– Честно говоря, собирался задержаться в Нью-Йорке еще на пару дней, но в Лондоне ждут кое-какие дела, поэтому пришлось вернуться ближайшим рейсом, а свободные места были только здесь. А вы? Часто летаете? – в свою очередь осведомился Джек, и в его голосе мне послышались почти пренебрежительные нотки.– Имеете в виду – в Лондон?– Нет, в трюме. Или вы такая поклонница их… что это? – пробормотал он, ткнув вилкой в горку красной вязкой массы на тарелке. – Спагетти с фальшивой курицей?– О, вы, я вижу, оптимист. Настоящие спагетти подают исключительно в первом классе. Это какая-то дешевая паста, – возразила я. Джек рассмеялся. Хороший смех. Искренний и трогательно-бесхитростный.– А чем вы занимаетесь, когда не обедаете имитацией пасты? Живете в Лондоне? – продолжал расспрашивать Джек.– Нет, в Нью-Йорке. Лечу в Лондон по делам. Пишу для журнала обзоры о путешествиях, – пояснила я и замялась, заметив его заинтересованный взгляд. Моя работа… вернее, то, как я ее подаю, неизменно производит подобный эффект на окружающих. Новые знакомые мгновенно предполагают, что я то и дело оказываюсь в экзотических местах, ужинаю в самых роскошных ресторанах за счет издательства, а потом высказываю свое мнение в свободной дискуссии.– В самом деле? Может, я читал что-то из ваших работ? – оживился Джек.А вот эта тема обычно самая скользкая. Потому что моя работа несколько менее гламурна, чем представляется всем на первый взгляд. Я пишу не для «Вог», «Гурме» или хотя бы фирменного журнала авиакомпании.– Сомневаюсь. Я… э… работаю на журнал, который называется… – начала я, но тут же осеклась. После трех лет работы мне все еще нелегко было произнести название. – «Сэси синьорз».Джек с недоумением приподнял брови, и мне стало ясно – он в жизни о таком не слышал. Да и кто слышал?– Это издание для пенсионеров, – пояснила я.– Значит, вы пишете статьи с советами, как путешествовать с кислородной маской, и приводите списки ресторанов, в которых можно поужинать в три часа дня?Я хихикнула. Вообще-то я не склонна хихикать, тем более что для дамы амазонских габаритов это не слишком привлекательная привычка, – но совладать с собой не смогла.– В общем, да. Скажем так: в каждую статью приходится включать сведения о том, имеется ли доступ для инвалидов и престарелых в определенные рестораны, отели и на аттракционы и подают ли завтрак ранним пташкам.– Видите ли, я – поверенный и целыми днями сижу взаперти в небоскребе. Получать деньги за путешествия – да это просто фантастика, – вздохнул Джек.– Полагаю, вы были бы правы, если бы речь шла о действительно интересных местах. Но не я выбираю маршруты, а журнал ориентирован почти исключительно на путешественников с ограниченными возможностями в пределах страны. Знаете, те города, куда можно добраться без особых затрат: Сан-Антонио, Орландо, Миннеаполис, все в таком роде.– А Лондон?– Сама не понимаю, как удалось уговорить редактора на эту авантюру. Я наплела ему, что за границей доллар имеет очень сильные позиции, хотя, честно признаться, сама не знаю, что это означает. А вы? Летите в Лондон по делам?– Нет. Я там живу. Вот уже несколько лет, как перебрался из Америки, – пояснил Джек.– Правда? Моя лучшая подруга тоже переехала в Лондон, и ей очень нравится, хотя она считает, что англичане не слишком любят американцев.– И она совершенно права, – подтвердил Джек. – Я тоже сыт этим по горло. Каждый раз, когда заходит речь о политике, мне приходится защищать действия американского правительства, не только в настоящее время, но и в любой исторический период за последние двести лет. Иногда, что бы я ни говорил, все-таки подозрительно напоминаю Кевина Кляйна и «Рыбке по имени Ванда»: помните то место, где он говорит, что без Соединенных Штатов Англия была бы самой крошечной провинцией Германской империи?Я засмеялась, но тут же отвлеклась, протягивая стюардессе поднос.– А как вы оказались в Лондоне? Работаете на американскую фирму?– Нет, – покачал головой Джек. – Раньше у меня имелась практика на Манхэттене: я был одним из младших адвокатов в «Клиффорд Ченс», но когда машина большой конторы перемолола меня и выплюнула, года полтора назад, я согласился на должность поверенного «Бритиш фармасьютиклз».Я уважительно покивала, поскольку когда-то сама собиралась стать юристом, но быстро остыла, узнав, что метод пыток, применяемый Джоном Хаусменом в «Бумажной охоте», не был плодом воображения сценариста.– И что вы там делаете? – допытывалась я.– Возглавляю юридический отдел, – скромно объяснил он, явно противореча прежнему утверждению о том, что не преуспел в адвокатуре. Очевидно, он успел сделать успешную карьеру, а теперь намеренно преуменьшал свои достижения: странная черта для поверенного. Большинство моих знакомых адвокатов, особенно те, кому удалось устроиться в крупную фирму, так благоговели от сознания собственной значимости, что из кожи вон лезли, лишь бы уведомить об этом окружающих.– Вот это да! – поразилась я. – Должно быть, вы действительно профи экстра-класса, если поднялись так высоко: я имею в виду для парня вашего возраста.– Ну что вы, на самом деле мне уже шестьдесят два. Просто инъекции ботокса делают чудеса. Куда только годы деваются! – заверил он с очередной улыбкой. – А вы? Вам нравится ваша работа? Я всегда завидовал людям творческих профессий.– Не знаю, насколько она творческая. Скажем, так: мы с редактором имеем противоположные точки зрения на то, какой должна быть моя колонка, и в этой битве я побеждаю крайне редко.Редко? Не то слово! Мой редактор Роберт Волчик, просматривая гранки, злоупотребляет красным маркером; в результате материалы выглядят так, словно смертельно раненные страницы истекли кровью. Честно говоря, мой литературный стиль – несколько нервный и дерганый (Роберт предпочитает именовать его «резким» и «саркастическим»), но я искренне не понимаю, в чем проблема. Вся необходимая информация, как правило, включена в статью, особенно насчет завтрака для «ранних пташек» и гостиничного обслуживания. Кроме того, я люблю вспоминать пару анекдотов о городе, попавшем в сферу моего интереса. Роберт же борется с моими красочными комментариями, требуя, чтобы колонка состояла из сухого перечисления отелей, ресторанов и достопримечательностей. Тоска, тоска, тоска…– Скажем, так: в мои обязанности входит посетить музей, посвященный исключительно «Доктор Пепперу», а я не могу и намекнуть на абсурдность этой затеи, – пожаловалась я. – Роберт не пропустит даже самой доброжелательной шутки.– Правда? На свете есть музей «Доктор Пеппер»? – удивился Джек.– В Уэйко, штат Техас, – кивнула я. – И как ни странно, там гораздо интереснее, чем можно предположить.– Если не об этой работе вы мечтали, то о какой же? – допытывался Джек, ухитряясь при этом не выглядеть экзаменатором на собеседовании в приемной комиссии колледжа.Я немного подумала.– Мне все же хотелось вести свою колонку, только в журнале, рассчитанном на более молодую и продвинутую аудиторию. И самой выбирать темы. А как насчет вас? Вы любите свою работу?– Не думаю, что многие мечтают работать поверенными в крупной фирме. Лично я хотел стать художником, – признался Джек. – Честно говоря, перед тем как поступить на юридический, я год пробездельничал. Жил во Флоренции, делал вид, что рисую.– Правда? – изумилась я.Какой бы мелочной я ни выглядела в ваших глазах, ненавижу слышать подобные истории о людях, претворяющих мечты в жизнь, рискующих, идущих на все, лишь бы не упустить своего шанса. Потому что при этом я отчетливо сознаю, сколько времени в молодости потратила зря, валяясь на диване и уставившись в экран телевизора, где шли хоть и дерьмовые, но странно завораживающие сериалы вроде «Мелроуз-Плейс» и «Беверли-Хиллз 90210».– Это… поразительно. Вы, должно быть, прекрасно рисуете.– Нет, – жизнерадостно отмахнулся Джек. – Я занимался этим, в основном, чтобы клеить девчонок. Не поверите, сколько женщин западают на непризнанного голодающего художника. Единственное, что мне удалось сохранить на память, – собственное впечатление от палаццо Веккио, сознаюсь, правда, весьма жалкое.– Зато я вообще не умею кисть в руку взять, если не считать наборов для рисования по квадратикам.– Это те, на которых малюют счастливое дерево и счастливое небо? – уточнил Джек. Я засмеялась.– Нет, это не я, а Боб Росс. Знаете, тот тип с гигантской «афро» Высокая, пышная прическа, популярная в 70-е годы, как у мужчин, так и у женщин афроамериканского происхождения. – Здесь и далее примеч. пер.

, который выставлял свои картины на телевидении.Нет, он совсем, совсем не в моем стиле. Все, на что я способна, – угнетенные деревья в депрессии, нуждающиеся в «прозаке». Лекарство-транквилизатор

Мы одновременно откинули спинки кресел и повернулись лицом друг к другу, начав обсуждать все на свете: от заведения, где подают лучшие гамбургеры в Нью-Йорке, до курса английской литературы в колледже, где нам пришлось со скрежетом зубовным изучать романы Чарлза Диккенса. И чем дольше мы болтали, тем сильнее становилось ощущение, что это не столько перелет, сколько поразительное, хотя и незапланированное первое свидание.Приблизительно в то время, когда самолет, пролетая над Шотландией, поворачивал на юг, Джек вдруг заявил:– Чтобы уж быть до конца откровенным, я должен сказать вам что-то.Сердце у меня упало. Ну вот, дождалась. Сейчас он сообщит, что успел обзавестись женой и тремя детишками или что он голубой, но подумывает сменить ориентацию и просит меня стать подопытной свинкой. Разумеется, ничего тут не было нового: мне приходилось и раньше выслушивать нечто в этом роде. Я иду по жизни, переживая одно разочарование в мужчинах за другим. Стоило огоньку надежды разгореться, как грубый сапог реальности немедленно его давил. В результате я крайне осторожно отношусь к любому новому знакомому, стараясь не принимать его всерьез, пока не узнаю получше (и, будем откровенны, едва я узнаю его получше, сразу понимаю, что зря старалась). Мало того, я уже не думала, что способна увлечься кем-то при первой встрече… но Джек определенно разжег во мне интерес. Мне ужасно нравилась прядь волос, то и дело спадавшая на его лоб, несмотря на постоянные попытки откинуть ее, нравился запах мыла и свежевыглаженной одежды (не выношу навязчивой вони одеколона и считаю это основанием для отказа продолжить знакомство) и нравилось то, что он относится к себе с юмором. И еще ужасно нравилось, как он смотрит на меня, когда я говорю, словно втягивает каждое мое слово, пусть даже это ужасная банальность, а не просто ждет своей очереди высказаться. Поэтому я, внутренне сжавшись, приготовилась к очередной декламации.– Понимаете, все дело в причине, по которой я раньше, чем планировал, возвращаюсь в Лондон. Когда я сказал, что у меня там дела… видите ли… это чисто личное. Последнее время я кое с кем встречался и теперь… возвращаюсь, чтобы порвать отношения.Ага! Я так и знала! Много ли шансов, что привлекательный, умный, преуспевающий гетеросексуал тридцати с чем-то лет вроде Джека одинок? И неужели я вообразила, будто особа вроде меня, для которой шестой размер – такая же несбыточная мечта, как роман с Расселом Кроу (даже до того, как тот женился), ни с того ни с сего очарует холостяка года на борту самолета? Я уверена, что подружка, о которой так осторожно обмолвился Джек, – либо его законная, либо гражданская жена, а упоминание о разрыве – просто иносказательный способ объяснить, что я вольна жить фантазиями, пока он не уложит меня в постель.– Вот как, – буркнула я впервые за эту ночь, отворачиваясь от Джека, чтобы уставиться в бездонную тьму, разверзшуюся за крошечным оконцем. И очень удивилась, когда его ладонь накрыла мою. Твердокаменная, закаленная в боях местного значения городская девушка, какой я себя считала, должна была бы выдернуть руку и пробормотать: «Отвали». И я повернулась даже, открыла рот, но что-то в выражении его лица меня остановило.– Я не лгу вам. Знаю, звучит довольно стандартной отговоркой, но это правда. У меня действительно есть приятельница, встречаемся несколько месяцев. Я думал, что, может быть… но не могу заставить себя чувствовать к ней что-то такое, чего нет в душе. Похоже, я давно сознавал это, но боялся признать. Она мне нравится, и я считал, что никому от этого вреда не будет. Но вчера мы говорили по телефону, и она стала намекать, что пора бы съехаться. Тут я сообразил: если все и дальше так пойдет, кто-то из нас неминуемо окажется в проигрыше. Но теперь я точно знаю – надо положить конец нашим отношениям. И не хочу медлить. Вот и взял билет на первый рейс до Лондона. Дождусь, пока она придет с работы, приеду к ней и выложу правду…Он выглядел серьезным и искренним, когда говорил это, по-прежнему не отпуская моей ладони и проводя свободной рукой по своим растрепанным светлым волосам. Меня охватило некое сюрреалистическое ощущение: поздний час, необычное место, откровения с незнакомцем, казавшимся почему-то давно знакомым. Мне нравится думать о себе как о человеке, благополучно пребывающем в непроницаемой скорлупе цинизма и неверия, защищавшей от ложных надежд и неискренних мужчин, но ему почему-то поверила. Может, дело было в тоне или очевидном беспокойстве по поводу предстоящего объяснения.– Если вам от этого легче, должна сказать, вы правильно поступаете. Не представляю, как женщина остается с человеком, который не отвечает на ее чувства, – покачала я головой. Разумеется, то была бесстыдная ложь: я знаю немало людей – как мужчин, так и женщин, которые тешат себя мыслью о том, что их роман – на всю жизнь. Они не хотят признать неприятную правду: их больше не любят, не желают и видеть не хотят. Но поскольку Джек вел себя честно, я не видела причины еще больше затруднять ему этот шаг.– Знаю, знаю. Хотя я и не люблю ее, человек она прекрасный, и мне трудно причинять ей боль. Скажите, прилично принести цветы той, с кем собираешься порвать? – вдруг спросил он.– Ни в коем случае!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42