Для исправления этой «ошибки» они даже были готовы воспользоваться услугами германского фашизма;
Важнейшим политическим итогом практики сотрудничества держав антигитлеровской коалиции как раз было то, что многие западные деятели, прежде всего американские, продемонстрировали готовность сотрудничать с Советской страной во время войны и в послевоенный период на равноправной основе. В какой мере был готов к такому решающему, повороту Черчилль – вопрос особый. Но он так или иначе оказался вынужденным поддержать важнейшие положения этой политики, в частности основополагающий принцип единогласия великих держав, на котором базируется Устав ООН. Что же касается президента Рузвельта, то он, как известно, неоднократно подчеркивал свою решимость осуществить такой поворот и коренным образом перестроить отношения с Советским Союзом по сравнению с довоенным периодом.
Рузвельт отдавал себе отчет в том, что в Соединенных Штатах действовали весьма влиятельные противники такого нового подхода, ни в коем случае не желавшие распространять практику военного сотрудничества с Советским Союзом на мирное время. Поэтому он не хотел откладывать практические соглашения с СССР, касающиеся послевоенного периода.
Тут, несомненно, проявилась дальновидность президента Рузвельта и его единомышленников. Они приложили немало усилий к тому, чтобы еще до окончания войны провести ряд союзнических конференций на различных уровнях и заложить основы политического и экономического послевоенного сотрудничества. Инерция этого курса, а также настроения широких масс американского народа в пользу продолжения сотрудничества с СССР вынудили американскую делегацию на Потсдамской конференции подтвердить ранее принятые союзниками решения и пойти на совместную договоренность по ряду других вопросов, хотя сменившееся в Вашингтоне руководство уже поворачивало руль американской политики в другую сторону. Но дело было не только и даже не столько в инерции. Положительные решения, которые в конечном счете приняла Потсдамская конференция, были достигнуты прежде всего благодаря упорной борьбе советской дипломатии, подкрепленной мощью социалистической державы.
Помимо указанных выше причин новое американское руководство, не решилось тогда порвать с практикой военного сотрудничества, видимо, и потому, что чувствовало себя еще не совсем уверенно: новая администрация пришла к власти лишь за несколько месяцев до Потсдамской конференции. Ч. Болен, присутствовавший в качестве переводчика на всех конференциях «большой тройки», отмечал, что «Потсдам отличался от двух предыдущих конференций военного времени – отличался по атмосфере, по стилю и по существу». Характеризуя настроения в западных делегациях, он писал:

«Хотя внешне все были дружелюбны, с каждой стороны была сдержанность, которая символизировала существовавшее недоверие… В дополнение к новому президенту в американской группе были и другие перемены на важных дипломатических постах… Начиная от президента все члены американской делегации действовали как бы наощупь. Личная цель Трумэна была проста. Он хотел доказать Сталину, что вполне самостоятелен, что он подлинный лидер и крепко держит в руках правительство Соединенных Штатов.
Черчилль, этот старый боевой конь, повернулся почти на 180 градусов в своем отношении к Советскому Союзу. Как и другие британские лидеры до него, он не хотел, чтобы какая-то другая держава господствовала в Европе… Так велик был страх Черчилля в связи с усилением Советского Союза, что он готов был покинуть конференцию, если Советы не согласятся передвинуть в восточном направлении границу между Польшей и Германией».

Напомним, что на Тегеранской и Ялтинской конференциях, где американцами и англичанами ставился вопрос о расчленении Германии на несколько государств, Вашингтон и Лондон согласились на изменение западной границы Польши за счет территорий, входивших ранее в Германию. Такая позиция объясняется наряду с другими причинами также и тем, что тогда влиятельные круги Англии и США все еще рассчитывали на создание буржуазной Польши, которая служила бы «барьером против коммунизма». К моменту Потсдамской конференции, однако, американские и английские политики убедились, что тенденция развития идет в сторону возникновения народно-демократической, дружественной Советскому Союзу Польши. Отсюда перемена их позиции в надежде, что если не Польша, то Германия станет оплотом реакции и орудием, которое империалистические силы могли бы использовать в своих целях.
Для более полной картины приведем свидетельство еще одного американского дипломата – Р. Мэрфи, который был весьма близок к новому президенту и принимал активное участие в формировании его политического курса. «Хотя Трумэн, – писал Мэрфи, – публично и обещал выполнять с честью все обязательства Ф. Рузвельта, он Никогда не чувствовал себя ответственным за его великий план… заключавшийся в следовании повсюду совместно с русскими».
Итак, еще одна особенность Потсдамской конференции заключается в том, что, хотя по идее она вполне могла бы увенчать целую серию военных конференций и ознаменоваться триумфом политики сотрудничества держав антигитлеровской коалиции, такая возможность была утрачена еще до начала ее работы. Двое из трех ее участников, а именно делегации США и Великобритании, отправлялись в Берлин с прямо противоположными целями. Они уже приняли решение похоронить саму идею сотрудничества с Советским Союзом и шли по пути конфронтации с социалистической державой. Вопреки планам, разрабатывавшимся при Рузвельте, они возвращались к довоенному курсу, направленному на изоляцию СССР, на отстранение его от решения мировых проблем. Они были озабочены приобретением «позиции силы», с которой они могли бы диктовать Советскому Союзу свою волю.
Уже тогда в недрах политической кухни США формировалась мессианская идея американского руководства всем миром. Сразу же по вступлении в должность президента Трумэн с присущими ему грубой откровенностью и самоуверенностью заявил: «Русские скоро будут поставлены на место, и тогда США возьмут на себя руководство развитием мира по пути, по которому его следует вести». Эти мечтания подогревала атомная бомба, работа над созданием которой была близка к завершению. Дж. Бирнс информировал в апреле 1945 года президента Трумэна о том, что атомное оружие «может оказаться столь мощным, что будет потенциально в состоянии стирать с лица земли целые города и уничтожать население в беспрецедентном масштабе». При этом он выразил веру в то, что бомба может дать прекрасные возможности «диктовать наши собственные условия в конце войны».
Становилось все более очевидным, что вашингтонские политики взяли курс на конфронтацию, а при определенных условиях и на войну против Советского Союза. 18 мая заместитель государственного секретаря Дж. Грю заявил в узком кругу: «Будущая война с Россией очевидна… США должны исходить из этого, формируя свою „межвоенную“ дипломатию… Война может разразиться в ближайшие годы. Поэтому нам следует поддерживать в готовности свои вооруженные силы».
Все же на том этапе правительство Трумэна еще не решалось открыто провозгласить свой новый курс и приняло участие в Потсдамской конференции. На то были свои причины: во-первых, открытый разрыв с СССР уж слишком шокировал бы тогда мировое общественное мнение, во-вторых, Вашингтон предвидел, что резкий поворот в политике США натолкнется на сильное сопротивление внутри страны. Дж. Бирнс свидетельствует, что «к окончанию войны надежды американского народа на продолжение американо-советского сотрудничества были столь велики, что возникло бы огромное разочарование, если не негодование, не попытайся мы сотрудничать с русскими». Но попытка эта в значительной мере делалась лишь для отвода глаз.
Расхождения относительно дальнейшей внешнеполитической линии имели место и в самом правительстве США. Многие министры, работавшие еще с Рузвельтом, сомневались в правильности антисоветского курса. Американский историк А. Шлезингер, исследуя тот период, считает, что борьба шла между сторонниками раздела мира на сферы влияния и так называемыми «универсалистами», претендовавшими на вмешательство США во всех уголках земного шара. Конечно, в этом споре участвовали различные школы мысли, были разные нюансы, но если смотреть в корень, то вопрос стоял так: продолжать ли практику сотрудничества между государствами с различными общественными системами, сложившуюся в годы войны, или отказаться от нее и вернуться к старому курсу, враждебному Советскому Союзу и исключающему всякие серьезные соглашения с ним. В этой связи не лишены интереса суждения представителей течения в современной американской историографии, которое окрестили как «ревизионистское». Их вывод следующий: появившаяся после окончания войны «новая американская политика – это лишь возобновление Трумэном дорузвельтовской политики ярого антикоммунизма». Сейчас в США многие полагают, что, если бы рузвельтовская линия не была изменена, «холодная война» не началась бы. «Ее можно было избежать, – пишет С. Гофман, – если бы мы придерживались более умеренных взглядов».
В 1975 году в США вышла книга Чарльза Ми «Встреча в Потсдаме», содержащая немало подробностей о ходе конференции. Хотя в ряде случаев в книге дается весьма объективное освещение обсуждавшихся в Потсдаме проблем, автор пытается изобразить дело так, будто все участники конференции не были склонны сохранять характер отношений, сложившихся в годы войны. Если это верно в отношении западных деятелей, то совершенно не соответствует позиции советской стороны. Советская делегация прибыла на Потсдамскую конференцию с готовностью внести конструктивный вклад в ее работу. Советский Союз неизменно стремился продолжать плодотворно осуществлявшееся в годы войны сотрудничество с западными державами. Выступая в июне 1973 года по американскому телевидению, Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев говорил: «Можно было ожидать, что союз военных лет откроет новую эру широкого мирного сотрудничества между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Могу сказать с уверенностью: наша страна стремилась к этому, мы хотели закрепить и развить добрые отношения, основа которых была заложена в период войны».
Известно, однако, что для согласия необходимо стремление к этому по крайней мере двух партнеров, для ссоры – достаточно воли одной стороны. Причем тот, кто поворачивает на дорогу конфронтации и войны, нуждается в соответствующих силовых средствах. Президент Трумэн и его окружение уповали на силу атомного оружия. Направляясь в Потсдам, американский президент с нетерпением ждал сообщения об испытании первой атомной бомбы. На борт крейсера «Аугуста», который вез его через Атлантику, регулярно шли шифровки о ходе подготовки к испытаниям в Нью-Мексико.

День первый

17 июля около 5 часов после полудня тенистый тихий парк дворца Цецилиенхоф огласился шумом моторов и скрежетом тормозов: участники Потсдамской конференции съезжались на первое пленарное заседание. Англичане прибыли раньше всех. В сопровождении детективов в штатском Черчилль вышел из машины и направился в апартаменты, предназначенные как рабочее помещение для британской делегации. Через несколько минут с шумом, под аккомпанемент воя сирен прибыла группа Трумэна. Сначала на усыпанной галькой дорожке появился эскорт мотоциклистов, затем – бронированный джип и наконец машина президента, на подножках которой застыли детективы. Процессию завершал бронетранспортер, полный вооруженных людей. Все они выскочили на площадку перед дворцом, держа наготове пистолеты и автоматы. Образовался живой коридор, по которому Трумэн и Бирнс прошли во дворец, широко улыбаясь. Вслед за ними подъехали машины советской делегации. Все собрались за большим круглым столом, покрытым кремовой скатертью, с флажками трех держав в центре.
Непосредственно за столом в креслах с высокими спинками расположились главы делегаций, а в обычных креслах – их ближайшие советники. Остальные члены делегаций и эксперты заняли места позади. Рядом с И. В. Сталиным находились В. М. Молотов, А. Я. Вышинский, А. А. Громыко и переводчик В. Н. Павлов; рядом с Трумэном – Бирнс, Леги, Дэвис и переводчик Болен; рядом с Черчиллем – Иден, Кадоган, Эттли и переводчик Бирз. К. Эттли был приглашен Черчиллем в качестве наблюдателя на случай, если в итоге предстоявших парламентских выборов в Англии консерваторы потерпят поражение и лидер лейбористской партии возглавит британское правительство и, соответственно, делегацию на Потсдамской конференции.
Журналистам и фотокорреспондентам было предоставлено 10 минут, чтобы заснять историческое событие. После того как они покинули зал, Черчилль спросил:
– Кому быть председателем на нашей конференции?
– Предлагаю президента Трумэна, – сказал Сталин.
– Английская делегация поддерживает это предложение, – поспешил присоединиться британский премьер.
Трумэн явно был польщен, но внешне реагировал сдержанно, даже сухо. Он лишь заметил, что принимает на себя председательствование.
Первое заседание началось с согласования повестки дня конференции. Но уже после предварительного обмена мнениями Трумэн почувствовал неловкость из-за того, что не прореагировал более эмоционально на избрание председателем конференции. Он решил поскорее исправить эту оплошность.
– Так как меня неожиданно избрали председателем этой конференции, – заявил он, – то я не мог сразу же выразить своих чувств. Я очень рад познакомиться с Вами, генералиссимус, и с Вами, господин премьер-министр. Я отлично знаю, что здесь я заменяю, человека, которого невозможно заменить, – бывшего президента Рузвельта. Я рад служить, хотя бы частично, той памяти, которая сохранилась у вас о президенте Рузвельте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108