Если Оррин предлагал идти поближе к воде, то Зик утверждал, что так они удлинят маршрут. Если Оррин решал устроить лагерь возле одного ручья, то Уайт возражал, уверяя, что двумя милями дальше они найдут ручей получше.
Только Мэйс Бриджмен мог держать их в узде.
– Зря тратят силы на глупые споры, которые им еще пригодятся в пути, – с досадой говорил он Эмери. – Много таких парней погибло из-за разногласий. Кто-то хотел поохотиться, кто-то понаслаждаться природой, а когда зима заставала их в горах, то упущенное время уже невозможно было вернуть никакими молитвами.
Даже Сюзанна и та изменилась. В Каунсил Блафсе Эмери встретила маленького капризного ребенка, всюду таскавшего за собой куклу. Сейчас она заметно подросла. Ножки ее стали стройнее и сильнее. Лицо девочки покрылось коричневым загаром, синие глаза сияли на смуглом лице, словно два глубоких озерца. Она бегала повсюду, играла с Эдгаром, подражая лаю диких собак, взбиралась на скалы, болтала без умолку и не вспоминала о куклах.
Гертруда Вандербуш высохла донельзя, изжёлта-серая кожа обтягивала кости. Она редко покидала повозку.
Кэтти, слава Богу, оправилась от дизентерии. Но полудетская округлость черт исчезла, и с нею Кэтти утратила часть своей прелести. Однако путешествие закалило ее: она почти перестала жаловаться.
Рэд Арбутнот превратился в глубокого старика с трясущимися руками и головой. Он страдал от болезни, которую Мэйс определил как горную лихорадку. Его старое сердце болело за взрослых сыновей, и он уже потерял надежду увидеть конец маршрута.
Бен Колт совсем почернел, нос облупился, губы потрескались. Взгляд его неотступно преследовал Эмеральду, но стоило ей взглянуть на него, как он отводил глаза. И когда он разговаривал с ней, его реплики были желчными и злыми.
После ампутации ступни у Тимми Пьер, сын Вандербуша, тронулся рассудком. Он не буянил, но совершенно потерял интерес ко всему и часто разговаривал сам с собой. Эмери знала, что виной тому эти необъятные просторы, в которых он ощущал себя таким маленьким и беспомощным, что испытывал постоянный страх.
Но кое-кто не изменился совсем. Среди них были Зик, Билл Колфакс, Труди, а также мальчики-подростки Боб Ригни и Жан Вандербуш, которые не утратили детского восприятия мира.
Ну, а сама Эмери?.. Она решила не думать об этом. Она выбрала этот путь и должна пройти его до конца.
– Делайте, что хотите, – развязно говорил Зик Йорк. – А я буду делать то, что хочу я. Моя скотина хочет пить, и я напою ее! – Он стоял, прислонясь к повозке, лицо его было искажено злобой.
Эмеральда, посмотрев в его сторону, передернулась от отвращения. Она ничего не рассказала о его приставаниях ни Маргарет, ни Оррину. Да и зачем? Что могли они сделать? Здесь правил один закон. Право сильного. Зика не перевоспитать, его можно только убить.
Мэйс отошел от мужчин и прикрыл глаза. Труди подошла к нему. Коричневое платье ладно сидело на ее статной фигуре. Она шла, покачивая бедрами, зная, что все мужчины лагеря провожают ее жадными взглядами.
Труди остановилась возле Мэйса, взяла его под руку и улыбнулась, заглядывая ему в глаза.
«Друзья, – подумала Эмеральда, – друзья-любовники». Она не могла на это смотреть. Слезы сами навернулись на глаза: драгоценная влага, напрасная трата на этой иссушенной солнцем земле.
Она отвернулась и заспешила к повозке Уайлсов.
«Нельзя плакать! Не смей!» – гневно приказала она себе. Но когда она, вернувшись в повозку, принялась шить скудной порцией воды Сюзанну и Тимми, слезы сами полились из глаз. Эмери опустила голову. Дети не должны стать свидетелями ее слабости.
Маргарет уже потеряла представление о времени; Схватки становились все чаще, все сильнее. Вцепившись посиневшими пальцами в край повозки, она изо всех сил старалась сдержать крик.
Тимми был с ней рядом. Это она настояла на том, чтобы он вернулся в повозку, ведь он еще не до конца окреп и сейчас, свернувшись на одеяле, в пятый или шестой раз перечитывал своего любимого Эдгара По. Его протез лежал рядом.
– Мама, что с тобой? Тебе плохо? – с тревогой спросил он.
Должно быть, она все же застонала.
– Со мной все в порядке, сынок. – Маргарет попробовала улыбнуться. Повозку нещадно трясло.
– Мама, это такая интересная книжка. Читаешь и дрожишь от страха, словно увидел призрака.
– Да. Я тоже перечитывала его рассказы по многу раз. Правда, что-то давно уже ничего не читала. Хорошо бы иметь побольше книжек.
– Наверное, в Калифорнии мы сможем купить разные книги.
– Не думаю. Мэйс говорил, что там пока мало всего. Только самое необходимое: кожа для шитья сапог да кое-какие инструменты. И хотя иногда приходит шхуна с товаром, но Мэйс сомневается, что они привезут книги.
Маргарет улыбнулась. Мальчик следовал за Мэйсом по пятам, задавал ему тысячи вопросов, жадно впитывал его рассказы о повадках диких животных, о жизни охотников в горах. Ей бы хотелось, чтобы Оррин проводил с мальчиком побольше времени, но все его мысли были заняты то маршрутом, то волами, то какой-то работой.
Еще раз схватило живот. Она прикусила губу. Эта схватка казалась бесконечной – сплошной сгусток острой, невыносимой боли. Пот выступил у нее на лбу, воздух со свистом входил в легкие.
– Мама, с тобой действительно все в порядке?
– Да, Тимми. Все хорошо. Почитай мне вслух, я хочу знать, о чем там речь.
– Да, мама. – Тимми бросил на мать сочувствующий взгляд и принялся читать.
Маргарет неловко повернулась на бок, почувствовав сильную боль в спине. Если бы можно было позвать в повозку Эмери, чтобы она помассировала ей затекшую спину. Но тогда придется остановиться под палящим солнцем, пока она будет рожать.
Она оглядела знакомую обстановку повозки. Просоленные, выгоревшие на солнце парусиновые стены с нашитыми повсюду карманами, где они хранили ценности. Сложенные вещи, груда лоскутных одеял, сделанных еще ее матерью и доставшихся ей в приданое.
Новая схватка сжала ее, словно железными щипцами.
Маргарет закрыла глаза и вцепилась в деревянный пол, так что щепки впились в кожу под ногтями. Она старалась не стонать. Нельзя поднимать шум.
«Интересно, что чувствуют люди, умирая? Неужели агония смерти страшнее, чем эта боль? Или смерть – это простое соскальзывание в бездну…» – подумала Маргарет.
Наконец боль отступила. Только спину ломило. «Я не боюсь смерти, – сказала она себе. – Пусть я умру, пусть умрет и этот ребенок, которого я не очень-то и хотела».
Переживая из-за Тимми, она каждый день молила Бога о его здоровье, но ни разу не вспомнила о том, кого сейчас носила под сердцем. Она не думала и о том, как назовет его. Ей было все равно, какого он пола.
Может, Бог хочет наказать ее за это смертью в родах?
Маргарет подняла руку и посмотрела на нее. Она дрожала. Эти роды проходили быстрее других. Сейчас она еще могла держать себя в руках, но что делать дальше? Не стонать, только не стонать…
– Мама, мама. – Тимми тряс ее за плечо. – Мама, ты заболела, ты так странно мычишь.
– Тебе это показалось, сынок…
Когда она вновь открыла глаза, то почувствовала, что тряска прекратилась и Тимми куда-то исчез. В повозку заглянул Оррин, за ним показалось лицо Эмеральды. Оно расплывалось, черты сливались…
– Маргарет, Маргарет? Твое время пришло? О Господи!
Это был Оррин. Маргарет слышала его, но не воспринимала смысл его слов. Она уже не в силах была даже кричать.
– Я приведу Бена, – сказала Эмеральда.
– Вы женщины, неужели не сможете справиться с этим сами? Рожать – женское дело, – остановил ее Оррин.
– Я ничего не понимаю в этом, а Бен Колт – врач, Сама Маргарет просила, чтобы он помог ей.
Маргарет смутно видела, что они о чем-то спорили. Эмеральда упрямо настаивала на своем, затем их лица пропали…
– Миссис Уайлс, когда у вас начались схватки? Маргарет открыла глаза, Бен Колт склонился над ней. Она с трудом узнала в нем прежнего Бена, которого впервые увидела в Каунсил Блафсе. Под глазами были синяки, лицо заострилось, словно клинок.
– Я… не знаю. – Она дотронулась рукой до живота. Он был большой и твердый, как мяч.
– Они начались после завтрака?
– Да…
– Сколько времени после завтрака прошло до того, как они начались?
– Я… не знаю.
– И как часто они у вас сейчас?
– Не знаю. – Она не смогла сдержать стон.
– Не сдерживайте крик, миссис Уайлс. Расслабьтесь и кричите, так нужно.
– Но… из-за меня остановят повозки.
– Их уже остановили.
– Нам надо ехать… Бен тряхнул головой.
– Не беспокойтесь, скоро мы тронемся.
– Приготовьте чистые тряпки и подмойте ее, – обернувшись к Эмеральде, быстро сказал Бен.
– Хорошо.
Эмеральда наклонилась над роженицей с полотенцем, смоченным драгоценной водой.
Маргарет нашла ее руку и порывисто пожала ее.
– Все будет хорошо. Держись за меня крепче, Маргарет. Скоро все кончится, и у вас будет чудесный малыш, – заверила ее Эмери.
Ребенок! И опять чувство вины. Но времени на укоры не оставалось: боль, самая сильная из возможных, накатила на нее. Она не была больше острой и пронизывающей, это было давление, сильное, неукротимое давление, словно она пыталась исторгнуть слона.
– Господи…
Маргарет прогнулась, затем снова скорчилась. Казалось, весь мир сосредоточился там, у нее внутри. Словно в тумане она чувствовала чью-то верную руку, и она изо всех сил сжимала ее. Какое-то время она лежала на спине, раскинув колени, потом все началось снова: Неведомая сила, огромная, неумолимая, выдавливала из нее плод.
– Тужьтесь! – кричал Бен. – Дышите глубже, Маргарет, и тужьтесь, выталкивайте ребенка наружу!
Он налег на живот Маргарет, помогая ей.
Опять в ней росло давление. Казалось, сейчас ее разорвет на куски…
И вот чудо произошло. Давление становилось слабее, ощущения менялись…
– Толкайте! – кричал Бен.
Что-то выскользнуло из нее, наполняя ее ни с чем не сравнимым удовлетворением. Ребенок вышел из нее, она произвела его, на свет!
Маргарет услышала крик где-то сбоку.
– Мой… ребенок…
– Да, мальчик. – Бен держал ребенка за ножку, а тот дергался и кричал. – Крупный и здоровый. Хороший ребенок, – сказал он.
Маргарет заплакала.
Глава 19
Наконец они достигли берегов Зеленой Реки. Долгий и мучительный спуск увенчался непередаваемым наслаждением: обилием зеленой травы и свежей чистой воды.
Никогда Эмеральда не чувствовала себя такой счастливой.
– Господи, – говорила она Маргарет, – что еще нужно человеку для счастья! Зеленая трава! Деревья! Сосновый лес! И главное – вода!
– Да, – вздохнула Маргарет. – Замечательное место!
Последний переход дался им очень тяжело. Вначале мучительные часы ожидания, пока Маргарет родит. Затем долгий путь по пустыне, когда и животные, и люди не могли думать ни о чем, кроме воды. И все-таки им удалось все преодолеть. Сейчас малыш, сердито сопя, жадно хватал ртом грудь Маргарет.
– Как ты назовешь его? – спросила Эмеральда. Она чувствовала себя причастной к рождению этого малыша, как будто сама дала ему жизнь. Но разве не она присутствовала при том, как показалась его маленькая темная головка?
– Не знаю. – Маргарет взглянула на малыша. – К своему стыду, я об этом не думала.
– Он ведь родился на пути в Калифорнию, – напомнила ей Эмери, – так давай назовем его в честь этой страны.
– Ты права. Он – дитя Калифорнии. – Маргарет подняла ребенка, прижала его к плечу и поцеловала. – Я думаю… Да, назовем его Кальф. Тебе нравится, как звучит это имя? – Она вопросительно посмотрела на Эмеральду.
– Отличное имя. Кальф. Калифорния. Чудесная страна, где нас ждет счастье, – заверила ее Эмери.
Они миновали пустыню, потеряв всего одного вола, и даже их корова Босси выжила. Они должны дойти – и Оррин, и Маргарет; и Кальф, и Тимми, и Сьюзи, и она, Эмеральда.
Эмери решила, что сегодня же нарисует малыша. Можно, не торопясь, искупаться, постирать. Впереди их ждал целый день отдыха…
Еще несколько минут Эмери поболтала с Маргарет, а затем, собрав грязную одежду, спустилась к реке. Многие уже были там. Шел спор о том, кому купаться первыми: мужчинам или женщинам.
– Слушайте, люди! – Уйат Тетчер театрально развел руками. – Готовы ли вы к принятию самых целебных ванн на Диком Западе? Ванн из холодной, освежающей воды, самой лучшей, самой лечебной! Готовы? Тогда пусть леди приступят прямо сейчас, а джентльмены получат это ни с чем не сравнимое удовольствие чуть позже.
Все согласились с предложением Уайта, ставшего уже всеобщим любимцем.
– А почему бы не всем вместе? – весело предложил кто-то, но Марта Ригни так цыкнула, что смельчак прикусил язык. Все мужчины ушли в лагерь, Мэйса среди них не было.
Эмеральда поспешила к воде. Ей страстно хотелось смыть с себя грязь и пыль после нескольких дней трудного пути.
Она вежливо кивнула Кэтти и Марте Ригни, стоящим по колено в воде. Перед ними громоздились горы грязной одежды, которую предстояло выстирать. Рядом играла Сюзанна, она плескалась в воде и пускала по течению щепки. Из женщин не было лишь Маргарет и Гертруды.
– Вода, вода! – закричала Труди. Она быстро расшнуровала и сбросила платье. Стоя в одной нижней юбке, она вытащила шпильки из своих золотистых волос, и они рассыпались по плечам. Кожа ее там, где она была прикрыта одеждой, была сливочно-белой, тугая, роскошная грудь притягивала взгляд.
Эмеральда представила, как Мэйс ласкает и целует эту грудь, и почувствовала острую горечь. Марта Ригни оторвалась от стирки.
– Надеюсь, ты не собираешься купаться голой?
– А почему нет? Это так естественно – купаться без одежды.
Труди принялась снимать то, что на ней еще оставалось.
– По-моему, так купаться могут только шлюхи. Средь бела дня, у всех на виду. Я этого не допущу!
– Да? – Труди уже успела раздеться и теперь стояла, подбоченясь. В глазах прыгали озерные огоньки.
– Посмотри на себя! Так выставляться напоказ, я такого еще не видела. Не думала, что мне придется путешествовать в компании таких как ты. Да ты просто толстогрудая шлюха!
Но Труди даже не взглянула В ее сторону.
– Ой, холодная! Давай, Эмери. Водичка ничего.
Эмеральда замешкалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45