Джиллиан рассмеялась от этого невольного каламбура:
— Похоже, Лета время от времени и на вас оказывает свое влияние, милорд.
— А вам не приходило в голову, что, возможно, ваше нынешнее состояние объясняется тем, что вы украдкой глотнули из ее вод?
Джиллиан улыбнулась.
— Я скучала по вам за ужином.
— Приношу свои извинения, что не смог составить вам компанию. Надо было уладить одно дело.
— Мне Кассия сказала.
— А где Феба?
— Она с Кассией, которая, насколько я поняла, хочет дать ребенку урок рисования. Кассия — одаренный художник.
— Это мне известно. — Дант устремил неподвижный взгляд на садовую аллею. У него был такой вид, словно ему предстояло сейчас сказать нечто неприятное.
— Вас что-то беспокоит? — Джиллиан взяла его за руку. — Ваше дело… оно было не из приятных?
— В сущности, дело касается вас. — Он поднял на нее глаза. — У меня для вас есть новости.
— Новости?
— Да. Мне удалось выяснить, кто вы такая.
Джиллиан тут же, сама не зная почему, отпустила его руку, словно ей показалось, что это заставит его не продолжать. Она испуганно взглянула на него.
— Понимаю….
— Ваше настоящее имя, разумеется, не Беатрис. Вас зовут Джиллиан Форрестер. Леди Джиллиан Форрестер. Ваш отец — Александр Форрестер, маркиз Адамли.
— Джиллиан Форрестер… — медленно повторила Джиллиан, как будто надеясь, что это напомнит ей что-то. Но тщетно. — Вы упомянули о моем отце. А мать? Она жива?
— Да, ее зовут Джоанна. Они с отцом живут здесь, в Лондоне. Вместе с тремя вашими братьями и их семьями.
— У меня есть три брата?
Джиллиан вспомнился сейчас тот голос, который она услышала во время одной из прогулок с Дантом в Уайлдвуде, перед входом в пещеру. Голос дразнил ее и назвал «молокососом». Наверное, это был один из братьев.
— Реджинальд — старший, — продолжал тем временем Дант. — Затем идут Арчибальд и Марселлас.
Джиллиан молчала, повторяя про себя эти имена:
«Реджинальд, Арчибальд, Марселлас…»
Вдруг перед глазами возникла какая-то смутная картинка. Сломанные очки, детские лица, девочки и мальчики — и все разного возраста.
— Значит, вы говорите, моя семья здесь? В Лондоне?
— Да, и они с нетерпением ждут вас.
— Тогда почему же они не пришли сюда?
— Я не сказал им, где вы находитесь. Мне сначала нужно было все выяснить самому. Так сказать, подготовить почву, перед тем как… — Он не договорил.
— Перед чем?
— Перед тем, как вернуть вас им.
— Вернуть меня? Такое впечатление, будто речь идет о потерянной пуговице или книге, которую вы взяли почитать у этого маркиза Адамли. Значит, вот как вы обо мне думаете? Вы говорите, что они с нетерпением ждут меня? Что же они не искали меня, когда я пропала? Или им было все равно? Их не интересовала моя участь?
Джиллиан сильно расстроилась. Расстроилась настолько сильно, что ее даже охватила дрожь. Она не понимала, почему ей не хочется возвращаться к семье и к той жизни, которой она до сих пор жила. Словно какой-то внутренний голос удерживал ее. Вдруг она поняла: ей не хочется возвращаться туда, потому что это означало бы расстаться с Дантом и Фебой. Расстаться с единственными знакомыми ей людьми.
— Джиллиан, я…
— Я не помню их, Дант. Они как будто чужие для меня. Да не как будто, а так и есть! Чужие! Значит, вы подведете меня к их крыльцу, а сами уйдете? А если я так никогда и не вспомню их? Тогда я буду вынуждена всю жизнь прожить среди чужих мне людей! А как же Феба? Я что, никогда ее больше не увижу?
Она вся дрожала, и Дант обнял ее, чтобы успокоить. Он крепко прижал ее к себе, тихо нашептывая слова утешения. Джиллиан зажмурилась. Она отчаянно пыталась не расплакаться, но мысль о том, чтобы расстаться с Дантом и Фебой, вызывала в ней ужас.
«Не сопротивляйтесь, Джиллиан. Вам же лучше будет».
Девушка отшатнулась от Данта:
— Что вы сказали?
Дант удивленно посмотрел на нее:
— Ничего не говорил.
— Но я только что слышала чей-то голос, который сказал мне, чтобы я не сопротивлялась, и тогда, мол, мне же будет лучше…
Лицо Данта окаменело.
— Вы узнали голос?
— Нет. — Джиллиан помолчала и прибавила: — Но это был неприятный голос. Он угрожал мне.
— Послушайте, Джиллиан. Ваш отец считает, что вас похитили из вашей спальни, среди ночи. Со своей стороны скажу, что это объясняет и то, что вы оказались на дороге: вас бросили. Говоря откровенно, ваш отец даже думает, что я и есть тот похититель.
— Вы? Почему он так думает? Ведь вы спасли мне жизнь.
— Это не важно, Джиллиан. По крайней мере, сейчас. Равно как не важно и то, что думает обо мне ваш отец. Я хочу, чтобы вы знали: я не похищал вас, но думаю, что вы знаете, кто это сделал. Просто забыли. Видите, стоило мне рассказать про вашу семью, как вас тотчас же посетило воспоминание: вы услышали чей-то голос. Возможно, когда вы увидитесь с родными, то вспомните и еще что-то.
— И тогда я расскажу отцу, кто меня похитил, — договорила за него Джиллиан. Дант улыбнулся:
— Верно. Завтра утром я отвезу вас в Адамли-Хаус для встречи с вашей семьей. И задержусь до тех пор, пока вам это будет нужно. Если вы не захотите там остаться, я заберу вас. Я не брошу вас одну.
Джиллиан внимательно взглянула на него. Она вдруг вспомнила одно его давнишнее признание. Как-то Дант сказал ей, что никогда не лжет. И она поверила ему.
Она медленно поднялась со скамьи.
— Вы не бросите меня там? Не уйдете?
— Нет, если вы сами не попросите меня об этом. Можете мне верить, Джиллиан. Я даю вам свое слово. Все будет хорошо.
Они направились в дом. Дант был мрачен. «Теперь я знаю, кто ты. Но, вернувшись к своим, ты узнаешь — кто я».
Глава 17
Несмотря на солнечную погоду уходящего лета, в карете, которая ехала по узким лондонским улочкам, направляясь в Адамли-Хаус, было прохладно.
Джиллиан было не по себе. Она не понимала, отчего у нее это состояние, и вместе с тем никак не могла успокоиться. Они едут к ее родным, к ее семье. Но она не знает, не помнит их. Они представлялись ей такими же чужими, как и прохожие за окном кареты. Джиллиан решительно откинулась на спинку сиденья и попыталась отделаться от наваждения, но мрачное расположение духа не покидало ее. Внутренний голос о чем-то предупреждал, предостерегал. Даже не голос, а какая-то неосознанная смутная тревога, беспокойство. Страх! Откуда он в ней? Откуда мрачные предчувствия? Ведь, казалось бы, она должна радоваться тому, что возвращается к прежней жизни, к своему настоящему имени. И все же…
Впервые это смутное беспокойство посетило ее вчера, когда она увидела приближающегося к ней Данта. Он еще не успел ничего сказать, а ей уже стало не по себе. Он был чернее тучи. Она была рада его видеть, но в то же время не могла не обратить внимания на странное выражение его глаз.
Карета остановилась перед внушительного вида особняком. Аккуратно подстриженные кусты руты душистой обрамляли широкие ступеньки крыльца, которые вели к массивным двустворчатым дверям. Дверные ручки отливали на солнце золотом. Над дверью был вырезан каменный герб: лев, увенчанный лавровым венком, и буква «А». Улицу от дома отделяли высокие черные железные ворота с устрашающего вида зубцами наверху.
И это ее дом? Своим суровым и строгим внешним видом здание больше походило на казенное учреждение. Джиллиан трудно было представить, что здесь могут жить люди. И уж во всяком случае, вид этого дома ничем не отозвался в ее сердце. Она его не вспомнила. Герб, фасад, даже два ливрейных лакея, стоящих по обе стороны от парадной двери… все это выглядело каким-то чужим и негостеприимным.
Джиллиан вдруг отчаянно затосковала по Уайлдвуду. Ей захотелось вдохнуть аромат липового цвета, попробовать горячих сладких имбирных пряников миссис Лидс и зарыться лицом в пахнущую розой подушку.
Дант, должно быть, почувствовал ее состояние. Он ничего не сказал. Молча вышел из кареты и помог ей сойти. Она крепко взялась за его руку и сжала ее, словно напоминая ему об обещании не бросать ее. Джиллиан твердо решила войти в дом вместе с Дантом. И если люди, живущие в нем, произведут на нее такое же гнетущее впечатление, как и сам дом, она попросит Данта увезти ее обратно.
Пока они поднимались на крыльцо, Джиллиан подняла голову и заметила в окнах второго этажа детские лица. На нее уставилось несколько пар любопытных глазенок.
Не успели постучаться, как им уже открыл дверь сутулый старик.
— Миледи Джиллиан… — проговорил он, обнажив в улыбке пожелтевшие зубы. — Какое счастье вновь видеть вас! Джиллиан внимательно посмотрела на него, потом перевела недоуменный взгляд на Данта.
— Это Ньюпорт, ваш дворецкий.
Джиллиан дружелюбно улыбнулась старику и проговорила:
— Здравствуйте, Ньюпорт, мне очень приятно с вами познакомиться.
Принимая у них в холле верхнюю одежду, Ньюпорт бросил на Данта ошалелый взгляд.
— Семья извещена о вашем приезде и собралась в гостиной, — проговорил дворецкий и повел их по длинному коридору. Дойдя до высокой двери, он распахнул ее и сам отошел в сторону, давая пройти Данту и Джиллиан.
Едва переступив порог, Джиллиан остановилась.
Смущение ее усилилось, когда она стала растерянно переводить взгляд с одного незнакомого лица на другое. Она даже отошла на шаг назад и встала поближе к Данту, не зная, что ей делать.
К ней быстро подошел пожилой темноволосый джентльмен важного вида.
— Джиллиан, девочка моя! Как нам тебя недоставало! — Он крепко обнял ее. Потом отпустил и выжидательно посмотрел на нее.
Джиллиан молчала. Дант проговорил негромко:
— Джиллиан, это ваш отец. Маркиз Александр Форрестер.
Джиллиан робко улыбнулась:
— Здравствуйте, сэр.
Она понимала, что нехорошо так официально обращаться к собственному отцу, но как же иначе, если он казался ей совсем чужим?.. Впрочем, в следующую минуту она обратила внимание на то, что у него такие же серые глаза, как и у нее.
Вслед за стариком вперед вышла женщина. В глазах ее блестели слезы. Она смотрела на Джиллиан, но старательно избегала встречаться с ней глазами. Вместо этого взгляд ее был устремлен куда-то вниз. Джиллиан обеспокоилась: может быть, она пролила за завтраком какао на бирюзовое шелковое платье Хелены, из-под которого выглядывала кружевная кайма нижних юбок? Нет, вроде пятен не видно. В чем же дело? Почему у этой красивой, изящной женщины такой вид, будто она сейчас расплачется?
— Бедное дитя мое… — прошептала та, тяжело вздохнув, порывисто обняла Джиллиан и поцеловала ее в щеку… — Ты стала совсем другая. Повзрослела… Я уж думала, что никогда больше тебя не увижу!
Когда эта женщина наконец отпустила Джиллиан, девушка внимательно посмотрела на нее и спросила:
— Вы моя мать?
Женщина не ответила. Вместо этого она зарыдала в отделанный кружевом носовой платок. Отец Джиллиан обнял ее за плечи и стал утешать:
— Ничего, Джоанна. Просто ей нужно дать немного времени, чтобы привыкнуть. Все-таки серьезная травма…
— Но она такая…
Джиллиан подошла к женщине и взяла ее за руку:
— Простите, мадам, я не хотела огорчить вас. Перед глазами ее на мгновение возникла смутная картинка. Она увидела эту женщину, только та выглядела гораздо моложе и с улыбкой протягивала Джиллиан маленькую куклу. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось.
Высокий и красивый молодой человек, стоящий слева от нее, приблизился и улыбнулся:
— Не бойся, ты ее вовсе не огорчила, Джиллиан. Она у нас плакса, ревет по любому поводу. Однажды она расплакалась, когда мы с тобой — это было еще в детстве — принесли ей лягушку, которую нашли в саду.
— Простите, я не помню… — робко проговорила Джиллиан, думая про себя: «Неужели я когда-то могла брать в руки эту гадость?»
Молодой человек крепко взял ее за руку:
— Я Марселлас, самый младший из твоих братьев. По-моему, ты прекрасно выглядишь.
— А я Арчи, второй брат, — подал голос еще один мужчина. На вид он был на несколько лет старше Марселласа. Песочного цвета вьющиеся волосы, широкие плечи… Когда Арчи стал приближаться к Джиллиан, она заметила, что он хромает и опирается на гладкую деревянную трость. «Интересно, что это с ним?»
— Я вижу, ты смотришь на мою клюшку. Ничего особенного. Просто получил пулю при Вустере. Итак, я средний брат, а вон в углу, видишь, сидит такой хмурый дурачок? — продолжал Арчи. — Это Реджинальд. Он самый старший, но и самый тупоголовый. Ты обычно называла его Реджи.
Реджи взглянул на нее, и тень улыбки тронула его губы.
— Рад видеть тебя, Джиллиан.
Джиллиан кивнула ему и вежливо улыбнулась:
— Мне приятно с вами познакомиться. Со всеми, Я понимаю, что говорю несколько странные вещи, учитывая то, что вы моя семья. Простите.
Все они посмотрели на нее точно так же, как и дворецкий в первую минуту. Почему они на нее так смотрят? Как будто знают, но вместе с тем не узнают ее… Что же за превращение с ней случилось?
В комнате повисла пауза, и все же, несмотря на это, Джиллиан почувствовала, что первоначальная неловкость начинает постепенно ослабевать.
Марселлас взял ее за руку и вывел на середину комнаты.
— Все нормально, Джилли… — Он осекся, посмотрел на нее и спросил: — Это ничего, что я тебя так называю? В сущности, я иначе никогда к тебе и не обращался, если не считать, что в детстве я называл тебя еще «молокососом», но сейчас это прозвище к тебе уже явно не подходит.
«Ну что, молокосос, теперь не страшно?» Тот голос, который послышался ей тогда у входа в пещеру, принадлежал Марселласу.
Джиллиан улыбнулась ему. Наконец-то ей удалось нащупать первую ниточку между прошлой жизнью и настоящим моментом.
— Конечно, ты можешь называть меня Джилли. А как я тебя называла? Марселлас?
— Нет, разве что только в официальной обстановке. Ты называла меня по-разному, и по большей части это были прозвища, за которые мать выговаривала тебе. Впрочем, чаще всего ты обращалась ко мне просто — Марс. В честь бога войны. Ты говорила, что это имя больше всего подходит мне, потому что в детстве мы с тобой постоянно дрались.
Джиллиан почувствовала к этому молодому человеку теплое чувство.
— Сколько тебе лет, Марс?
— Двадцать четыре.
— А мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42