Полицейским не разрешалось курить на месте происшествия.
Том Пирс? Ковачу припомнилось произведенное им впечатление человека с тяжелым бременем на душе. Он подумал о мисс Деринг с глазами лани…
Возможно, Пирс и Фэллон были тайными любовниками. Во время сексуальных игр призошел несчастный случай, Фэллон умер, а Пирс запаниковал. А может быть, все было не так невинно? Допустим, Фэллон требовал, чтобы Пирс порвал с невестой и угрожал разоблачить его. Опасаясь за свое безбедное будущее в компании “Деринг — Лэндис”, Пирс убил его, вернулся во вторник утром замести следы, вызвал копов и надел маску потрясенного друга…
Его внимание вновь привлекла аккуратно застеленная кровать с чистыми простынями. Странно — на нее даже не садились. Фэллон был найден висящим всего в нескольких футах от кровати спиной к ней. Ковачу казалось, что, если человек готовил сцену для самоубийства или сексуальной игры, он должен был сесть и подумать, прежде чем сунуть голову в петлю.
Остановившись в том месте, где раньше висело тело Фэллона, Ковач смерил расстояние до кровати. Всего два коротких шага. Он нахмурился, глядя на свое отражение в зеркале. “Жаль”…
Слово все еще было на прежнем месте. Они нашли черный фломастер “Шарпи”, которым его, вероятно, написали. Нужно будет справиться, обнаружили ли на нем отпечатки пальцев.
Во вторник в кухне внизу у Пирса взяли несколько серий отпечатков. Стандартная процедура с целью исключения, однако Пирсу она пришлась не по вкусу. Быть может, он знал, что его отпечатки найдут в этой спальне?..
Ковач в последний раз окинул взглядом спальню и спустился вниз. В кухне он проверил шкафы в поисках лекарства, которое было обнаружено в крови Фэллона. Ничего. Грязных стаканов на столе тоже не было. В посудомойке находились три тарелки, столовое серебро, два винных бокала и кофейные кружки. В алькове за раздвижными дверями стояла стиральная машина. Внутри лежали полотенца и простыни.
Либо Энди Фэллон привел перед смертью дом в порядок, либо это сделал кто-то другой после его смерти. Вторая возможность вызывала у Ковача неприятное покалывание в затылке.
На нижнем этаже было две спальни. Меньшая предназначалась для гостей и не содержала ничего интересного. Большую превратили в рабочий кабинет с письменным столом, книжными полками и парой шкафов для документов. Ковач включил настольную лампу и начал просматривать ящики стола, стараясь не нарушить порядок.
Он знал, что многие копы хранят материалы по старым делам. У него самого подвал был забит ими. Если есть бог, у Энди Фэллона может оказаться копия досье по убийству Кертиса. В таком случае он положил бы ее в папку под литерой “К”, как подобает усердному и аккуратному сотруднику БВД.
Первый из шкафов с документами содержал личные финансовые бумаги и декларации о доходах. Во втором действительно лежали папки с отпечатанными на них фамилиями и номерами дел. Фамилии Кертис, Огден и Спрингер отсутствовали.
Ковач опустился во вращающееся кресло Энди Фэллона. Если дело Кертиса занимало мысли Фэллона, значит, он должен был хранить дома копию досье. Но шкафы с документами не были заперты, любой мог взять папку и унести ее. Ковач подумал об Огдене, хотя тому вряд ли хватило бы на это ума. Разбить лбом бетонную стену — это пожалуйста, но что касается ловкости рук… С другой стороны, кто угодно мог войти в дом и выйти оттуда еще до обнаружения трупа, учитывая, что большинство соседей заняты своими делами.
Ковач старался придумать способ добраться до оригиналов досье БВД, но в голову ничего не приходило. Все пути блокировала очаровательная лейтенант Сейвард. Без нее документы не заполучить, а она явно не намеревалась позволять ему лишнее. Во всех отношениях.
Ковач ясно представил себе Аманду Сейвард, стоящую за столом в своем кабинете. Лицо с обложки голливудского иллюстрированного журнала времен черно-белого кино. Он почему-то не сомневался, что за этой внешностью скрывается тайна, достойная великих сыщиков, реальных и вымышленных, которая притягивала его не меньше упомянутой внешности.
Ему очень хотелось проскользнуть за потайную дверь и узнать эту тайну.
— Похоже, ты спятил, — пробормотал Ковач, смущенный и озадаченный собственными мыслями. — Ты — и лейтенант из БВД! К чему тратить время на мысли о женщине, которую тебе не видать как своих ушей?
Внезапно он сообразил, что на письменном столе Энди Фэллона нет компьютера. Хотя принтер был на месте и от него тянулся шнур с широкой вилкой, словно плоскоголовая змея. Снова обыскав ящики, Ковач нашел коробку чистых дискет; на книжной полке, среди инструкций по обращению с факсом, принтером, стереоаппаратурой, было и руководство к ноутбуку системы “Ай-Би-Эм”.
— Где же сам компьютер? — вслух спросил Ковач. Внезапно из холла до него донесся скрип половицы. Он быстро выключил настольную лампу, погрузив комнату во мрак, подождал, пока его глаза привыкнут к темноте, подошел к двери и выскользнул в холл, машинально положив руку на кобуру.
Поскольку, следуя привычке, Ковач выключал электричество при выходе из каждой комнаты, сейчас тусклый свет проникал только через стекло входной двери. На его фоне виднелся силуэт мужской фигуры.
Правой рукой Ковач извлек из кобуры револьвер, направив его на вошедшего, а левой нащупал выключатель.
Фигура у двери поднесла правую руку к лицу. Ковач затаил дыхание, ожидая щелканья спускового крючка.
— Да, это я, — послышался мужской голос. — Я в доме.
— Ни с места! Полиция! — крикнул Ковач, включая свет.
Мужчина вздрогнул, выпучил глаза и поднял свободную руку, словно защищаясь от пули. Из сотового телефона в его другой руке доносился неразборчивый голос.
— Все в порядке, капитан. — Незнакомец опустил руку, все еще прижимая к уху телефон. — Просто один из наших лучших копов делает свое дело.
Ковач узнал черноволосого прихлебателя Эйса Уайетта, которого видел на вечеринке.
— Отключи телефон! — свирепо приказал он. Красавчик уставился на него.
— Но…
— Отключи свой чертов телефон, слизняк! Что тебе здесь надо? Это место происшествия, охраняемое полицией!
Прихлебатель послушно выключил телефон и спрятал его во внутренний карман дорогого черного пальто.
— Капитан Уайетт сейчас прибудет сюда и просил меня подождать здесь. Я решил, что это достаточно уважительная причина…
— Ты решил неправильно, — перебил его Ковач, шагнув вперед с револьвером в руке. — Я мог вышибить тебе мозги. Ты никогда не слышал о такой вещи, как дверной звонок?
— Почему я должен был звонить в дом мертвеца?
— А почему вы с Эйсом вообще решили сюда явиться?
— Капитан Уайетт привезет Майка Фэллона. Мистер Фэллон должен подобрать погребальное облачение для своего сына, — объяснил прихлебатель тоном, каким разговаривают с невежественной наемной прислугой. — А я работаю у капитана Уайетта. Кстати, если вам надоест называть меня слизняком, то меня зовут Гэвин Гейнс.
Его улыбка показалась Ковачу чересчур самодовольной. Он терпеть не мог ничтожеств с колледжским образованием.
— Я могу изменить позу? — спросил Гейнс, опуская руки.
Снаружи хлопнула дверца машины.
— Не умничай. — Ковач спрятал револьвер в кобуру. — Какую работу ты выполняешь для Капитана Америка?
— Личные услуги, связи с общественностью и с медиа… Все, что ему нужно.
“Иными словами, мальчик на побегушках”, — подумал Ковач.
— Я думаю, сейчас ему нужно, чтобы ты помог мистеру Фэллону войти в дом. — Ковач подошел к двери и распахнул ее. — Или это подпортит твою внешность?
Гейнс скрипнул своими великолепными зубами:
— Как я уже говорил, я готов оказать ему любую услугу.
Но для того, чтобы мистер Фэллон смог войти в дом, понадобились их общие усилия. Обхватив их руками за плечи, Майк висел на них мертвым грузом. “Хуже, чем когда он был пьян”, — подумал Ковач. Горе словно увеличило его вес, а отчаяние подорвало силы. Эйс Уайетт потащил за ними кресло.
— Я слышал, Сэм, ты едва не оторвал мою правую руку, — пошутил Уайетт.
— Имеешь в виду Гейнса? Если ты платишь ему за количество мозговых клеток, то он тебе должен, — отозвался Ковач. — Ему явно недостает здравого смысла.
— Почему? Ведь это не место преступления. Гэвин не мог ожидать, что тут кто-то окажется. Кстати, почему ты здесь?
— Обычная проверка, — сказал Ковач. — Подбираю остатки.
— Тебе ведь известно, что смерть Энди признали несчастным случаем, — вполголоса продолжал Уайетт, глядя на сидящего в инвалидном кресле Майка Фэллона.
Гейнс стоял поодаль в выжидательной позе, устремив пустой взгляд на рождественскую елку. Очевидно, он скопировал этот взгляд у киноактеров, играющих агентов секретной службы.
— Известно, — ответил Ковач. — С твоей стороны, Эйс, было большой любезностью ускорить процедуру.
Уайетт не заметил горечи в голосе Ковача.
— Какой смысл продлевать мучения Майка? Кому бы пошло на пользу, если бы это назвали самоубийством?
— Страховой компании, черт бы ее побрал.
— Майк отдал департаменту все. Свои ноги. Своего сына. Самое меньшее, что они могут сделать, — это выплатить ему страховку и состроить хорошую мину при плохой игре.
— И ты об этом позаботился.
— Мой последний подвиг в качестве капитана. — Уайетт изобразил усталую версию знаменитой улыбки. При свете лампы его кожа выглядела желтоватой, а морщинки в углах глаз казались глубже, чем два дня назад. На сей раз он не прибег к косметике.
Последний подвиг… “Неплохо сказано, — подумал Ковач, — учитывая, что происшествие, которое помогло Эйсу Уайетту сделать звездную карьеру в департаменте, погубило Майка Фэллона”.
— Где мой мальчик? — внезапно крикнул Майк.
Уайетт отвернулся, а Ковач присел на корточки рядом с креслом.
— Его больше нет. Майки. Помнишь, я говорил тебе?
Фэллон устремил на него отсутствующий взгляд. Разумеется, он знал, что его сын умер и что ему придется с этим смириться. Но если ему легче притворяться, не стоит возражать.
— Если хотите, капитан, я могу выбрать одежду, — предложил Гейнс, шагнув к лестнице.
— Ты хочешь, Майки, чтобы посторонний выбирал то, в чем похоронят твоего мальчика? — спросил Ковач.
— Он покончил с собой, — пробормотал Фэллон. — Это смертный грех.
— Ты этого не знаешь, Майки. Возможно, произошел несчастный случай, как говорит медэксперт. Несколько секунд Фэллон молча смотрел на него. — Я знаю. Знаю, кем он был и что делал. — Его глаза наполнились слезами, тело сотрясала дрожь. — Я не могу простить его, Сэм, — прошептал он, вцепившись Ковачу в руку. — Боже, помоги мне! Я ненавидел его!
— Не говори так, Майк, — сказал Уайетт. — Ты ведь так не думаешь.
— Пусть говорит, что хочет, — отозвался Ковач. — Он знает, что думает.
— Почему он не мог меня послушаться? — бубнил Фэллон, глядя прямо перед собой. — Почему?
Ковачу показалось, что он обращается к своему богу, который держит у райский врат вышибалу, чтобы не пускать на небо геев, самоубийц и всех, кто не укладывается в рамки узкого мышления Майка.
Он коснулся головы старика — словно коп мог благословить другого копа.
— Пошли, Майки. Давай займемся одеждой.
Оставив кресло у подножия лестницы, Ковач и Гейнс понесли Майка Фэллона. Уайетт замыкал процессию. Они усадили старика на край кровати спиной к зеркалу, где выражалось сожаление о смерти его сына. В спальне по-прежнему стоял запах, слишком хорошо знакомый каждому копу.
Майк Фэллон опустил голову и начал беззвучно плакать, мучая себя вопросами, где и когда его мальчик сбился с пути. Гейнс подошел к окну и выглянул наружу. Уайетт стоял в ногах кровати и, нахмурившись, смотрел в зеркало.
Ковач открыл шкаф. Он решил сам выбрать костюм для похорон, думая о том, кто будет делать это для него, когда придет время.
— Какой-нибудь из этих тебе нравится, Майк? — спросил он, показывая ему голубой и темно-серый костюмы.
Фэллон не ответил. Он уставился на фотографию, стоящую на комоде и запечатлевшую Энди после окончания академии. Застывший момент гордости и радости.
— Человек не должен переживать своих детей, — заговорил он наконец. — Он должен умирать раньше, чем они разобьют ему сердце.
Глава 14
Человек не должен переживать своих детей… Старик знал, что ему следовало погибнуть тогда, двадцать лет назад. Он видел все так же ясно, как будто и не прошло этих двух десятилетий. Холодная зимняя ночь. Скрип башмаков по утрамбованному снегу. Звук его собственного дыхания. Он даже ощущал замерзшие волоски у себя в носу.
Дом кажется огромным. Задняя дверь приоткрыта. Белая лампа дневного света в кухне гудит, как высоковольтная линия. Луна освещает темные комнаты. Тишина, словно пальцы, давит на барабанные перепонки. Секунды тянутся, как часы.
Хотя он уже двадцать лет не ощущал ничего ниже пояса, он помнил напряжение каждого мускула своего тела — ног, спины, пальцев левой руки, стискивающих рукоятку револьвера, судорожные сжатия сердца.
То, что произошло потом, он помнил уже не так хорошо. Смерть в неожиданной бело-голубой вспышке. Грохот выстрела, отбросившего его назад, когда он инстинктивно начал отстреливаться.
Слепота. Глухота. Паника.
“Я мертв…”
Как ему хочется, чтобы так оно и было!.. Майк вглядывался в темноту, прислушивался к своему дыханию, ощущал собственную беспомощность и спрашивал себя в миллионный раз, почему он не умер в ту ночь. Сколько раз ему хотелось покончить с этим, но никогда не хватало смелости. Он продолжал жить, погрязнув в пьянстве и наркотиках. Двадцать лет он провел в чистилище, боясь смотреть в лицо демонам.
Но теперь он смотрит на одного из них. Даже в одурманенном состоянии он узнает его. Это демон истины — ангел смерти.
Демон говорит с ним тихо и спокойно. Он видит, как шевелятся его губы, но звук, кажется, исходит из его собственной головы.
“Пришло время умереть, Майк. Человек не должен переживать своих детей”.
Он смотрит на старый полицейский револьвер 38-го калибра с большой царапиной на рукоятке, которую оставила пуля, прежде чем угодить ему в позвоночник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44