– полюбопытствовала она и не без лукавства добавила: – Или все же из-за скачек в Элмсе?
– Не пытайся увести разговор в сторону. Цыганочка в любом случае придет к финишу первой, с тобой или без тебя, – пробурчал Эмори.
Лошади тем временем вынесли коляску на подъездную дорожку особняка Фелпсов.
Рейберн Фелпс был самым богатым плантатором в Виргинии, и на его финансовом положении не сказался запрет на торговлю с Европой, введенный недавно Соединенными Штатами, от чего серьезно пострадали его соседи. В Вашингтоне ходили слухи, будто Фелпс вступил в тайный союз с англичанами и занимается контрабандой хлопка под защитой британского флота. Оливия не раз задавалась вопросом, поддерживает ли ее опекун деловые связи с плантатором, но ответа пока не нашла. По правде говоря, она не имела ни малейшего представления о финансовых операциях Эмори, если не считать того, что он играл на скачках. Это приносило немалый доход, но вряд ли могло объяснить, каким путем он сколотил огромное состояние.
Подбежавший слуга помог гостям выйти из коляски. Неспешно ступив на землю, Эмори одернул атласный жилет на располневшей талии и осмотрелся. Он выглядел весьма внушительно с аккуратно подстриженной бородкой и пышной копной седых волос, но его отличительной чертой были пронзительные серые глаза, неизменно дававшие точную оценку окружающим. Перед тем как предложить Оливии руку, он окинул ее взглядом и, видимо, остался доволен. Они медленно прошествовали по каменным плитам двора и поднялись по мраморным ступеням на широкое парадное крыльцо, украшенное рядом деревянных колонн, которые вздымались в высоту на двадцать футов; рядом с ними люди казались карликами.
– Сегодня ты будешь пользоваться огромным успехом и вокруг тебя будет увиваться не только Ройял Бертон. Но не спеши, внимательно осмотрись, прикинь, кто может составить лучшую партию, и тогда уж вноси его имя в список кавалеров для танцев. Думаю, тебе понравится тот, кто заслуживает моего одобрения.
– Танцевать буду до упаду и флиртовать отчаянно, дядя Эмори, – весело пообещала Оливия, стараясь вложить в свой голос как можно больше энтузиазма, хотя вовсе его не ощущала.
– Да, конечно, танцуй на здоровье, но флиртом не увлекайся. Надо помнить о своей репутации, – сурово напутствовал Эмори Вескотт.
Он давно мечтал о том дне, когда сможет выдать замуж свою подопечную, и она это прекрасно понимала. Оливии самой нисколько не улыбалась роль тяжелой ноши, неожиданно свалившейся на плечи занятого мужчины, который провел жизнь в дороге, колеся по Северной Америке, и привык проворачивать деловые операции, не обременяя себя заботами о девице на выданье. Однако ей претила перспектива выйти замуж лишь ради того, чтобы изменить свое нынешнее не слишком приятное существование.
Если уж выходить замуж, то по любви и ради счастливой совместной жизни, как было у ее родителей, но отнюдь не из финансовых соображений. Правда, жаловаться на опекуна не приходилось. Несмотря на свою кажущуюся холодность и расчетливость, он проявил редкую щедрость и потратил уйму денег на ее наряды, так что она легко могла соперничать с любой девушкой из богатой семьи Бостона или Филадельфии, впервые выезжающей в свет. Оливия старалась отплатить за добро и великодушие, занимаясь лошадьми дядюшки. Однако он не оставлял надежды подыскать ей мужа, обладающего не только богатством, но и влиянием в важных политических кругах.
Оливия и ее спутник отдали плащи лакеям в передней и прошли в танцевальный зал, носивший, как и прочие помещения огромного дома, отпечаток консервативных вкусов хозяев и их стремления пустить пыль в глаза. Просторный зал был залит светом сотен тонких стеариновых свечей, горевших в двух громадных хрустальных люстрах под потолком. Навощенный до зеркального блеска ясеневый паркет отражал трепетные огни и усиливал освещение.
В дальнем конце зала на помосте оркестр, состоявший из чернокожих рабов, исполнял музыку Моцарта. В толпе веселящихся гостей сновали слуги, разносившие легкие закуски, вино и крепкие спиртные напитки. Вдоль стен за египетскими вазами с пальмами и декоративными деревьями на большом удалении друг от друга были расставлены удобные стулья с высокими спинками.
У входа гостей приветствовал генерал Фелпс, предпочитавший, чтобы к нему обращались по его воинскому званию, хотя он уже очень давно вышел в отставку. Рядом стояла его высокая и худощавая жена Мод. Оливия и Эмори тепло поздоровались с хозяевами и обменялись любезностями со знакомыми. Как подметила Оливия, у ее опекуна было очень много знакомых и ни одного друга. Она до сих пор не могла понять, как смогли найти общий язык ее ветреный отец-француз и этот уроженец Новой Англии, получивший спартанское воспитание. Однако они действительно были очень близки, и эта необычная дружба, очевидно, объясняла решение Эмори Вескотта взвалить на свои плечи бремя опекунства.
Едва они вошли в танцевальный зал, от толпы отделился Ройял Бертон.
– Эмори, дружище, рад видеть вас в обществе прелестной леди. Представьте меня, пожалуйста, – загнусавил он, растягивая слова, как и подобает уроженцу Новой Англии, что неприятно резануло слух Оливии.
Она привыкла к изящному ритму родной французской речи и певучему говору итальянцев, среди которых выросла, и не имела ничего против английского языка британских аристократов, а также мягко модулированного произношения, свойственного жителям прибрежных районов Виргинии, но не выносила гнусавости янки. К тому же внешность Бертона производила столь же малоприятное впечатление, как и его речь, – он был худой как скелет, с изъеденным оспой лицом землистого цвета. Впрочем, зубы у него вроде были свои, как и густые светло-каштановые волосы, аккуратно стянутые сзади черной атласной лентой.
Оливия присела в реверансе и одарила кавалера улыбкой. Как по команде, оркестр заиграл быстрый вальс, и Бертон пригласил даму на танец. Он оказался на удивление хорошим партнером, но гораздо ближе, чем следовало, прижимал девушку к себе, а когда наклонил голову и заговорил, Оливию обдало запахом виски.
– Если мне не изменяет память, вы родились во Франции, мадемуазель Сент-Этьен. Но у вас почти нет акцента.
– Мои родители эмигрировали сразу после революции, – пояснила Оливия, не вдаваясь в подробности насчет того, что ее мать вышла замуж без согласия родителей и была вынуждена тайно покинуть отчий дом, за что ее лишили наследства. – Я выросла в дороге, пока мы переезжали из страны в страну. Мое детство прошло большей частью в разъездах по Италии, а позже – по Англии. Когда моя семья приехала в Америку, мне было четырнадцать лет, так что, сами понимаете, изучение иностранных языков стало моей второй натурой.
– Выходит, в столь нежном возрасте вы уже опытная путешественница, – усмехнулся он. – Но вы упомянули родителей, однако Эмори Вескотт выступает в роли вашего опекуна.
Оливия подозревала, что Бертон расспрашивает ее в надежде выведать, насколько многим девушка обязана своему опекуну.
– Мои родители погибли, когда перевернулась их карета, и у меня никого на свете не осталось, кроме друга моего отца, месье Вескотта.
– И конечно же, вы ему бесконечно благодарны за доброту и участие? – промурлыкал Бертон.
Оливия напряглась и едва не сбилась с темпа, но в этот миг музыка смолкла.
– Мое отношение к дядюшке Эмори вас нисколько не касается, месье Бертон, – холодно отрезала Оливия и с легким реверансом растворилась в толпе.
Наглый старый шантажист! Наплевать на его богатство, даже если у него не меньше золота, чем у императора Наполеона. Сует нос куда не надо, лезет в душу, да еще и изо рта у него пахнет. Оливия Сент-Этьен не продается и ни за какие деньги не станет игрушкой в руках какого-то старика! Неужели же она не встретит молодого и красивого кавалера, веселого и обаятельного, который мог бы завоевать ее сердце так же, как отец покорил ее мать. Оливия дала себе слово сегодня же вечером всерьез заняться поисками подходящего жениха и найти его до того, как дядюшка Эмори снова начнет ее сватать за какого-нибудь столь же неприятного человека, как Ройял Бертон. Но главное – можно ли довериться собственному чутью?
Она обожала своих беспечных родителей, единственной заботой которых были поиски удовольствий, а они, в свою очередь, безмерно баловали единственное дитя. Оливия понимала, что скорее всего ее мать поступила неверно, остановив свой выбор на Жюльене Сент-Этьене. И в самом деле, когда они приехали в Новый Орлеан, родной брат матери Шарль не пустил их на порог по примеру других членов семьи во Франции, отвернувшихся от матери Оливии после того, как она вышла замуж за Жюльена. Хотя отец был игроком и мотом, он никогда не унывал, отличался редким обаянием и был бесконечно предан двум своим «прекрасным дамам», как он называл жену и дочь. Вся их жизнь состояла из черных и белых полос: за пиршеством следовало полуголодное существование, неделю проводили, как короли, а потом бежали из гостиницы через черный ход, потому что отцу изменила удача за карточным столом и нечем было платить за постой.
Оливии нравилась такая жизнь, полная приключений, и скорее всего ей бы пришелся по душе кавалер столь же непредсказуемый и неподходящий, как ее отец. Возможно, именно поэтому она до сих пор отказывалась связать себя брачными узами. Девушка обвела глазами танцевальный зал, оценивая присутствующих молодых людей, и почти все они отвечали ей восхищенными взглядами. Чему не приходилось удивляться. С тех пор, как ей исполнилось четырнадцать лет, Оливия не могла пожаловаться на нехватку внимания со стороны мужчин. На всякий случай она мило улыбнулась светловолосому молодому морскому офицеру, который залился густым румянцем, встретившись с ней глазами.
Сэмюэль Шелби молча сбросил плащ на руки лакею и быстро зашагал через холл, не скрывая своего дурного настроения. Он терпеть не мог Рейберна Фелпса – почти так же, как нескончаемую череду блистательных светских приемов, посещать которые было обязательно всем жителям столицы, имеющим политические амбиции. И каждой женщине. В отличие от мужа, Летиция обожала балы. Сегодня она наверняка не пропускает ни одного танца, и по пятам за ней следует верный пес Ричард.
Сэмюэль явился к Фелпсам по долгу службы: нужно было повидать дона Луиса де Ониса Гонсалеса, которого испанское правительство в изгнании назначило послом в Соединенных Штатах три года назад. Онис как-то намекнул Шелби, что правительство Испании, возможно, даст деньги на проведение небольшой военной операции в Луизиане. Поскольку в настоящее время сторонники законного испанского режима находились в стесненных обстоятельствах, Шелби предстояло выяснить, не скрываются ли за предложенной сделкой англичане. Необходимо было также установить имена иностранных агентов, сеявших смуту на границе с целью воспрепятствовать американской экспансии.
На пороге танцевального зала Сэмюэль остановился и поискал глазами худощавого величественного испанца в его неизменном атласном камзоле, старомодных панталонах до колен и плотно обтягивавших ноги чулках. Перед тем как его взор упал на Ониса, внимание Шелби невольно привлек отблеск свечей на огненно-рыжих женских кудрях. Хотя полковник был занят иными мыслями, он не удержался и принялся изучать даму в изящном шелковом платье изумрудного цвета. Оно было сшито по последней моде, с высокой талией и глубоким декольте, в котором виднелась молочно-белая грудь, и слегка обрисовывало стройные бедра и длинные ноги. Мягкая облегающая ткань не оставляла сомнений в совершенстве фигуры женщины. Прелестница была довольно высокого роста, что не вполне отвечало современной моде, восхвалявшей пышнотелую чувственность и небольшой рост. Но пылающий блеск этих рыжих волос сам нес в себе огромный заряд чувственности. И тоже – вразрез с модой. Ныне ценились брюнетки, подобные Долли, или блондинки вроде Летиции. Однако блестящая грива переливалась в свете свечей, как живой огонь костра, вольная и трепещущая на фоне темно-зеленого платья. Мужчины бросали на женщину восторженные, а дамы явно завистливые взгляды, а она, не обращая ни на кого внимания, смеялась, и смех ее звенел в теплом воздухе как колокольчик.
Сэмюэль наблюдал за ней сбоку, и ему захотелось, чтобы она повернулась и он мог бы лучше рассмотреть ее лицо. В профиль оно выглядело очаровательно: небольшой пикантный носик, высокие скулы, над глубоко посаженными глазами с пушистыми ресницами изогнулись темно-рыжие брови. Твердый, упрямо вздернутый подбородок. В общем, все обворожительно до необычайности. И в тот момент, когда Шелби заставил было себя оторваться от этого зрелища и двинуться по направлению к испанскому послу, дама наконец обернулась и подняла глаза.
Вот уж целый час Оливия переходила в танце от партнера к партнеру. Слегка кружилась голова, начали болеть ноги, втиснутые в остроносые атласные туфельки. Как только она заявила, что хочет передохнуть, не меньше полудюжины кавалеров бросились за шампанским, предлагая даме утолить жажду. Оливия напропалую флиртовала и болтала со всеми в надежде убить время и забыть о планах опекуна выдать ее замуж за какого-нибудь пожилого унылого господина. Но очень скоро ей, как всегда, наскучило общество молодых ухажеров, которые таращились на нее в немом щенячьем обожании. Она затосковала и не находила себе места, жаждая, пусть без всякой надежды, чтобы что-то произошло. Хотя что именно – она не имела ни малейшего представления.
И тогда это началось. Заныл затылок, по спине побежали мурашки. Кто-то наблюдал за ней с противоположной стороны танцевального зала. Мужчина. Несомненно, мужчина, причем именно тот, кого она ждала. Откуда пришло это знание? Всеми фибрами души она чувствовала, что это ОН. К ней обращались с какими-то словами, но она ничего уже не слышала. Медленно отпив шампанского, Оливия посмотрела туда, где ощущала его присутствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60