— Энди написал на зеркале слово “жаль”. О чем ему было сожалеть, если он просто решил позабавиться?
— Не знаю. Но он бы не стал себя убивать.
— Тогда, возможно, это слово написал не Энди, — предположил Ковач. — Может быть, он забавлялся таким образом со своим дружком, произошел несчастный случай, дружок испугался и сбежал… Вам известны имена каких-нибудь его партнеров?
— Нет.
— Странно. Вы ведь были лучшими друзьями.
— Я не интересовался его сексуальной жизнью. Она не имела ко мне никакого отношения. — Он отхлебнул скотч и мрачно уставился на электрическую розетку в стене.
— Утром вы говорили мне, что сейчас у него ни с кем не было связи. Похоже, вас это все-таки интересовало.
— Знаете, инспектор, с меня вполне достаточно нашей утренней беседы.
Ковач развел руками:
— По-моему, Том, вы хотите облегчить душу. Я мог бы вам помочь.
— Мне нечего вам сообщить.
Ковач провел рукой по усам и подбородку.
— Вы уверены?
У входной двери звякнули ключи, и Пирс тут же использовал возможность ускользнуть. Ковач последовал за ним в прихожую. Привлекательная блондинка снимала сапоги, поставив сумки с продуктами на столик.
Цыпленок в чесночном соусе и говядина по-монгольски. В животе у Ковача заурчало — он вспомнил об остатках макарон на своем столе с нежностью, которой они не заслуживали.
— Я же говорил тебе, Джосс, что не хочу есть!
— Тебе нужно что-нибудь поесть, милый, — мягко возразила блондинка, снимая пальто. У нее были правильные черты лица и огромные глаза. Доходящие до плеч волосы напоминали светло-золотистый шелк.
Повесив пальто на дубовую антикварную вешалку, стоившую небольшое состояние, девушка повернулась — и тут впервые заметила Ковача. Она сразу напряглась, словно королева, заставшая в своих покоях крестьянина. Даже в одних чулках, она была ростом не ниже Пирса, а ее фигура выглядела спортивной. Одета она была вполне традиционно, но дорого — коричневые шерстяные слаксы, ярко-голубой блейзер и свитер цвета слоновой кости, удивительно мягкий на вид.
— Ковач, отдел убийств, — он продемонстрировал ей значок. — Я здесь по поводу Энди Фэллона. Простите, что испортил вам вечер, мэм.
— Отдел убийств? — Ее карие, как у Бэмби, глаза удивленно расширились. — Но Энди не был убит!
— Нам необходимо в этом убедиться, мисс…
— Джослин Деринг. — Она не протянула ему руку. — Я невеста Томаса.
— И дочь его босса? — рискнул предположить Ковач.
— Вы переходите границы, — предупредил Пирс.
— Прошу прощения, но со мной этого не избежать. Очевидно, меня плохо воспитали.
Взгляд, которым одарила его Джослин Деринг, мог бы заморозить горячий кофе. Но Ковача это мало заботило. Он думал о том, что Том Пирс, очевидно, считается перспективным сотрудником фирмы “Деринг — Лэндис”, и что такие сотрудники должны быть прозрачными, как стекло, и не иметь никаких позорных тайн.
Невеста ободряющим и в то же время властным жестом положила руку на плечо Пирса, не сводя глаз с Ковача.
— У вас есть какая-нибудь причина здесь оставаться, детектив? Томас перенес сегодня ужасное потрясение. Мы бы хотели какое-то время побыть вдвоем, чтобы справиться с этим горем. Кроме того, едва ли его вина, что Энди покончил с собой.
Пирс даже не посмотрел на нее. Его взгляд был устремлен в открытую дверь кабинета — или вообще в другое измерение. Было нетрудно догадаться, что он там видит. Вопрос в том, что это для него значило и испытывал ли он чувство вины. А если да, то в чем состояла эта вина…
— У меня просто возникло несколько вопросов, — сказал Ковач. — Я пытаюсь составить четкую картину происшествия. Меня интересует, что за человек был Энди, кто были его друзья, что могло довести его до крайности — если он пошел на это добровольно. Были ли у него в последнее время какие-нибудь разочарования, прерванные связи, другие личные неудачи.
Джослин Деринг открыла изящную черную сумочку, которую она поставила на стол рядом с продуктами, и извлекла оттуда визитную карточку. Пальцы у нее были тонкими и длинными, ногти переливались, как жемчуг. На безымянном пальце левой руки сверкал бриллиант, которым мог бы подавиться верблюд.
— Если у вас возникнут еще вопросы, позвоните сначала по этому телефону.
Ковач взял карточку и удивленно поднял брови:
— Адвокат?
— Томас рассказал мне о том, как вы обошлись с ним утром, детектив. Я не позволю, чтобы это повторилось. Вы меня поняли?
Пирс по-прежнему не смотрел на нее.
— Да, — кивнул Ковач. — Я туговато соображаю, но начинаю понимать, как обстоят дела.
Он прошел мимо них к двери, но, взявшись за ручку, обернулся. Джослин Деринг стояла между ним и Томом Пирсом, словно закрывая от него жениха своим телом.
— Вы знали Энди Фэллона, мисс Деринг? — спросил Ковач.
— Да, — кратко ответила она. Ни слез, ни других проявлений горя Ковач не заметил.
— Примите мои соболезнования, — сказал он и вышел из дома.
Глава 7
Маленький и неприметный дом Лиски стоял плечом к плечу с полудюжиной таких же домов на безымянной улице в Сент-Поле. “Возле Грэнд-авеню” — называли это место люди, живущие там, ибо Грэнд-авеню вполне соответствовала своему названию. На ней находились реконструированные особняки, принадлежавшие ранее лесопромышленным магнатам, а также дом мэра Сент-Пола. Тот факт, что мэр — бывший профессиональный борец, не отражался на репутации пригорода. Грэнд-авеню с ее бутиками и роскошными ресторанами была сентполской версией Верхнего города.
Место, где жила Лиска, походило на то, где проживал Энди Фэллон, — оно располагалось на достаточном расстоянии от фешенебельного района, чтобы здесь можно было жить на полицейскую зарплату. Теоретически экс-супруг Лиски выплачивал алименты, которые должны были облегчить финансовое бремя разведенной матери. Но та сумма, которую был обязан платить Стив Майер по распоряжению суда, и та, которую он выплачивал в действительности, значительно отличались друг от друга.
“Вот что бывает, когда выходишь замуж за копа из отдела наркотиков”, — не раз думала Лиска. Такие люди постоянно на пределе — грань между работой и семейной жизнью для них зачастую размыта. Для Стива же такая грань не существовала вовсе.
Теперь Лиска понимала, что видела в нем эту необузданность, еще когда они оба носили униформу” и что она привлекала ее наряду с его ослепительной улыбкой и великолепной задницей. Но хотя необузданность — желательное свойство для любовника, оно не является таковым для отца. Улыбка заставляла Лиску прощать Стива слишком много раз, а задница вообще оказалась серьезным препятствием на тернистом пути их семейной жизни. Уж очень многим женщинам хотелось наложить на нее руки.
Просматривая фотографии Энди Фэллона, Лиска думала, испытывали ли его любовники такие же чувства. До того, как стать трупом, Фэллон выглядел что надо. Такая внешность заставляет женщин проклинать однополую любовь.
Лиска разложила фотографии на кофейном столике в гостиной рядом с экземпляром “Сент-Пол пайонир пресс”, которым намеревалась прикрыть их, если войдет кто-нибудь из мальчиков. Хотя было поздно, а Кайл и Ар-Джей уже час как легли, тот или другой нередко приходил в гостиную в пижаме, с сонными глазами и забирался к ней на .кушетку, где она путалась расслабиться с книгой в руке.
На самом деле именно этого Лиска сейчас и хотела — чтобы она смогла выкинуть из головы фотографии и хотя бы ненадолго стать нормальным человеческим существом. У нее болела голова и ныли зубы — ей сегодня слишком часто приходилось их стискивать. Когда Лиска ждала Ковача, который так и не появился, ее подловил Леонард и сообщил, что Джамал Джексон грозит подать на нее жалобу за жестокое обращение. Оснований у него нет, однако это не помешает ему подцепить какого-нибудь ловкого адвоката и превращать ее жизнь в ад, покуда суд не откажется рассматривать жалобу. Но независимо от исхода, рапорт попадет в ее досье, и БВД начнет копаться в ее делах. Как странно: если бы этот инцидент произошел хотя бы неделей раньше, она могла бы познакомиться с Энди Фэллоном, прежде чем он превратился в труп.
Лиска изучала фотографии, не чувствуя отвращения, которое испытывала бы на ее месте обычная женщина. Эти эмоции остались в прошлом. Она смотрела на снимки как коп, ища в них то, что они могут сообщить. Но внезапно ей пришло в голову, что Энди когда-то было двенадцать лет, как ее старшему сыну Кайлу.
Лиску всегда тревожило, что она проводит с сыновьями слишком мало времени. Мальчики были поглощены школой, скаутским отрядом, хоккеем, а Лиска с головой ушла в работу. При этом она старалась вести хозяйство, готовить еду, посещать родительские собрания и исполнять тысячи других материнских обязанностей. Все это было настолько утомительно, что к концу дня у нее больше ни на что не хватало сил. Как же ей узнать, не сбился ли с пути один из сыновей? Лиска читала, что эксперименты с удушьем с целью эротического самоудовлетворения достаточно распространены среди подростков. Значительная часть самоубийств в этом возрасте являлась на самом деле несчастными случаями во время автоэротических актов. В свои двенадцать лет Кайл больше интересовался спортом, чем девочками, но половая зрелость была не за горами.
Лиска старалась не думать об этом и сосредоточиться на Энди Фэллоне. Если его смерть была несчастным случаем, то к чему эта надпись на зеркале? Допустим, подобный способ самоудовлетворения вошел у Энди в привычку. Но мог ли, в таком случае, об этом не знать Том Пирс? Возможно, нет, если они были только приятелями. А если не только?.. Что, если Пирс лжет, пытаясь защитить память Фэллона — или самого себя?
Четвертое издание “Диагностики и статистики психических расстройств” лежало на столе, открытое на странице 529, где начиналась глава “Сексуальный мазохизм”. Чего только не откалывают люди с целью испытать оргазм! Подвергают себя изнасилованию, избиению, даже заставляют партнеров мочиться на них!
В середине третьей страницы Лиска нашла то, что искала.
“Особенно опасная форма мазохизма, именуемая гипоксифилией, предполагает сексуальное возбуждение с помощью лишения себя кислорода… Акт может совершаться в одиночестве или с партнером. Из-за оплошностей с приспособлениями, ошибок в размещении петли или лигатуры иногда происходит смерть от удушья… Сексуальный мазохизм обычно носит хронический характер — человек склонен к повторениям одного и того же мазохистского акта”.
В одиночестве или с партнером… Первой реакцией Пирса на вопрос о сексуальных пристрастиях Фэллона было возмущение, но оно могло всего лишь прикрывать Другие эмоции: смущение, страх, чувство вины. Стив Пирс утверждал, что он гетеросексуален. Может быть, просто пытался скрыть обратное? Если же он говорил правду, у Энди Фэллона были другие партнеры. Тогда кто именно? В любом случае им нужно побольше узнать о личной жизни Энди Фэллона. Лиска вдруг по-Думала, что если бы кто захотел бы покопаться в ее личной жизни, то был страшно разочарован. Она сама не помнила, когда у нее в последний раз было свидание. Ей было не с кем общаться, кроме копов, а копы, как правило, никудышные бойфренды. Штатские же мужчины ее побаивались. Мысль о подружке с полицейской дубинкой и девятимиллиметровым револьвером не вызывала у них энтузиазма — тем более что речь шла о матери двух детей.
Лиска ощутила чье-то присутствие у входной двери за долю секунды до того, как услышала звук открываемого замка. Вскочив с кушетки и не сводя глаз с двери, она протянула руку к мобильному телефону. Жаль, что это не револьвер, но Лиска, возвращаясь домой, сразу запирала револьвер в шкаф — необходимая мера предосторожности ради безопасности сыновей и их друзей. Однако дубинка оставалась в пределах досягаемости. Лиска ухватилась правой рукой за мягкую рукоятку и привычным движением согнула запястье.
Когда дверь начала открываться, она уже заняла позицию справа от нее, прижавшись к стене и держа дубинку наготове.
В поле зрения появилась кукла Санта-Клауса, надетая на чью-то руку.
— Эй, леди, вы, кажется, собрались прострелить мне задницу? — раздался знакомый голос.
Лиска ощутила гнев и облегчение — ее одновременно бросило в жар и в холод.
— Черт возьми, Стив, твоя задница на это напрашивается! В один прекрасный день я всажу в тебя пулю через эту дверь и оставлю истекать кровью на пороге. Ты этого заслуживаешь.
— Разве так разговаривают с отцом своих детей? — осведомился Стив, входя и закрывая за собой дверь.
Лиска не в первый раз пожалела, что оставила ему ключ. Ей не нравилось, что он приходит и уходит, когда ему вздумается, но ради Кайла и Ар-Джея она предпочитала не портить с ним отношения. В конце концов, несмотря на все свои недостатки, Стив был их отцом и они нуждались в нем.
— Мальчики еще не спят?
— Сейчас половина двенадцатого, Стив. Кайл, Ар-Джей и я живем в реальном мире, где людям приходится вставать по утрам.
Стив пожал плечами, пытаясь придать своему лицу простодушное выражение. Многие женщины попались бы на эту удочку, но Лиска сразу почуяла хорошо знакомое притворство.
— Что тебе нужно?
Губы Стива скривились в усмешке пирата из авантюрного романа. “Должно быть, он сейчас работает над очередным делом”, — подумала Лиска. Хотя его светлые волосы были подстрижены почти по-военному коротко и всегда выглядели аккуратно, он явно не брился несколько дней. Несмотря на грязный армейский китель, заляпанные краской джинсы и старый черный свитер, Стив выглядел чертовски сексуально.
Но у Лиски уже давно выработался против этого иммунитет.
— Я мог бы ответить, что мне нужна ты, — сказал он, шагнув к ней.
— Вот как? — невозмутимо отозвалась Лиска. — А я могла бы тебя нокаутировать. Говори правду.
Усмешка тут же исчезла.
— Неужели я не могу принести мальчикам игрушку? — осведомился Стив, стягивая с руки куклу. — Что с тобой творится, Никки? Чего ты злишься?
— Ты вламываешься в мой дом в половине двенадцатого ночи, пугаешь меня до смерти и ожидаешь, что я буду рада тебя видеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44