Ц и наконец
понял, как ступеньки приобретают форму призм, а до тех пор представить се
бе превращение двухмерного прямоугольника, складывающегося, как дорож
ные часы, было практически невозможно.) В старших классах школы я часто ка
тался на эскалаторах, умышленно оставляя шнурки незавязанными, чтобы до
казать самому себе: эскалаторы безопасны, с ними можно не осторожничать
Эскалаторы
и вправду были безопасны Ц как я теперь понимаю, благодаря блистательно
му решению дополнить поверхность ступенек рубчиками, идеально входящи
ми между зубцами металлической гребенки вверху и внизу эскалатора, поэт
ому случайные предметы вроде монеток или наконечников шнурков просто н
е могли попасть в щель между движущимися ступеньками и неподвижным поло
м. В тот день о рубчиках и желобках эскалатора я не задумывался, и, в сущнос
ти, тогда их назначение было для меня неясным Ц я полагал, что они придума
ны для сцепления, или в чисто декоративных целях, или сделаны таковыми, чт
обы напомнить нам, как красивы все рубчатые поверхности: брюхо кита поло
сатика, наверняка обладающее некими гидродинамическими или термически
ми свойствами; борозды, оставленные граблями на рыхлой почве или бороной
в поле; единственная бороздка на льду от лезвия конька; рубчики на носках
, позволяющие им растягиваться, и на вельвете, по которым можно водить шар
иковой ручкой; дорожки на грампластинках. В тот период, когда я катался на
эскалаторах, не завязывая шнурки, зимой я бегал на коньках (между прочим, с
тупенька эскалатора похожа на ряд перевернутых коньков), описывал круги
по замерзшему пруду, пристроившись к пожилым итальянцам-конькобежцам с
о сморщенными, как изюм, лицами, в свитерах с капюшонами; чехлы для коньков
они носили за спиной и бегали длинным, плавным, размеренным ходом. Летом ж
е я слушал пластинки: дважды в неделю поднимался на очень коротком эскал
аторе на второй этаж торгового центра «Мидтаун-Плаза», и когда наверху с
тупеньки начинали втягивать подбородки, на уровне моих глаз появлялся о
бширный пол, ведущий мимо похожих на коробки металлодетекторов в устлан
ные ковром владения «Мидтаун Рекордз». Там я рылся в альбомах шагающим д
вижением пальцев; если попадалось несколько экземпляров одного альбом
а, получался примитивный мультик в стиле синематографа, в котором надуты
й исполнитель неподвижно сидел за пианино под желтой эмблемой «Дойче Гр
аммофон»; часто из-за пустоты между целлофановыми обертками соседних ал
ьбомов последующий приходилось укладывать, опускать на несколько град
усов, пока он не кренился сам.
В те дни я был ревностным сторонником симметрии и потому пытался сопоста
вить бороздки, связанные с этими двумя сезонными видами деятельности Ц
бегом на коньках и прослушиванием пластинок. Если бы исследователи спус
тились в сильно увеличенную бороздку от конька, к примеру, в одну из остав
ленных мной на льду пруда Коббс-Хилл, теперь безвозвратно растаявшую, и з
амерли в этой бесконечной наклонной долине Ц бороды побелели от инея, л
ица изнурены двухчасовым спуском, рюкзаки набиты образцами, собранными
для лабораторных исследований, а на них, как на маленьких моренах, еще сох
ранивших характерные параллельные отметины, следы других камней, котор
ые протащил мимо ледник, видны бороздки только от моих коньков, Ц то увид
ели бы там и сям темные блики, гигантские пласты, сдвинутые за тысячелети
е образования одной коньковой борозды, а рядом хрупкие наросты, свидетел
ьство теории, за которую всегда ратовали ученые: лед скользит потому, что
на мгновение расплавляется под острием конька, а затем, когда лезвие про
езжает мимо, снова замерзает, образуя колючие, похожие на кусты кристалл
ы, что испаряются прямо на глазах и превращаются в беловатый туман. А темн
ые блики при ближайшем рассмотрении оказались бы содранными частицами
металла, следами износа коньков.
Если сделать негатив из снимка ущелья, созданного моим коньком, получитс
я увеличенная дорожка пластинки Ц тихая и черная речная долина асфальт
овых кругов, такая мягкая, что на ней можно оттиснуть веревочную подошву
«Вибрам»: этот узор был отлит в исходной форме, получившейся благодаря д
вижению пишущей головки по воску, словно записывающей условия сложного
механического компромисса между различными независимыми колебаниями,
которых требует стереофонический звук; круги настолько разветвленные
и перепутанные, что лишь после длительной работы с приборами, измерения
расстояний и подсчетов (на каждом шагу под ногами потрескивают статичес
кие разряды), можно уверенно отметить оранжевой аэрозольной краской «ба
с-кларнет» на пульсирующем виниловом желобе Ц так рабочие в защитных ж
илетах красят дорогу, чтобы на ней проявились линии разметки. На непривы
чно-бесшумную, не отзывающуюся эхом поверхность оседают частицы летуче
й пыли размером с булыжник, неудачливые споры в лохматой, похожей на коко
совую, оболочке, крупные обсидиановые клочья сигаретного дыма, и время о
т времени драгоценный алмазный валун, каким-то чудом сорванный с острия
этой более мягкой поверхностью, скатывается по склону и плюхается в осад
ок предыдущих воспроизведений, но и его слушатели смахивают, как простую
пыль. Это признак износа иглы проигрывателя.
Как и в случае с перетершимся шнурком, здесь меня заинтересовали принцип
ы трибологии, детальные сведения о взаимодействии изнашивающейся пове
рхности с поверхностью, вызывающей износ. При катании на коньках: сущест
вуют ли разновидности конькового хода, от которых лезвие тупится сильне
е, чем от всех прочих? Рывок с места, торможение боком? Может, в быстром зату
плении моих коньков повинен слишком холодный лед, или поверхность, уже и
счерченная бороздами других лезвий? Есть ли способ оценить пробег коньк
ов по степени износа лезвий? При прослушивании пластинок: от чего изнаши
вается игла Ц от пыли и грязи на виниле или от волнообразной структуры в
иниловой музыки, и если от музыки, можно ли определить, какие тембры и част
оты способствуют увеличению срока службы иглы?
Или же сильнее всего острие изнашивается еще до соприкосновения с пласт
инкой, когда его пробуют большим пальцем? Вполне вероятно. Когда моя сест
ра ставила какую-нибудь из самых старых семейных пластинок, вроде «Моей
прекрасной леди», которым разрешалось покоиться на ковре, если их не слу
шали, и они поэтому были заметно волосаты, на игле оставался сизый пыльны
й колпак Ц вероятно, из того же материала, которым покрыт фильтр в сушилк
е или выстланы гнезда песчанок, и этот безжизненный урожай приходилось с
нимать мне. Мудрецы из лабораторий «Херш-Хоук» в унисон с брошюрой, прило
женной к головке звукоснимателя «Шур», настойчиво уговаривали не чисти
ть иглу при включенной стереосистеме: возникающие при этом «короткие од
иночные импульсы» способны вызвать перегрузку в мощных и услужливых ма
гнитах динамиков; однако идти на риск все-таки приходилось, потому что, на
сколько мне известно, определить, что игла чистая, можно лишь по треску ко
жного рисунка на большом пальце, каждая бороздка которого звучит на всю
комнату даже от легчайшего прикосновения к игле: она воспроизводила уни
кальную музыку контурных бороздок так же, как впоследствии играла спира
левидную музыку уникального сеанса записи из жизни пианиста Ц а пушист
ый комок пыли, наследие «Моей прекрасной леди», спадал, открывая взгляду
крохотный контакт Ц как ни странно, тупой, в форме резинового молоточка,
каким ударяют по колену, проверяя рефлексы, похожий на зависшее в простр
анстве насекомое, готовый к новому «Дойче Граммофону». Альбом еще не рас
печатан, и раньше, чем с пластинкой, ты сталкивался с бороздкой другого ро
да: с беззвучной податливостью разрываемой целлофановой обертки, котор
ую протыкал ногтем и стаскивал вниз, вдоль временного стыка (между двумя
еще невидимыми сторонами картонного конверта, о которых ты знал заранее
), помедлив, чтобы задуматься о редких свойствах оберточного материала
Ц такого прочного и растяжимого до первого прорыва, а потом готового рв
аться почти без посторонней помощи; этим свойством блестяще воспользов
ались дизайнеры сигаретных пачек, пристроившие к целлофану маленький ц
ветной язычок, с которого начинается разрыв, и ленточку из более плотног
о материала, под управлением которой с пакетика можно без труда снять ве
рхушку. Пластинка извлекалась из конверта без единого прикосновения к и
грающей поверхности, благодаря опоре-треножнику: большой палец на краю,
два других Ц на круглом ярлыке. Пока новенькую пластинку проносили по в
оздуху к проигрывателю, она успевала собрать на себя летучую пыль, поэто
му для нее требовалось устройство очистки вроде того, каким пользовалис
ь мы; отдельный, похожий на звукосниматель, рычаг, вооруженный крошечной
веерной щеточкой и красным цилиндрическим валиком для сбора крупного м
усора. Этот чистящий рычаг катился по пластинке гораздо быстрее настоящ
его звукоснимателя, влекомый, вероятно, многочисленными остриями ворси
нок (эту загадку я так и не разгадал), и заканчивал работу за пять минут до т
ого, как умолкала музыка на одной стороне пластинки. Система чистки плас
тинок отчетливо напоминала желтые машины для подметания улиц, появивши
еся в годы моего детства: разбрызгиватели спереди смачивали приближающ
ийся мусор, чтобы круглые вращающиеся щетки могли смести его от бордюра
туда, где творился незримый хаос, где гигантский щетинистый валик, прикр
епленный к машине сзади, затягивал этот мусор в контейнер, встроенный в м
еханизм. Если бы еще система чистки пластинок работала так же исправно, к
ак эти уличные машины, за которыми оставалась чистая мокрая полоса асфал
ьта, штриховая и фестончатая по краям и сплошная в середине, даже когда пр
иходилось объезжать припаркованные у края тротуара машины, а потом снов
а подруливать к самому бордюру и с явным удовлетворением сметать с него
затвердевшую грязь, листья и обесцвеченный сор! Но пластинкам не так пов
езло, и, видимо, чистящий антистатик, который полагалось брызгать на цили
ндрический валик, оставлял маслянистые следы в дорожках, вычеркивал из в
оспроизводимого звука мельчайшие вспышки радости. Тем не менее мы польз
овались им, увлажняли валик и ставили его на вращающуюся пластинку. А пот
ом, не обращая внимания на докучливый механизм включения проигрывателя,
который вечно переводил вертлявый звукосниматель выше того места, на ко
торое его ставили, мы опирались одной рукой на основание проигрывателя (
почти так, как я по привычке держался за теннисную туфлю, пока зашнуровыв
ал ее) и большим пальцем легко и осторожно приподнимали крючок на чайкин
ом крыле звукоснимателя. Противовесы, начищенные хромированные диски с
резьбой, которые можно было установить в точном соответствии с необходи
мым весом в граммах (а каким противоречивым было само представление о «н
еобходимом весе»! Кое-кто считал, что даже лишние два грамма постепенно и
спортят пластинку; но с другой стороны, строгие авторы рубрик в «Стерео Р
евью» утверждали, что при недостаточной нагрузке звукосниматель будет
скользить над звуковыми дорожками, или подпрыгивать, как лыжник на бугра
х трассы, а затем снова плюхаться на пластинку, нанося ей ущерб), действова
ли так, что звукосниматель вздрагивал от легчайшего прикосновения боль
шого пальца, точно под кожухом от пыли таилось особое, лунное притяжение.
Головку звукоснимателя ставили на гладкий наружный край вращающейся п
ластинки; от деформации поверхность поднималась и опадала, зачастую с се
рдечным ритмом «тум-тум, тум-тум», и эта движущаяся, пластичная поверхнос
ть наконец входила в контакт с иглой, так что та подскакивала на волнообр
азных неровностях, поначалу производя глухой стук, точно тяжелый сундук
, поставленный на ковер, затем протяжный вздох и по меньшей мере один трес
к, усиливающий ощущение, будто вступаешь в микроскопический мир техники
, где звуки хранятся в такой физически малой форме, что даже невидимая пыл
инка в тоненькой, как волос, бороздке способна звучать, как щелканье цирк
ового кнута. После этого можно было переместиться на ковер, над которым д
о сих пор приседал на корточках. А потом начиналась музыка. Послушав ее вн
имательно минуты три, свыкнувшись с ощущением микроскопичности и дожда
вшись, когда пианино увлечется менее знакомыми или не столь удачными, ка
к вступительные, пассажами, я принимался читать текст на конверте, затем
уходил на кухню за сэндвичем, читал «Стерео Ревью» и возвращался минут ч
ерез двадцать к завершению первой стороны пластинки, чтобы послушать те
хнологический финиш: ты прокатывался по последним дорожкам, словно в кол
яске рикши по многолюдным улицам восточной столицы музыки, а потом вдруг
, в сумерках, проходил через городские ворота и шагал через борт в ждущую л
одку, уплывающую в черно-лиловые воды лагуны, к плоскому острову в самой с
ередине; быстро и безмолвно плыл по обширной глади к круглому острову (с н
евысоким тотемным столбом посредине, вероятно Ц календарем друидов), но
не высаживался на нем Ц обратное течение со странной быстротой несло т
ебя назад, к кишащему людьми городу краски, испарина, бессонница Ц и снов
а через всю лагуну; киль ударялся сначала об один, потом о второй берег, и х
отя судно двигалось стремительно, оно все-таки оставляло за собой на чер
ной глади тонкий сияющий след киля. Наконец большой палец приподнимал су
дно, оно проносилось высоко над материком и исчезало за гранью плоского
мира.
Ц в тот период я позволял шнуркам развязываться и не удосуживался
снова завязать их, или даже по утрам совал ноги в зашнурованные ботинки, к
ак в мокасины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23