— Да, помещение этой гостиницы напоминает чем-то «Полкрэг Инн». Очаг огромный, дубовые балки…
— Но там нет такой глиняной лампы, как здесь, — сказал Майкл, взяв в руки стоявший посреди стола предмет. По форме он напоминал подсвечник. — Видите эту щель наверху? — продолжал Майкл. — Сюда вливали полную чашку масла, ставили фитилек — и, пожалуйста, горит. Мне нравится, как они здесь сохраняют старинные обычаи. Теперь это редко встретишь.
Я подержала в руках масляную лампу, признала ее своеобразной, но на самом деле думала только о Фенвике и была горько разочарована тщетностью наших попыток найти его. Майкл наклонился ко мне через стол и погладил мою руку.
— Выше нос, — сказал он, — обещаю, что разыщу вам Фенвика.
— Спасибо. Вы такой добрый, так помогаете мне…
— Да о чем вы! Мне это доставит удовольствие. Предоставьте поиски мне. Я вам сообщу, когда будут новости — записочку пришлю с почтовым голубем. Договорились?
— Договорились, — ответила я. — Слэк, наверное, будет в восторге.
— Мы с Гвеннол часто «переписываемся» подобным образом.
— Да, она рассказывала.
Мы покинули «Корн Долли», тронулись в обратный путь, и, когда среди деревьев показалось море, я увидела, что кое-где на нем мелькают ярко-белые барашки.
— Береговой бриз, — заметил Майкл, — ничего страшного. Вас прекрасно доставят на Остров, желательно только отплывать не откладывая.
— Я сама приплыла на своей лодке, — сказала я.
— О! — выражение его лица изменилось, стало немного встревоженным, но он ничего не сказал, пока мы не добрались до «Полкрэг Инн».
К этому времени волны на море закудрявились еще сильнее.
— Вас отвезу я, — объявил Майкл.
— Да нет, не стоит.
— Я настаиваю. Тут не до шуток. С таким сердитым ветром справятся только мужские руки.
— Но я так гордилась, что самостоятельно добралась сюда на лодке!
— Это прекрасно — для начала. К сожалению, ситуация здесь меняется слишком быстро.
Майкл обо всем быстро договорился. Он возьмет на пристани лодку помощнее, чем моя «Эллен», и в ней повезет меня на Остров. Позаботится он и об «Эллен» — один из рыбаков доставит ее вслед за нами, а потом они вместе вернутся на материк.
Мне было неловко, что Хайдрок везет меня через пролив. Не сам «состав преступления» смущал меня, а толкование, которое дадут этому эпизоду Гвеннол или Д женифрай, когда узнают, что полдня я с ним еще и прогуливалась верхом по окрестностям. Я прекрасно понимала, что они подумают.
Оказавшись уже на приличном расстоянии от материка, я заметила, что ветер поутих.
— Вот видите, я бы сама справилась, — сказала я.
— Может быть, — ответил Майкл, — но как бы я себя чувствовал, отпусти я вас одну?
Лодка причалила к берегу. Он помог мне сойти на землю. Потом мы постояли немного.
— Вы не зайдете в замок? — спросила я.
— Думаю, не стоит. Мне надо возвращаться.
Пришла к берегу и «Эллен».
— Вы были бесконечно добры ко мне, — сказала я.
— Как всегда, для меня это бесконечное удовольствие.
Он прыгнул обратно в лодку, где на веслах сидел рыбак с побережья. Я помахала им на прощание. Поднимаясь по склону холма к замку, я встретила Дженифрай. По ее взгляду я поняла, что она видела, кто привез меня, видела, как Майкл пожимал мне руку на берегу, видела, как он уплыл потом в море.
Сказала ли Дженифрай дочери об этом случае, не знаю. Неожиданно для себя я обнаружила, что украдкой посматриваю на них. Возможно, вид у меня при этом был немного виноватый. Не знаю, правда, заметили они это или нет.
На следующий день Гвеннол сама отправилась на материк. Я осталась на Острове. Что-то заставило меня подумать — а не пойти ли к Тэсси? Может, в отсутствие Яго она предскажет мне другую судьбу?
Тэсси сидела на крылечке своего домишка, при моем появлении ее старое сморщенное лицо растянулось в улыбке. Будто из-под земли у ног ее возник кот и уставился на меня.
— Ну, заходи, — пригласила она.
Я шагнула за ней.
В очаге пылало несколько поленьев, резкий пряный запах трав и каких-то снадобий ошущался еще сильнее, чем в прошлый раз.
— Ну, мисс, сегодня ты одна-одинешенька бродишь, — со своей характерной ухмылкой сказала старуха. — И что же нужно от меня такой молодой красавице, как ты? — спросила она. — Скажи мне. Хочешь, чтобы карты я раскинула? Может, хочешь, чтобы я глянула в хрустальный шар? Или будем читать судьбу твою по руке?
— В прошлый раз ты уже предсказала мне прекрасное будущее, — ответила я, — что говорить, прогнозом тем я довольна. Правда, вдруг сегодня твои пророчества будут не такими благостными.
Эти слова мои ей, видимо, понравились.
— Да ты не просто довольна была, очень довольна — и не ты одна, кстати.
— Я хочу узнать судьбу другого человека.
— О-о… — Старуха озорно наклонила голову набок, — нет, Малкен, — продолжала она, обращаясь к коту, — такими делами мы не занимаемся, а, котик?
Кот мяукнул, будто соглашаясь с ней.
— Этот человек уже умер… а может, и не умер, — сказала я.
— Призракам не нужны предсказания, — резко оборвала она меня.
— Но раз ты можешь заглянуть в будущее, значит, можешь и прошлое увидеть. Я хочу узнать о своей сводной сестре Сильве.
— Ах, вот оно что? Бедняга! Тяжкая жизнь была у нее.
— А она когда-нибудь приходила к тебе?
— Часто. Часто приходила. Особенно в конце. Были у нее причины…
— Какие? — подалась я наперед.
— Ей не терпелось узнать свое будущее.
— Здесь люди, похоже, не хотят вспоминать о ней.
— Чему же удивляться… где она сейчас? Может, на дне морском… Ах бедняга, всегда такая грустная приходила…
— Ты что, видишь, как она лежит на дне моря?
Она вперила в меня свои проницательные глаза.
— Вот один день вижу, как она там лежит, а потом вдруг она совсем в другом месте.
— Но уж если ты действительно все понимаешь и все видишь так, как ты говоришь, должна же ты знать, жива она или умерла.
— Сколько народу клянется, что слышат ее голос сквозь вой ветра.
— То есть ты тоже считаешь, что она утонула?
— Лодку-то море вынесло, разве нет? Куда бы ей деться, если пустая лодочка была?
— Значит, и ты не знаешь, — грустно произнесла я.
— Вот этого я не говорила, мисс. Я сказала, что многие слышали голос призрака и что лодка вернулась пустая.
— Почему она ходила к тебе?
— Будущее знать хотела.
— Какая она была? Мы с ней похожи?
— Да, похожи как гвоздь на панихиду.
— Неужели ничего общего?
— Э-э, ну вот волосы у нее золотые были, целая копна. От матери ей достались. А от Келлевэев — ни черточки.
— Она ходила к тебе, потому что была несчастна?
— Секреты умеешь держать?
— Да! — Я буквально подалась вперед. — Да, обещаю.
— Мать ее приходила ко мне. Тяжелая приходила. Хотела избавиться от ребенка.
— Почему? — выдохнула я.
— Значит, были причины.
— А какая она была, ее мать?
— О, мадам Эффи из других краев. Отец твой всегда брал себе женщин издалека… ведь и твоя мать нездешняя была. А потом еще удивлялся, чего это жены его все по сторонам смотрят. Сам он по делам все время разъезжал — нынче мистер Яго за хозяйство взялся. Так вот, пришла она ко мне и говорит: «Тесси, я беременна. Нестерпим мне этот ребенок». А я глянула и вижу — поздно. «Поздно, говорю, мадам Эффи. На пару месяцев раньше надо было прийти. А сейчас уж ничем тебе не помогу».
— Несчастное дитя! Даже родной матери была не нужна.
— Хуже нет быть нежеланным ребенком. Сильва поняла это сразу, едва вообще научилась понимать.
— Ты, должно быть, помнишь меня ребенком.
— О, конечно, прекрасно помню. Для мадам Френсис ты что солнышко на небе была.
— Значит, счастливая была семья?
— Некоторым не дано счастье быть счастливым. Отец твой был из таких.
— Расскажи мне о последних днях Сильвы.
— Она приходила ко мне… дважды приходила… за неделю до…
— Она казалась тебе совсем безутешной?
— По ней разве можно понять? Смеялась, смеялась, а поди разбери, смех ли, слезы ли. Тогда она сказала: «Все будет теперь иначе. И меня здесь уже не будет, Тэсси». Мы поговорили, она хотела, чтобы я по руке ей погадала. Ничего хорошего там я не прочла. Но ей не сказала. Иногда я плохое не говорю людям.
Старуха подняла голову, будто всматриваясь куда-то в пустоту за моей спиной.
— Если вижу затаившуюся рядом тьму, я только предупреждаю: «Остерегайся!» Предупреждаю всякого — себя, его, тебя… да… тебя, мисс Эллен. Вот так-то.
Я не выдержала, обернулась почти непроизвольно.
Тэсси захохотала.
— Я всегда повторяю это. Остерегайся. Будь настороже. Всегда. А больше о мисс Сильве мне нечего сказать.
Я поняла, что могу уходить. Что же, хоть каплю добавила она к истории моей сводной сестры. На стол я положила несколько монет, как это в прошлый раз сделал Яго; быстрые глаза старухи сразу сосчитали денежки.
— Приходи, дитя мое, приходи еще, — пропела она, — приходи, как будет нужда.
Поблагодарив, я быстро вышла на залитый солнцем двор.
Два дня спустя, воспользовавшись штилем на море, я снова отправилась на побережье. В этот раз я собиралась заглянуть в «Полкрэг Инн», перекусить там, а потом пройтись по местным лавкам. Рождество было уже не за горами, и если мне придется встречать его на Острове, надо заранее позаботиться о подарках для всех родственников. Я твердо решила долго не задерживаться и, самое главное, от берега далеко не отходить, чтобы не пропустить изменение ветра.
Оставив лодку у причала, я сначала направилась на торговую улицу, где в нескольких магазинчиках купила кое-какие мелочи. В витрине одной лавки меня привлекла выставленная для продажи картина. Это был морской пейзаж — ясный летний день, сапфировое море, кружевная пена легких волн, набегающих на полоску золотого песка. Но завораживало в марине не это. Стайка белоснежных чаек, как брызги, рассыпанных над морской гладью, околдовала меня, восхитило удивительное контрастное сочетание белого и ярко-синего цвета на картине. И я поняла, что мне необходимо купить это полотно. Ведь глядя на него, где бы я ни была, я буду неизменно вспоминать Остров Птиц.
Уже потом пришла мысль, что этот морской пейзаж будет прекрасным рождественским подарком для Яго; порадовать его было даже важнее, чем сохранить эту картину на память себе.
Я зашла в дверь, сказала служащему, стоявшему за прилавком, что меня заинтересовала марина под названием «Чайки». Вглядываясь в эту работу пристальнее, я поняла, что она стоит обозначенной на ней цены. Чем дольше я смотрела на синее море и белых птиц, тем больше они нравились мне. «Беру», — сказала я.
Пока шло оформление покупки, какой-то человек появился из недр магазина. Я сразу узнала его. Это был Джеймс Мэнтон, художник, который жил на острове Голубых Скал и которого мы с Яго встречали в птичьем «заповеднике».
Глаза его сияли, на какое-то мгновение я подумала, что он рад исключительно встрече со мной, но быстро сообразила, что «Чайки» — это его работа, он просто как художник доволен, что его творчество оценили.
— О, да это мисс Эллен Келлевэй!
— И я вас узнала, — сказала я.
— Значит, вы покупаете моих «Чаек».
— Да они сразу заворожили меня. Едва я увидела в витрине вашу работу, я поняла, что должна приобрести ее.
— И что же вам здесь так понравилось?
— Цвет, в первую очередь. И птицы… живые птицы. Кажется, они так и взмоют в небо прямо с холста. А море… такое безмятежное, такое красивое. Теперь я знаю, какое море можно назвать идеальным, я еще не видела его, но буду ждать.
— Вы очень меня порадовали, — сказал художник, — это великая радость говорить с человеком, который в твоей картине видит именно то, что ты хотел выразить красками. Вы сразу заберете полотно?
— Пожалуй, да. Хотя, наверное, ее могут мне и потом доставить.
— А вы здесь одна?
— Да. И не свожу с моря глаз. Не хочу оказаться застигнутой им врасплох.
Мэнтон рассмеялся.
— Знаете, у меня есть идея. Сейчас они завернут вам картину, и мы с вами зайдем в «Полкрэг Инн», выпьем по чашке чая. Потом я отнесу вашу ношу в лодку. Согласны?
— Отличная мысль.
Мы устроились за столом в уютной столовой гостиницы. Миссис Пенджелли подала крепкий душистый чай и ячменные лепешки с джемом и взбитыми сливками.
Мэнтон спросил, как мне нравится жизнь на Острове. В ответ я сказала, что иногда просто забываю, на Острове ли я, на материке ли, особенно когда море и погода не превращают меня в узницу.
— Вы живете на Острове, несравненно большем, чем мой, на Голубых Скалах, — сказал художник, — разница существенная.
— Вы, наверное, знали моего отца.
Я была решительно настроена использовать небом ниспосланную возможность и пополнить свои сведения об отце.
Лицо Мэнтона чуть потемнело.
— Да, его я знал.
— Насколько я понимаю, он не очень-то нравился вам.
— Я бы предпочел не обсуждать эту тему, мисс Келлевэй.
— Никто не хочет говорить о нем, хотя мне это крайне интересно.
— Вряд ли от человека, которого он считал своим врагом, вы услышите то, что хотели бы, возможно, слышать.
— Он считал вас врагом? Уверена, что он был не прав.
— Ваш отец всегда был прав — так он думал о себе.
— Первая жена его умерла…
— Он был жесток с нею. Относись он к ней иначе…
— Вы полагаете, он виноват в ее сметри? Не убил же он ее!
— Кроме ножа в спину или яда в стакан есть масса других способов убийства. Убивает и злоба, и жестокость — именно этим он и воспользовался. Ее жизнь он исковеркал, искромсал. Он был ревнив, мстителен, несправедлив.
Я поразилась, сколько гнева и негодования было в словах Мэнтона; еще минуту назад он казался таким спокойным, безмятежным, этот мягкий немолодой человек, занятый своим творчеством. И вдруг ненависть к моему отцу выявила иные стороны характера Мэнтона.
— Значит, вы хорошо знали ее?
— Я знал его, знал и вашу мать тоже. Ваша мать была талантлива по-настоящему, из нее вырос бы профессиональный живописец, если бы он не губил в ней ее дар. А у нас с ней было много общего.
— Значит, моя мать тоже была несчастлива с мужем?
— Была. Но все же уехала, забрала ребенка.
— И как он к этому отнесся?
— Отнесся! — иронически засмеялся Мэнтон. — Да он только рад был.
— А что, дочери его совсем не интересовали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41