Я могу делать что хочу и когда хочу, идти куда вздумается. Никто мной не командует. Кроме Элизабет, — добавил он с улыбкой. — Это моя золовка. Она постоянно нападает на меня, но я живу с ними недели две-три, не больше. Можно и потерпеть.
— Все это, конечно, так, — согласилась Мариетта, — но, с другой стороны, никто не разделит твои радости и горести.
— И белье не постирает, — добавил Мэтью. — Вот этого мне действительно не хватает.
Мариетта залилась смехом, как ребенок, приведя Мэтью в состояние полного блаженства. Кажется, ей очень нравятся шутки. Неужели раньше с ней никто так не разговаривал? Она смеется, словно удивляясь, что способна на это. Прекраснее ее смеха нет ничего на свете. Вот если бы можно было каким-то образом сохранить его, закупорить в бутылку, а потом слушать, когда захочется.
— А что ты об этом думаешь? — спросил он, сразу посерьезнев. — Я имею в виду замужество?
— О, это было очень мило!
— Мило?
— Да, мне понравилось.
— Господи, Этти!.. Ты как будто говоришь об экскурсии в музей.
Мариетта лукаво улыбнулась:
— Вовсе нет. Просто мы с Дэвидом жили тихо, во всяком случае, не напивались и не палили из револьверов.
Мэтью удивленно сказал:
— Ты же знаешь, я имел в виду совсем не это. Ты сейчас говорила, что надо, мол, делить друг с другом радости и беды, но непохоже, что замужество тебе очень понравилось.
— О… — Мариетта сразу погрустнела. — Вероятно, наш с Дэвидом брак нельзя было назвать идеальным. Дело в том, что мы поженились не по любви или великой страсти. Мы были просто друзьями, уважали друг друга, и нам было хорошо вместе.
— Звучит убедительно, — сухо прокомментировал Мэтью.
Будь Мариетта его женой, она никогда бы так не сказала. И не сказала бы «мило» о тех вещах, которыми занимаются в браке.
— Да, ничего особенного, — призналась Мариетта. — Но с Дэвидом я была счастлива. После смерти мамы мне пришлось жить с отцом… — Она замолчала, словно взвешивая слова.
— Давай, Этти, — подбодрил ее Мэтью. — Рассказывай.
Мариетта завернула руки в юбку, пытаясь согреться.
— Просто… я никогда не могла понять, зачем она вышла за отца замуж. Я имею в виду маму. Такая очаровательная женщина! Когда она умерла, мне было только семь лет, но я очень хорошо ее помню. Мама родилась в Массачусетсе и говорила с таким милым акцентом. Она была нежная, любящая, добрая, а мой отец… — она замялась, — он трудный человек.
В ее голосе слышалась боль.
— Этти!.. — прошептал Мэтью. Его рука преодолела небольшое расстояние, разделявшее их, и сжала ее пальчики.
— Он не был жесток, совсем нет, но интересовался только своей карьерой. Политика стала его любовницей. — Мариетта замолчала, погрузившись в задумчивость. — Я появилась на свет в Сакраменто. Папа к тому времени был членом ассамблеи. В детстве политика заменяла мне сказки и песни. — Она грустно усмехнулась, и Мэтью сжал ее руку сильнее.
— После смерти мамы мы остались вдвоем, и папе пришлось уделять мне больше внимания, потому что смотреть за мной было некому! Наверное, он чувствовал себя виноватым за то, что столько лет пренебрегал мной, поэтому и решил вовлечь меня в свою жизнь.
— Он любил тебя, дорогая, — тихо сказал Мэтью.
— Да, мне тоже так кажется. Однажды, когда я еще была маленькая и упала с лошади, отец сидел около моей кроватки и плакал.
— А как же иначе, — ласково согласился Мэтью. — Ведь он твой отец, и, конечно, он очень испугался за тебя.
— Я часто вспоминаю о том, как он смотрел на меня, когда я очнулась и открыла глаза, как поцеловал, как разговаривал со мной. Я жила этим в Вашингтоне: там мы виделись редко. Потом он потерял ко мне интерес — так же, как и к маме в свое время. Я стала играть роль хозяйки, когда в дом приглашались власть имущие. Вот и все.
— Этти…
— Это правда. Папа часто говорил, как он рад, что я некрасива и вряд ли выйду замуж. Ведь тогда о нем некому будет позаботиться.
Мэтью тихонько выругался, но Мариетга сделала вид, что не заметила.
— Дэвид избавил меня от одиночества. Он знал, как я несчастна, и предложил мне путь к спасению, пожертвовав собой ради меня. Я отказывалась, но он убедил меня, и за это я ему была потом очень благодарна. Я старалась стать ему хорошей женой — такой, какая ему была нужна, и, по-моему, Дэвид никогда не жалел о том, что женился на мне. По крайней мере мне так кажется, — закончила она, глядя на языки пламени.
— Этти Колл, жениться на тебе и сожалеть об этом может только круглый дурак.
Мариетта сжала его руку, даже не догадываясь, что почувствовал при этом Мэтью, как бешено забилось его сердце.
— Вы очень галантны, сэр. Настоящий средневековый рыцарь.
— Хотел бы я быть таким, Этти. Поверь, мне очень хотелось бы быть гораздо лучше, чем я есть. — Он встал и помог подняться Мариетте. — Подожди, давай прогуляемся немного.
Стоило им отойти от лагеря и оказаться в темноте, как Мэтью стиснул ее в своих объятиях. Мариетта не сопротивлялась: ее влекло к нему. Только с Мэтью она чувствовала прилив каких-то особенных неведомых эмоций Хорошо бы навсегда запечатлеть их в памяти! Эти большие теплые руки, сжимающие ее талию, это ощущение близости… Мариетта тоже обняла его, в тайной надежде на поцелуй, но Мэтью поднял голову вверх и стал смотреть на звездное небо.
— Посмотри туда!.. — промолвил он с восхищением.
Мариетта подняла глаза и пришла в восторг. Только мириады звезд могут привести человека в такое состояние!
— Красиво…
— Да, — едва слышно согласился Мэтью. — Я не очень набожен, но когда видишь это…
— Да, — прошептала Мариетта.
— Человек не в состоянии до конца понять себя, далеко не все он может изменить или проконтролировать. Вот так и со мной сейчас. — Мэтью вдруг сжал Мариетту крепко, словно тисками, и зарылся лицом в ее волосы. — Этти, — грустно пробормотал он, словно оправдываясь.
Она нежно провела рукой по его затылку.
— Все в порядке, Мэтью. Я понимаю. Он вздохнул и обнял ее еще крепче.
— Таких мест, как это, в мире немного, — сказал он более спокойно минуту спустя. Он разжал свои объятия, и теперь они могли посмотреть друг на друга. — Двадцать лет назад здесь не было ни городов, ни железных дорог — вообще ничего. А теперь человек повсюду оставил свой след. Только, видимо, человек не может быть самим собой, — с горечью сказал он, — Нет у него свободы. Нигде.
— Я понимаю.
— Правда? — Мэтью заглянул ей в глаза. — Ты поняла меня, Этти?
— Да, — повторила она.
Он с нежностью погладил ее щеки.
— Завтра мы арестуем Куинна, и ты выполнишь все мои указания. И выполнишь в точности, миссис Колл.
Мариетта молча смотрела на него. Он провел большим пальцем по ее губам.
— Обещай мне это, Этти. Скажи, что сделаешь все, что я скажу. Не пытайся выкинуть какую-нибудь глупость. Ты ведь ненавидишь Куинна?
Мариетта с трудом сглотнула.
— К чему мне это?
— Не знаю. Женщины иногда не могут справиться с собой. Они очень противоречивые создания.
— Вот как, маршал? — игриво спросила она.
— Да, именно так, — ответил он.
— Я вовсе не такая.
Мэтью улыбнулся и поцеловал ее в уголок рта, поглаживая волосы.
— Разве, Этти? Тогда почему же ты не сразу рассказала мне о дневнике? Помнишь первый день нашего знакомства? В поезде я спросил, не утаиваешь ли ты что-нибудь от меня?
— Но я не знала, — виновато ответила Мариетта. — Я имею в виду, что в то время действительно не знала, что…
Мэтью усмехнулся и снова поцеловал ее, чтобы стереть с хорошенького личика выражение тревоги. Только на этот раз поцелуй длился дольше.
— Ты не знала, Этти? Но это не важно. Не смотри на меня так, я говорю правду. Это совершенно не важно. Мне только нужно, чтобы ты пообещала, что будешь меня слушать.
— О!..
Он исполнил свое заветное желание и поцеловал Мариетту еще раз, раздразнив как следует языком. Потом поднял голову и, задыхаясь, сказал:
— Я жду, милая.
Всю свою жизнь, и особенно в годы замужества, Мариетта вела себя, как подобает приличной женщине. Она не прикасалась ни к кому, кроме мужа, и никогда первая не провоцировала его на объятия и поцелуи. Но Мэтью все это нравилось, он явно наслаждался. Нельзя давать ему ложные обещания! И все же… Мариетта нарушила правила, которых прежде свято придерживалась, и сама прижалась к нему губами.
Мэтью замер, заставив Мариетту вложить в свой поцелуй еще больше страсти. Потом он глухо застонал и ответил ей с таким энтузиазмом, что в сердце Мариетты зародилась надежда.
— Ты говорил, что он влюблен, Двенадцать Лун, но я не верил, пока не увидел все собственными глазами.
Ни Мариетта, ни Мэтью не смогли отреагировать на это вторжение с должной быстротой. Оторвавшись наконец от своей Этти, маршап глухо зарычал.
— Невероятно, да? — заметил Джастис, стоявший вместе с братом возле костра.
— Точно, — согласился Неторопливый Медведь. — Забавная история.
— Я убью их! — прорычал Мэтью.
Мариетта заморгала, пытаясь собраться с мыслями.
— Мэтью? — смущенно пробормотала она, когда он выпрямился и разжал объятия. — Мы не одни.
Обернувшись, Мариетта увидела ухмыляющегося Джастиса. Рядом с ним у костра стоял высокий мужчина и тоже улыбался. Его длинные, до талии, волосы, заплетенные в косы, были огненно-рыжего цвета. Такого оттенка волос Мариетга никогда не встречала.
При свете пламени волосы сияли, словно новенькие медяки.
— О Боже! — сорвалось у нее с языка.
Какие странные люди живут в горах! Этот незнакомец, одетый в кожу — от мокасин до рубашки с кистями на спине, — был похож на дикого индейца гораздо больше, чем Джастис Двенадцать Лун.
Мэтью взял Мариетту за руку и подвел ее к хохочущим мужчинам.
— Поздоровайся с Либерти Неторопливым Медведем, дорогая. Когда знакомство состоится, — добавил он ворчливо, — я задушу этих проклятых гиен.
Глава 11
Еще на пути к долине Хетч-Хетчи Мэтью объяснил Мариетте, почему он так любит это место. Оно не менее красиво, чем знаменитая Йосемитская долина. Там есть такие же великолепные водопады и восхитительные горы, покрытые ледниками, но о Хетч-Хетчи знают немногие. А ездят туда лишь единицы. Поэтому для Мэтью укромная долина имела особое значение. Он скрывался в Хетч-Хетчи, когда ему нужно было подумать или просто остаться в одиночестве, отдохнуть от людей.
Увидев долину, Мариетта сразу поняла, почему это место так любил Мэтью.
— О Мэтью, как красиво!
— Да, очень красиво. Знаешь, Санта-Инес я люблю, как свой родной дом, но здесь со мной творится нечто невероятное. Я бывал в Большом каньоне и в других местах… Да разве их сравнишь с Хетч-Хетчи?
— Водопады! Они просто изумительны!
— Этот называется Туееулала. Он самый большой в Вапаме.
— Индейские названия?
— Да, — сказал Джастис, направив к ним свою лошадь. — Индейцы племени йосемитов жили здесь задолго до появления белого человека. Почти все названия остались от йосемитов или миоки.
— Хетч-Хетчи — это миокское слово, — с видом знатока заметил Мэтью. — Переводится как «трава со съедобными семенами». — Джастис рассмеялся, и он добавил, покраснев: — Ну ладно, мне сказал это Джон Мур.
Мариетта изумленно посмотрела на него:
— Ты знаком с ним?
— Да, встречались пару раз.
— Ты счастливчик. В Вашингтоне любая жена сенатора или члена ассамблеи пойдет на все, только бы заполучить Джона Мура в качестве гостя. Он приезжал туда в прошлом году, и это вызвало много шума. Все лучшие семьи устроили празднества в его честь.
— Вот умора! — Мэтью засмеялся. — Не могу представить Джона сидящим за столом в светском обществе. Уверен, что он в это время мечтал очутиться где-нибудь в прерии под открытым небом! — Не обращая внимания на Мариетту, шокированную этими словами, он посмотрел на Джастиса: — У меня опять мурашки бегут по спине, Джас. Держись поближе к нам, а то вдруг Куинн выкинет какую-нибудь глупость. Сразу помрачнев, Джастис кивнул. Когда они начали спускаться в долину, Мариетта наклонилась к Джастису и шепнула:
— Неужели он действительно знает Джона Мура?
— Гораздо лучше, чем язык миоки, — улыбнувшись, ответил Джастис.
Мариетта рассмеялась, а Мэтью бросил на них сердитый взгляд:
— Перестань заигрывать с Этти, Двенадцать Лун, и поглядывай, нет ли где твоего братца.
— Я предпочел бы лучше пофлиртовать с миссис Колл, — ловко парировал Джастис. — Это гораздо приятнее.
— Да ну? Смотри, как бы тебе ни лишиться зубов! — сердито сказал Мэтью.
Джастис произнес несколько слов на чероки. Мэтью побагровел, отвернулся и пробормотал:
— Подожди, дружок, и с тобой то же самое случится.
Они спускались с гор медленно и с большими предосторожностями. Мэтью то и дело поднимал руку, приказывая остальным остановиться, осматривался по сторонам и прислушивался. Несколько раз они с Джастисом молча обменивались многозначительными взглядами. Приблизившись к открытой лужайке, он остановился снова.
— Что случилось? — шепотом спросила Мариетта.
Только сейчас она заметила, что кругом стоит мертвая тишина: ни чириканья птиц, ни жужжания насекомых. Как будто вся живность покинула эти места.
Мэтью ничего не ответил, только кивнул Джастису и послал на удивление послушного Урода вперед, изменив направление. Потом проверил винтовку, лежавшую поперек седла. Сзади что-то щелкнуло. Оглянувшись, Мариетта увидела, что Джастис тоже приготовился к стрельбе.
Вздохнув, она потянулась за своей сумочкой, в которой лежал револьвер, сняла ее с луки седла и привязала к поясу. Они ехали по краю луга, под деревьями, и наконец добрались до узкого ущелья. Мариетта знала немного о планах Мэтью. Он говорил, что эти горы послужат им надежной защитой от Дрю Куинна.
— Куда Берти ведет Куинна? — Шепот Мэтью прозвучал до странности громко в царившем здесь безмолвии.
— В долину, — тихо ответил Джастис. — Они позади нас.
— Что-то не так, — сказал Мэтью, еле шевеля губами. — Куинн впереди. — Он обвел взглядом горы.
— Да. Но где?
— Дай Бог, чтобы Берти не потерял голову, — отозвался Мэтью.
Он приблизился к кобыле и обхватил Мариетту за талию, по-прежнему не сводя глаз с гор.
— Ты поедешь со мной, Этти…
В это мгновение раздалась оглушительная стрельба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29