достойный ученик!
Под суровым взглядом Уэбстера Айронс опять занял свое место, услышав:
– Достаточно, капитан Айронс. Вы намерены продолжать свои выпады или позволите мне на время отложить организацию вашей ссылки.
– Простите, сэр, – Айронс оцепенел. Уэбстер смотрел на него жестким взглядом:
– Возможно, прощу, капитан Айронс. Вам бы следовало помнить, что полковник Кидд вполне в состоянии сам принимать решения.
Урия смотрел на Кидда и удивлялся: до чего усталым выглядит старик.
– Сэр, я ценю ваше предложение, но это несерьезно. Я на защите был непростительно груб с вами.
– Господь велел прощать всех.
– Да, сэр, конечно, сэр, но…
«Видимо, когда он лишался зрения, тогда же ему повредило и мозг. Он не отдает себе отчета, что делает». Урия отрицательно покачал головой.
– Нет ни малейшей причины, из-за которой я могу понадобиться вам в качестве помощника.
Кидд не спеша поднял голову, резкость его голоса заставила забыть о его усталом виде:
– Мои резоны для вас, кадет Смит, не имеют значения. Если желаете остаться здесь, принимайте грант. Иначе вам придется покинуть Сандвик. Вы так громогласно возражали мне; не думал я, что можете так легко уступить поле боя капитану Айронсу.
– Не понимаю вашего поступка! – побагровел Айронс.
– Если бы я хотел, чтобы вы поняли меня, капитан Айронс, я бы закрутил для вас какую-нибудь басню о кафедральных уланах и позволил бы вам проанализировать ее на досуге. – Кидд повернул голову в сторону Урии. – Итак, мистер Смит, осмелитесь принять грант?
Резкость тона показала Урии, что на службе у слепого его ждет исключительно тяжелая работа и чистый ад. Какой бы он ее себе не представил, все равно действительность окажется другой, раздражающей и намного хуже любого наказания, которое мог бы изобрести Айронс. Трезвый ум подсказывал Урии: надо бежать как можно быстрее и дальше, но он медлил.
«Я ведь до сих пор не прилагал особых усилий, потому что передо мной не возникали серьезные трудности. Может, работа у Кидда и есть такой вызов?»
Он некоторое время молча смотрел на Кидда, затем кивнул, соглашаясь.
– Мистер Смит?
– Да, полковник, я согласен. – Урия покраснел. – Я хочу сказать, сэр, я принимаю предложение.
– Отлично. – Инквизитор хлопнул в ладоши. – Предлагаю всем разойтись и отправиться на заутреню. Мы все должны вознести благодарственные молитвы за разрешение такой сложной ситуации.
Айронс поднялся, его лицо дышало злобой:
– Я буду молиться за то, чтобы Господь вернул вам мозги, которые вы потеряли вместе со зрением, полковник Кидд. Я буду молиться, чтобы Он напомнил вам о Своем истинном плане для воинов и указал бы ваше место в этом плане.
– Буду вам очень обязан, капитан Айронс.
– Что вы сказали? – На лице и в голосе Айронса ясно отражалось его замешательство. – Почему это?
Глаза Кидда превратились в серебряные полумесяцы:
– Может быть, если мы оба будем молиться об одном, на этот раз Он нас услышит.
Глава 8
Королевская военная семинария, Сандвик, Беттеншир, Илбирия, 19 ценсуса 1687
Робин Друри стоял на верхней ступеньке у края купели с расплавленным металлом, предназначенной для испытания духа. Все его тело чесалось под толстыми шерстяными брюками и туникой, тяжелыми, будто из свинца. Ткань натирала кожу при каждом вдохе и каждом непроизвольном движении. Новые кожаные сапоги и латные рукавицы жесткие, но быстро разнашиваются. Неудобный воротник туники в том месте, где закрывал горло, врезался в адамово яблоко. Шерстяной капюшон прикрывал свежевыбритую макушку и спадал на плечи, оставляя открытым только лицо.
Он молился, скрестив руки на груди и опустив голову. Несколько членов Общества Святого Игнатия держали в своих руках тонкие веревочки, привязанные к разным предметам его одеяния; эти веревочки несколько ограничивали движения Робина, но не очень заметно, не нарушая его созерцательного настроя. Последние две недели он провел в обществе одиннадцати игнатианцев в молитвах, постах, исповедях и размышлениях о себе и своем призвании на службе Господу.
Он выполнял все, что от него требовалось. Он отвечал на их вопросы в соответствии с представленными ему формулировками. Он посещал мессу и причастия. Он погрузился в тайны религии, бывшей его призванием с младенчества, и узнал о ней за три недели больше, чем за предыдущие тридцать лет.
«Ага, пора к делу».
Робин поднял голову и уставился на мерцающий у его ног бассейн. Четыре игнатианца преклонили колена по углам, склонив головы в молитве. Пот катился с них в три ручья, но Робин знал, что не от жары. Это под действием их молитв, соединенных с заклинаниями, бассейн расплавился, и концентрация на заклятиях потребовала от них напряжения всех физических и духовных сил.
Робин опять наклонил голову, затем заговорил чистым, звучным голосом:
– Родителями я был крещен водой. Давая мне мое призвание, Господь крестил меня в Своем Духе. И Айлиф знал крещения водой и духом. После Своей смерти, но до Своего возвращения Он спустился в чистилище и перенес крещение огнем. Огонь выжег из Него грехи, которые Он вытерпел ради нас, чтобы мы могли в конце своего срока прийти и пребывать с Ним на Небесах. Благодаря этому крещению Его тело стало таким же нетленным, как и Его душа. Пусть это горнило выжжет из меня мои прегрешения и очистит меня от моих грехов, чтобы я мог служить и защищать Его и Его паству, навеки и навсегда. Да будет воля Твоя.
Другие эхом повторили его последние слова и продолжили свою молчаливую молитву. Игнатианцы – кроме четырех фигур по углам купели – удерживали тонкие нити из шерсти и кожи, прикрепленные к его одеяниям. Благодаря их молитвам его одежды будут пропитаны магией защищающей и стойкой, что будет решающим для предотвращения несчастного случая во время принятии причастия воинского рукоположения. В красноватом свечении бассейна каждый игнатианец выглядел какой-то адской пародией на священнослужителя, и их очертания оставались отчетливыми, несмотря на мерцающее марево.
Робин спустился на первую площадку лестницы. Расплавленный металл нежно плескался о край ступеней, маня, но и предостерегая. Если он поколеблется, если его вера ослабнет, если он проявит трусость, он сгорит в считанные секунды. Только войдя в этот земной ад и выйдя из него, он сможет претендовать на силу, которая дается одному из избранных воинов Господа.
Робин опустил правую ногу по щиколотку в жидкий металл.
– Душа Волка, очисти меня.
Теперь он и левую ногу поставил на эту ступеньку.
Он чувствовал, как через подошвы сапог поднимается обжигающий жар, но все это казалось таким отдаленным. Совсем не похоже на приятное тепло костра в холодную зимнюю ночь. Для Робина это ощущение было неприятным и, пожалуй, мучительным, напомнило обжигающий пар, какой брызжет вокруг настилов пушек воздушного корабля, когда в них попадает вражеский снаряд.
– Клыки Волка, укрепите мои силы.
Он сделал шаг вперед, и уровень жидкого металла поднялся до середины икр. Жар чувствовался, но не обжигал кожу. Первая искра паники в душе была смыта душевным подъемом, но Робин не дал этому чувству превратиться в гордость. «Осторожно, Робин. Тут семь смертных грехов действительно будут смертельны».
– Сердце Волка, дай мне смелость. Хитрость Волка, просвети меня.
Еще два шага – и он погрузился выше колен, и сгорели нити, привязанные к его обуви. Жидкий металл давил на шерстяную ткань брюк, и тепло проникло глубже. Его мошонка и яички сжались. За один удар пульса в его голове промелькнули все возможные чувственные воспоминания, но он отказался поддаться похоти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73