— Нет!
— Нет, па, — промолвил Джастис. — Мы с Мэтом сами справимся, а когда приедет Неторопливый Медведь, нас будет уже трое.
— Хорошо, — задумчиво произнес Джон Дроган. — Берти — хороший парень. Только не разрешай ему стрелять в кого попало, Джастис. Нам с мамой будет очень неприятно, если он убьет кого-нибудь.
Джастис фыркнул, допил свое вино и пообещал:
— Я сделаю все, что в моих силах, па.
И многозначительно посмотрел на Мэтью. А тот закашлялся, чтобы скрыть смех.
— Бедный папочка, — говорил Джастис два часа спустя, развалившись в кресле в спальне Мэтью и потягивая виски из большого бокала. — Неужели он думает, что Неторопливому Медведю можно что-нибудь запретить?
Мэтью, сидевший напротив, вытянул ноги, закрыл глаза и со вздохом ответил:
— Он хочет, чтобы все было как можно лучше, Джас. Любой отец сказал бы то же самое. Правда, Берти пока еще никого не убил. — Он сделал глоток. — Господи, как хорошо идет виски!
— Еще бы! Ведь ты, малыш, пьешь доброе ирландское виски, — сказал Джастис с подчеркнуто ирландским акцентом. — Самое лучшее в мире!
— М-м-м, — удовлетворенно протянул Мэтью. — А мой младший брат без ума от шотландского.
— Я всегда чувствовал, что с Джимом не все в порядке, — парировал Джастис, а потом внезапно перешел к теме, которая волновала их больше всего: — И что ты думаешь об этом деле?
Мэтью открыл глаза и сказал:
— По-моему, нас ждут неприятности, Джас. Этти… то есть миссис Колл уже досталось. И я не хочу, чтобы ей снова причинили боль. Хорошо бы придумать что-нибудь такое, чтобы не втягивать ее больше в это дело.
— Она очень милая женщина. Никогда не видел, чтобы мамина одежда сидела на ком-нибудь так хорошо.
— Что? — не понял Мэтью.
— Мамина одежда, — повторил Джастис. — Та, что была сегодня на миссис Колл. У нее великолепная фигура.
— У кого?
— Господи помилуй, Мэт! Ты же понимаешь, что я говорю не о своей матери!
Наконец Мэтью понял и взглянул на Джастиса с такой яростью, что у того мурашки по коже побежали. Но гнев мгновенно сменился смущением, и маршал принялся потирать грудь.
— Что с тобой, Мэт? — с тревогой в голосе спросил Джастис.
— Болит. Вот здесь. Не могу понять, что это.
— Сердце?
— Вряд ли. Пощупай-ка. — Мэтью схватил Джастиса за руку и приложил ее к своей шерстяной рубахе.
— Черт подери, Мэтью, не хочу я щупать твою грудь! — крикнул тот, пытаясь выдернуть руку.
— Нет, подожди минутку, — настаивал маршал. — Неужели ты не чувствуешь?
— Ничего я не чувствую! — протестующе воскликнул Джастис и вскочил на ноги, освободившись наконец от железной хватки Мэтью. — Хочешь, я позову Фридома, пока он не уехал?
Мэтью сердито поскреб грудь: он никогда еще не нуждался в помощи врача.
— Ну… — неопределенно протянул он.
Не успел он сказать и слова, как Джастис исчез за дверью, а через две минуты вернулся вместе с Фридомом.
— У тебя боли в груди, Мэтью? — спросил тот с участием, опустился на колени и открыл маленький черный чемоданчик. — Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Ну, э-э… — Мэтью совсем растерялся. — Все у меня в порядке. Просто у Джаса истерика.
— У Двенадцати Лун истерик не бывает, — возразил Фридом и сунул свой стетоскоп под рубашку Мэтью.
— Он потребовал, чтобы я пощупал ему грудь, — заявил Джастис таким тоном, будто этот факт сам по себе доказывал, что Мэтью тяжело болен.
— И когда же появились эти боли? — спросил Фридом, тщательно слушая, как бьется сердце Мэтью.
— Дня два-три назад, наверное.
— Когда ты познакомился с миссис Колл, — заметил Джастис. — Я думаю, что это она во всем виновата.
— Что ты болтаешь? Ты спятил, Джас! — возмутился Мэтью.
— Я видел, как ты смотрел на нее за ужином. И до ужина тоже, — съязвил Джастис.
— Тебе нужны очки. Ничего ты не мог видеть.
— Тише, пожалуйста, — попросил Фридом, передвигая стетоскоп.
Обследование продолжалось еще несколько минут. Все молчали, только Фридом велел своему другу снять рубашку. Мэтью и Джастис сердито поглядывали друг на друга.
— Боль острая? — спросил наконец Фридом. — Она отдается в другие части тела: в плечи, руки или пальцы?
— Нет! — раздраженно ответил Мэтью. — Никакой острой боли. Просто здесь что-то ноет. Наверное, я старею.
— А какие-нибудь другие неприятные ощущения есть? Головокружение? Черные точки, плывущие перед глазами?
— Черные точки?! — Мэтью разразился презрительным смехом. — Господи помилуй, Дом. У меня просто ноет грудь, я не курильщик опиума.
Фридом терпеливо ждал, когда Мэтью объяснит характер своей боли.
— Черт! Ну, сначала мне кажется, что я задыхаюсь, а потом… потом голова становится какой-то легкой.
— М-м. Это происходит в какое-то определенное время? Когда ты резко встаешь? Или поднимаешь что-то тяжелое?
— Нет. Это похоже на удар. Первый раз такое случилось, когда мы с Этти… с миссис Колл разговаривали. Ничего тяжелого я не поднимал.
— Он влюблен, — покачал головой Джастис. — Вот в чем дело.
— Я вовсе не влюблен! — резко сказал Мэтью.
— Откуда ты знаешь?
— А откуда ты знаешь? Я только что познакомился с этой женщиной, это не может произойти так скоро.
— Иногда именно так все и происходит, — возразил Джастис. — Неужели ты не слыхал о любви с первого взгляда?
Мэтью презрительно хмыкнул:
— Любовь с первого взгляда — глупости! Вероятно, Джас, ты накурился опиума. У тебя, случайно, перед глазами не мелькают черные точки?
— Джентльмены, прошу вас, — сказал Фридом и махнул рукой, чтобы заставить их замолчать. — Двенадцать Лун, тебе лучше подождать за дверью.
— Именно. И поищи себе очки! — язвительно предложил Мэтью.
— Нет, пожалуй, я поищу миссис Колл и предложу ей прогуляться по саду. Уверен, что ей понравятся наши оранжереи при лунном свете, а я с превеликим удовольствием сыграю роль гида.
Мэтью так и подскочил, вспомнив, для чего братья ходят в оранжереи лунными ночами.
— Ты не сделаешь этого, Джас. А если попробуешь, я переломаю тебе ноги для начала.
— Вот видишь? — Джастис посмотрел на брата. — Любовь — вот в чем корень его проблем.
— Думаю, ты прав, — согласился Фридом. — Мэтью определенно влюблен.
— Что?! — заорал Мэтью.
— Прости, Мэт, — с искренним сочувствием сказал Фридом, — но другого объяснения нет. Ты совершенно здоров, здоровее некуда. Прости, — повторил он.
— Проклятие! — Мэтью принялся натягивать на себя рубаху. — Я просто ушам своим не верю! Какой ты врач? Может, ты получил свою степень в колледже, где преподавали зулусы?
— Мэтью…
— Ничего не говори! Не желаю тебя слушать. Ты… ты просто знахарь!
— Мэтью, пожалуйста, не расстраивайся так, — засмеялся Фридом. — Что в этом страшного?
— Что страшного? — изумился Мэтью. — Как что страшного? Да разве ты сам не знаешь?
— Я знаю, что такое любовь, — возразил Фридом, засовывая стетоскоп в чемоданчик. — Когда я встретил Поющую Птицу, со мной происходило то же самое. И влюбился я так же быстро. Прошло секунд десять с того момента, как я увидел ее, и я уже был готов пасть к ее ногам и отдать себя в пожизненное рабство! — Мэтью застонал, а Фридом, усмехнувшись, продолжал: — Скверное состояние, согласен, но только вначале. Когда ты примиришься, все изменится. Тебе будет даже приятно. Я лично потом наслаждался вовсю.
— Да ну? Впрочем, ты пока еще молодожен и мало что знаешь. Посмотрим, что ты запоешь через несколько лет.
— Возможно, мы сравним тогда наши точки зрения, — сказал Фридом, закрывая чемоданчик. — Скорее всего к тому времени ты уже будешь женат на миссис Колл.
Мэтью с ужасом посмотрел на него.
— Жениться на Этти… Ты с ума сошел? Я только что с ней познакомился! Я ничего о ней не знаю — кроме того, что она меня ненавидит. И обращается со мной так, словно у меня мозги величиной с горошину.
Братья обменялись удивленными взглядами.
— А что еще хуже, — продолжал жаловаться Мэтью, — она до сих пор любит своего покойного мужа. Этого профессора Дэвида Колла. Ни один человек, живущий на земле, не может сравниться для нее с воспоминаниями об умершем.
— Профессор Колл, конечно, был отличным парнем, — согласился Фридом, — но, я думаю, что ты ничем не хуже, Мэт. А миссис Колл совсем не похожа на женщину, которая будет скорбеть вечно. — Он положил руку на плечо Джастиса. — Мне надо идти. Поющая Птица ждет меня. — Индеец пожал руку ошеломленному Мэтью. — Удачи тебе с мистером Куинном и его дружками. И, пожалуйста, будь осторожен. Фридом направился к двери, но Мэтью загородил ему путь:
— Подожди, Дом. — Он прислонился к деревянной двери. — Никуда ты не пойдешь, пока не дашь мне лекарство.
На лице индейца появилось глубочайшее изумление.
— Какое лекарство?
— То самое. Ты знаешь, — Мэтью понизил голос и метнул свирепый взгляд на Джастиса, который хохотал во все горло, — от любви. Я хочу избавиться от нее.
— Прости, Мэтью. — Фридом улыбнулся. — К сожалению, такого лекарства нет. Любовь — это счастье.
— Черт возьми! И как меня угораздило? Лучше бы я умер! — воскликнул в отчаянии Мэтью.
— Все будет хорошо, Мэтью, — заверил его Фридом, открывая дверь. — Не сопротивляйся своему чувству, прими его. И обещаю, что тебе сразу станет легче.
Тихонько пробираясь по залитому лунным светом коридору, Мариетта чувствовала себя настоящей преступницей. Было уже за полночь, и в доме Дроганов все спали. Во всяком случае, она на это надеялась. Ей тоже очень хотелось спать, но открытие, которое она сделала, изучая несколько часов подряд дневник Дэвида, прогнало сон. Мариетту переполняло чувство гордости, и она спешила поделиться новостью с Мэтью.
Крепко зажав книги в руках, она считала массивные деревянные двери. Только бы не ошибиться! Как будто вот эта ведет в спальню Мэтью? Мариетта нервно посмотрела по сторонам и тихонько постучала.
Одна томительная секунда тянулась за другой. Никакого ответа. Она постучала еще раз — погромче и прошептала:
— Маршал! Тишина.
Затаив дыхание, она потянула за дверную ручку. В то же мгновение ручка повернулась, дверь резко распахнулась, и Мариетта влетела в комнату, уткнувшись лицом в голую грудь Мэтью Кейгана.
— Что за?.. — Его сильные руки не дали ей упасть.
— Простите! — испуганно пролепетала она, пытаясь вырваться из объятий Мэтью.
Он облегчил эту задачу, взяв ее за плечи и слегка отодвинув от себя.
— Во имя всего святого, Этти! Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил Мэтью.
Хотя комнату освещал только лунный свет, Мариетта видела, что на нем нет ничего, кроме простыни, обернутой вокруг бедер.
— О Господи! — пробормотала она в ужасе и отвернулась. — Да вы же го-голый!
— Тише! — резко скомандовал Мэтью, закрывая дверь. — А ты думала, что я сплю одетый в кровати? В ботинках?
Мариетта ахнула и снова отвернулась. Ее лицо горело, а сама она дрожала так, что колени стучали друг о друга.
— Ну, насколько я понимаю, ты пришла не на свидание, — сухо заметил он, поплотнее заворачиваясь в простыню.
— Я… я…
— А ты знаешь, что сделает Джон Дроган, если обнаружит нас здесь? — спросил Мэтью и шагнул вперед, но Мариетга отскочила в сторону. — Черт возьми, Этти, только не говори, что никогда прежде не видела голого мужчины.
Она покачала головой.
— Проклятие! Конечно, нет! Мистер Идеальный Профессор наверняка ложился в постель в ночной рубашке. Уверен, что за все годы замужества ты, кроме его коленок, ничего более впечатляющего не видела. — Мэтью прошел в другой конец комнаты и взял свои брюки. — Лучше отвернись, тут есть на что посмотреть.
Раздался шорох надеваемой одежды.
— А что сделает мистер Дроган, если узнает, что я приходила к вам?
Мэтью издал короткий сухой смешок.
— Еще до восхода солнца он заставит тебя взять фамилию Кейган. Джон — правоверный католик. Он не любит людей, которые по ночам шляются друг к другу в комнаты, особенно в его доме. Вот почему сыновья мистера Дрогана встречаются с женщинами в оранжерее.
Сказав это, Мэтью приготовился растолковать своей гостье, что глупо красться в чужую спальню ночью, тем более к мужчине, который провел вот уже несколько бессонных часов, то проклиная любовь на все лады, то вспоминая пикантные подробности прошлой ночи, проведенной с женщиной, ставшей для него наваждением.
Натянув рубаху, Мэтью открыл рот, чтобы начать свою лекцию, но неожиданно его взгляд упал на ноги Мариетты, и он увидел, что ночная рубашка была ей немного коротковата и из-под нее виднелись щиколотки. Он встречал немало красивых, хорошо сложенных женщин, которые разгуливали перед ним в чем мать родила, И Мэтью это зрелище всегда нравилось. Но стройные щиколотки и длинные узкие ступни Мариетты вдруг вызвали у него такое желание, что в ушах зазвенело. Все заготовленные слова выскочили из головы, он машинально двинулся к ней, словно глупая беспомощная мошка, которая летит на пламя.
— Мне нравится, как ты одета, Этти, — пробормотал он.
Его тон удивил Мариетту: кажется, он хотел сказать, что она выглядела бы гораздо привлекательнее, если бы была без ночной рубашки.
— С-спасибо. Это дала мне миссис Дроган.
Она почувствовала, что Мэтью стоит у нее за спиной. Ноги сами двинулись вперед, но маршал остановил ее, нежно обняв за плечи.
— Как хорошо! — прошептал он, щекоча своим теплым дыханием ее шею. — Зачем ты пришла ко мне, Этти?
— О… я… — смущенно начала она, но Мэтью перебил:
— Этти, милая, ты дрожишь как осиновый листочек. Замерзла? — Мэтью крепко прижал ее к себе. — Мне хочется согреть тебя, — прошептал он на ухо Мариетте, и его мягкие влажные губы прижались к ее шее. — Ты сводишь меня с ума.
Он ухватил ее за подбородок, лаская пальцами щеки, и повернул ее голову так, чтобы было удобнее целовать шею.
— Мэтью, пожалуйста!.. — Мариетта закрыла глаза. Между тем Мэтью пытался взять из ее рук книги.
— М-м, мне нравится, как ты произносишь мое имя. Ты назвала меня Мэтью и вчера ночью, помнишь?
— Нет, — ответила она слабым голосом.
— Ты сводишь меня с ума, — повторил он, пытаясь стянуть с ее плеч тонкую хлопчатобумажную рубашку. — Дом говорит, что от этого нет лекарства.
Он поцеловал ее в плечо. Смысл его слов дошел до Мариетты не сразу, словно луч прожектора, с трудом пробивающийся сквозь густой туман, чтобы указать путь заблудившемуся судну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29