– Знаю. И как только понял это, сразу порвал с ней. Я никогда не лгал Мадди, – заверил Джек, и, помявшись, добавил: – И тебе.– Просто… просто все это ужасно неловко. Мадди – моя давняя подруга, она очень переживает из-за случившегося. Не хочу причинять ей боль. И терпеть не могу мелодрам.Знаю, все это чертовски неприятно. Но я хотел бы снова встретиться с тобой. Мы… ты и я… думаю, между нами что-то есть.Я снова начала задыхаться. Голова пошла кругом. В желудке противно засосало. Черт… я и не подозревала, что мужчина может сотворить со мной такое. Была уверена, что в определенном возрасте вырабатывается иммунитет к подобным эмоциональным взрывам. А здесь не просто мужчина – Джек, известный также как герой грез Мадди, за которого и умереть не жаль (кстати, почему она звала его по фамилии? Почему?)Ради нее, ради женской солидарности, следующими моими словами должны были стать: «Прости, но больше мы не должны встречаться». А может, объяснить подробнее: «Ты, кажется, человек славный, и при других обстоятельствах я была бы рада узнать тебя получше, но если мы будем продолжить видеться, это может ранить кого-то, очень мне дорогого, а я не готова на такое».Да, звучит неплохо, особенно если произнести эту тираду достаточно категоричным тоном. Сразу положит конец дальнейшей дискуссии, а Джек останется в восхищении перги, моими моральными принципами. И поверьте, я раскрыла рот, хотела сказать именно это.Но с языка сорвалось нечто совсем иное:– Что ты сейчас делаешь? ГЛАВА 6 Виновата. Виновата. Виновата.Это слово выло в голове тревожной сиреной, когда я скорчилась на ничтожно узком самолетном кресле и украдкой огляделась, чтобы понять, чувствуют ли мои спутники по нью-йоркскому рейсу всю тяжесть совершенных мной грехов. Наверное, нет, потому что в противном случае, я уверена, соседи бомбардировали бы меня яростными взглядами и остатками омерзительного на вкус ленча (интересно, как это авиакомпании добиваются того, чтобы сандвичи из ржаного хлеба со швейцарским сыром и ветчиной даже отдаленно не имели вкуса ржаного хлеба, швейцарского сыра и ветчины?).«Я плохой человек. Ужасный, кошмарный, жуткий человек, который заслуживает всех пакостей, которые случатся с ним в будущем», – каялась я.Вчера вечером Джек действительно пришел и снова повел меня ужинать, на этот раз в модный французский ресторан. За ужином мы тихо беседовали, приоткрывая друг другу все новые подробности своих судеб. Я рассказала о разводе родителей, протекавшем в сицилийско-мафиозной манере кровавой вендетты. Препирательства и разборки шли из-за каждой дерьмовой тряпки, приобретенной за двадцать пять лет супружеской жизни, вплоть до изношенных, ни на что не годных скатертей. Битва, в которую с энтузиазмом вступили их адвокаты, дравшие с клиентов триста долларов в час.– Представляешь, идиотские подставки под тарелки, стоившие в восемьдесят четвертом десять долларов оптом, которые к тому же никогда никому не нравились, были под конец оценены в тысячу двести долларов, – продолжала я, качая головой, по-прежнему пораженная глупостью ситуации, хотя с тех пор прошло уже десять лет. – Не, обижайся, но у тебя не самая лучшая в мире профессия.– И кто победил? – улыбнулся Джек.– Ты о чем?– Кто получил подставки?– Папаша. И салфетки тоже. Ма достались кастрюли, сковороды и посуда на каждый день. Она немедленно сбыла все это на гаражной распродаже – пробурчала я.– Ты все еще злишься из-за этого?Я пожала плечами:– Нет. Когда-то злилась, но все забывается. И потом, в то время я была в колледже, так что пропустила самые яростные схватки. А вот моей младшей сестре пришлось хуже: она и то время заканчивала школу.– Вы с сестрой близки?– Не очень. Она поступила в Калифорнийский университет, только чтобы быть подальше от родителей. И мне кажется, хотя она упорно в этом не признается, у нее то ли анорексия, то ли булимия, то ли и то и другое. Она почти перестала есть как раз в то время, как родители разъехались. А как насчет тебя? Братья или сестры?– Единокровная сестра с материнской стороны и единокровный брат и две сестры – со стороны отца, все моложе меня, – кивнул Джек. – Родители разъехались, когда я был маленьким, так что их семейной жизни я почти не помню.Тяжелый был развод?Неуверен. Возможно, да, первое время, но каждый начал новую жизнь во втором браке. Однако это далеко не то же самое, – грустно признался Джек. – Хотя мы прекрасно ладим, видимся нечасто. Мы с отцом постоянно перезваниваемся, а с матерью – реже, но у каждого из нас своя жизнь. Настоящей семьи давно уже нет.Мы ни словом не обмолвились ни о Мадди, ни об их с Джеком отношениях, ни о других женщинах, с которыми он встречался. Он намекнул, что ничего серьезного не было, что мгновенно заставило меня насторожиться: большинство мужчин под сорок обычно имеют в послужном списке хотя бы одну экс-жену, законную или гражданскую, не говоря уже о невестах. Но не могла же я давить на него в открытую, не выдав подобной же информации о себе, а этого делать не хотелось. Я боялась, что, узнав о моих унизительных романах, он встанет на дыбы и умчится прочь, как конь, бегущий из горящей конюшни.После ужина я искренне намеревалась разразиться речью на предмет того, что нам больше не стоит видеться, в полной уверенности, что для Джека это не будет таким уж сюрпризом, ведь на следующий день я покидала страну. Но почему-то так и не выбрала подходящего момента, чтобы высказаться… ни когда он обнял меня за талию, выходя из ресторана, ни когда прижалась к нему, споткнувшись на последней ступеньке, а он удержал меня и прижал к себе, ни когда протянул руку, помогая сесть в машину. Всю дорогу он легонько гладил меня по шее: абсолютно невинная ласка, имевшая не слишком невинный эффект: мои внутренности плавились, как в кузнечном горне. Не успела я оглянуться, как мы уже целовались, абсолютно забыв о водителе, сидевшем в двух футах от нас.Прибыв в отель, мы буквально вывалились из машины: я – с размазанной по лицу косметикой, и Джек – с вылезшей из брюк рубашкой, и бросились к лифту. Едва двери за нами закрылись – мы, к счастью, были одни в кабинке, – Джек снова рванул меня к себе, теребя сосок сквозь тонкий хлопок моего свитера, и знай я, как остановить лифт между этажами, мы занялись бы сексом прямо здесь, как Майкл Дуглас и Гленн Клоуз в «Роковом влечении».Наконец мы оказались в благословенной тишине моего номера и набросились друг на друга, словно парочка сексуально озабоченных подростков.Джек провел ночь, укачивая меня, как ребенка, пока я спала. Такого я в своей жизни не помнила. Окружающие вечно твердят, что надоела эта моногамия, что жить с одним и тем же человеком до конца дней идет вразрез с человеческой природой. Но, по моему опыту, количество далеко не всегда переходит в качество, и, привыкнув к одному партнеру, который без всяких инструкций знает, где коснуться и как надавить, не слишком приятно наставлять другого, зачастую неопытного. Но с Джеком все было не так. Он как будто был заранее запрограммирован на знание всех моих эрогенных зон и интуитивно знал, как и где дотронуться, чтобы я немедленно взорвалась, после чего напряжение нарастало в очередной раз.Мужские размышления были прерваны резким, сухим кашлем, сопровождаемым бульканьем слизи, за которым снова последовал кашель. В качестве кармического возмездия за мои грехи вместо другого Джека в качестве соседа на сей раз мне достался омерзительный тип, от которого воняло так, словно за последний год тот ни разу не принял душ. Жирные волосы, сера в ушах и грязный платок, в который он постоянно откашливался. Оставалось молиться, чтобы это оказалось всего лишь гнусной привычкой, а не какой-нибудь атипичной пневмонией.Поскольку в подобной обстановке мечтать о любви было невозможно, я снова принялась терзаться угрызениями совести из-за Мадди. Она позвонила мне вскоре после того, как пришел Джек, чтобы повести меня на ужин, и со слезами призналась, что между ними все действительно кончено. Он ясно дал понять, что не хочет возвращаться к ней, и, будучи полным дерьмом, по недоразумению именуемым лучшей подругой, я втихаря облегченно вздохнула, услышав, насколько Харрисон был категоричен. Несмотря на все уверения Джека, я втайне тревожилась, что они могут помириться и скрепить союз сексом на роскошном пушистом ковре из шкуры волкодава.– Я делала все. Пыталась его уговорить. Просила дать мне еще шанс. Но он был как скала и только твердил, что все к лучшему, – безутешно всхлипывала Мадди.– И был при этом груб? – вырвалось у меня.– Ничуть. Наоборот, очень мил… куда приличнее, чем те, с кем я встречалась раньше. Ну почему именно он должен оказаться таким кретином? Почему не может любить меня так, как я – его?Мы долго обсуждали возможные варианты сложившейся ситуации. Я сделала все возможное, чтобы утешить Мадди, несла чепуху, которую в таких случаях принято скармливать подругам: что это скорее потеря для Джека, что в мире много приличных мужчин лучше, добрее, умнее и (еще раз) – скатертью дорожка, раз он такой.Но в глубине души я чувствовала себя полнейшей негодяйкой. Нет, хуже. Двуличной, нечестной, подлой эгоисткой, низкой дрянью. Потому что, хоть и казалась Мадди прежней, надежной и верной Клер, тот же тоненький злобный голосочек, который остерегал меня от приглашения Мадди на ужин в компании со мной и Джеком, теперь с мстительным злорадством ликовал по поводу того, что Джек Харрисон из нас двоих выбрал меня.Во всей этой неразберихе ясно было одно: я прямиком спешу попасть в ад.Мало того, что предала лучшую подругу (и, следовательно, весь институт девичьей дружбы), – я так запуталась во всей этой истории и собственных переживаниях, что совершенно забыла о своих ресторанах и отелях из списка. Проведя три дня в Лондоне, я ухитрилась найти всего три отеля, закусочную и пиццерию, которые и могла с чистой совестью рекомендовать читателям. Теперь ничего не поделаешь: придется хвалить дорогие индийский и французский рестораны, где мы с Джеком ужинали. Это означало навлечь на свою голову гнев редактора. Даже если я нагло солгу насчет цен, эти рестораны совершенно не подходят нашему контингенту: слишком модные, слишком шикарные, слишком этнические, а не традиционные местечки, где подают блюда вроде ростбифа с картофелем. Я даже не могла рекомендовать заведение, где можно поесть жареную рыбу с картофельной соломкой! Роберт меня убьет и, если я не найду подходящего путеводителя, чтобы выписать оттуда все необходимое, возможно, просто уволит.Мысль о потере работы и ужасных последствиях – унижении, разорении, банкротстве – повергла меня в панику. (Сердце заколотилось, грудь стиснуло. Я вцепилась в подлокотники, равнодушно столкнув руку Кашлюна с того, который он имел полное право разделить со мной.– Простите, – пробормотала я, стараясь не задыхаться.– Страх полета? Не волнуйтесь, мы в полной безопасности. Если не считать взрыва «Пан Американ» над Локерби несколько лет назад, на маршруте Лондон – Нью-Йорк почти не бывает катастроф, – «ободрил» он, снова принимаясь кашлять и плеваться.Брр! Мерзость какая! Я и думать не думала о катастрофах и нaпадениях террористов, но теперь… благодаря мистеру Гнусь начала нервничать еще и по этому поводу. Правда, попыталась снова поразмыслить о Джеке – единственная тема, не ввергавшая меня в бездну позора или приступ паники. Хотя это не совсем верно… было в Джеке нечто, тревожившее меня. За то короткое время, что мы провели вместе, мне ни разу не пришло в голову, что он и Харрисон – один и тот же человек. Впрочем, я почти ничего не знала о Харрисоне, принадлежавшем тогда Мадди. Правда, она упоминала, что он поверенный, но поверенных в Лондоне – миллиарды. Я никогда не видела его фотографии, не знала, что его зовут Джеком, и по какой-то причине Мадди не сказала, что он американец, поэтому вполне логично предположила, что ее бойфренд – англичанин (тем более что они познакомились в Лондоне). И знала о ее феноменальной рассеянности и способности опускать детали, но в конце концов, если вы действительно не желаете, чтобы ваша подруга залезла в постель к вашему же, пусть и экс-бойфренду, – не стоило бы забывать о столь важных подробностях.Но… и здесь крылось именно то, что так меня волновало: как мог Джек не узнать меня? Мадди наверняка говорила обо мне, своей старой подруге Клер, ведущей колонку путешествий в журнале для пенсионеров. Моя работа достаточно необычна, чтобы при первом же упоминании сразу вспомнить, с кем она связана. И в довершение всего наше с Мадди фото красовалось на дверце холодильника из нержавеющей стали. Оно там единственное, так что если Джек заходил на кухню, просто не мог его не увидеть.Прошлой ночью, лежа в постели, мы дружно перевернулись на бок, лицом друг к другу, и у меня не хватило храбрости спросить об этом. Ну… честно говоря, это не совсем правда. Джек осторожно исследовал пальцем изгибы моего тела, и хотя движения были медленными и ленивыми, результат оказался поразительным. Нечеловеческим усилием воли мне удавалось сдержаться и не наброситься на него, как нападающий на вратаря (или как там еще в футболе… я ни разу не смотрела эту идиотскую игру). Где уж найти тактичный, хоть и недвусмысленный способ спросить Джека, не солгал ли он, утверждая, будто не знал, что мы с Мадди подруги? У меня не было причин подозревать его во лжи, но все же казалось странным, что он ни разу обо мне не слышал. Я вынудила себя (на минуту) игнорировать прикосновения пальцев, скользивших по холму бедра, впадине талии и… о Господи, – по мягкой груди. Я чувствовала, как самообладание слабеет с каждым мгновением… если не заговорю сейчас, еще через десять секунд будет поздно.– Мне нужно кое о чем спросить, – начала я чуть резче, чем обычно.– Готов ответить, – улыбнулся Джек.Я схватила его руку, уставшую лежать на груди и двинувшуюся в обратный путь.– Я не могу говорить, когда ты это делаешь!– Неужели?Улыбка стала шире. Самодовольнее.– Перестань! – велела я.Джек убрал руку, но тут же откинул прядь волос с моего лица:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42