В свое время у меня с самыми разными полицейскими было много неприятностей. Иногда мне кажется, английские полицейские самые наихудшие, других я, правда, не так хорошо знаю. Между прочим, это ты убил Арнольда? Не хочу быть назойливым, просто интересно.
– И что, по-твоему, я отвечу? – отрезал Кеннет.
– Вот правильно, – сказал Роджер. – С моей стороны очень глупо. Я просто хотел сказать, если ты, то тебе должно быть досадно, что я вернулся. Ты зря истратил время.
– Если я не убью и тебя тоже, – задумчиво сказал Кеннет.
– Ты так не говори, – сказал Роджер. А то оглянуться не успеешь, как и убьешь. Я всегда терпеть не мог импульсивных людей, всегда.
Кеннет задумчиво его разглядывал.
– Самое лучшее, конечно, было бы свалить это убийство на тебя, – произнес он. – В данный момент не очень понимаю, как это сделать, но что-то можно придумать.
– Неплохая идея, – заметила Антония. – Даже мотив убийства не придется выдумывать, он есть.
– Ну, мне это не нравится, – сказал Роджер, и в его голосе появилась тревога. – Впрочем, тут не о чем и думать, потому что, как я уже говорил, я только вчера приехал в Англию.
– И ведь вот еще, – продолжала Антония, повеселев. – Там был заграничный кинжал или стилет (я забыла, что именно), которым пользуются в Испании и в Южной Америке. Так говорили на инквесте.
– А ты мне не сказала, – упрекнул ее Кеннет. – Это очень важно. Естественно, именно такое оружие Роджер и применил бы.
– Тут ты ошибаешься, – сказал Роджер. – Вот уж никогда я не стал бы применять это оружие. По-моему, резать людей ни к чему. Во многих краях, в которых я был, такое часто случается, но – как бы это сказать – сам не станешь этого делать. Я, во всяком случае. И потом, я ничего не знал об убийстве, пока вы мне не сказали. На самом деле, я как раз подумал, что и сейчас мало о нем знаю. И даже его не одобряю.
Однако Кеннета не так-то легко было отвлечь от избранного направления мысли, и он продолжал ее развивать, пока не подали ужин. Мергатройд молча им прислуживала и лишь изредка бросала враждебные взгляды на Роджера. Позднее она призналась Антонии, что можно было бы и сохранять добрые отношения с Роджером:
– Потому что, какие бы ни были у него проступки, мисс Тони, а я бы до завтра не кончила, коли стала бы их перечислять, человек он не злой. Вот что я о нем скажу.
– Не подумай, будто я стану жить на иждивении у Роджера, – ответила Антония.
– Никогда не зарекайтесь, – сказала Мергатройд. Джайлз Каррингтон появился в квартире только в девять часов, и, впустив его и узнав его попутчика, Мергатройд презрительно фыркнула и сказала, мол, коли пришла беда – отворяй ворота.
Небольшая компания, собравшаяся в мастерской, не очень сладилась, несмотря на старания Вайолет. Ей удалось заставить Кеннета прекратить свои попытки объяснить тот способ, благодаря которому Роджер, находясь в открытом море, мог тем не менее совершить убийство, но она не могла убедить его ни принять участие в общем разговоре, который пыталась поддержать, ни быть вежливым со своим сводным братом. Она старалась направить Роджера на разговор о путешествиях, а Кеннет, который неизменно раздражался, когда она награждала вниманием другого мужчину, отравлял удовольствие от воспоминаний Роджера, вставляя по временам замечания, что он не верит ни слову из этих рассказов. Он сидел ссутулившись в самом большом кресле, и в его печальных глазах можно было прочесть гнев: из бессвязных рассказов Роджера он проявил интерес к одному: как прекрасная испанка дважды пыталась его убить.
Антония откровенно скучала; она свернулась калачиком на диване и читала роман, а две собаки сидели у ее ног. Когда дверь открылась, и вошел Джайлз, она отложила книгу и с облегчением воскликнула:
– Слава Богу! Теперь ты скажешь нам, как от него избавиться. Привет! А зачем ты привел полицию?
Кеннет, перестав хмуриться, вскочил со словами:
– Ты видишь, Роджер, как справедлива моя теория! Они уже пришли за тобой.
Роджер тоже встал, вид у него был весьма встревоженный.
– Если этот дом будет осаждать полиция, я вынужден буду уехать, – сказал он. – Я не боюсь, что мне будет неудобно – раскладушка хорошая, я уже попробовал, дело не в этом. То есть, я хочу сказать, я спал и в худших условиях. Но я не люблю полицейских. Есть люди, которые то же испытывают к кошкам. При одном приближении мурашки бегут по коже. Но заметьте: против кошек я не возражаю. Вовсе нет. По мне, если уж из-за какого животного страдать, я бы выбрал кошку.
– А я нет, – сказала Антония, которая случайно услышала эту фразу. – Они бесчувственные, хотя, я полагаю, кошки бывают разные.
– Вот именно, – подхватил Роджер. – Но не говори мне, будто полицейские бывают разные, потому что это неправда. Меня всегда поражало, зачем людям нужны полицейские, ну, разве чтобы стоять на перекрестках и крутить руками, но и это я всегда считал работой, которую не хуже, а то и лучше может делать любой.
– Пожалуйста, не мели чушь, – сказала Антония. – Люди могут подумать, ты выбираешь себе любимую кошку. А если другие будут управлять движением транспорта, то они и будут полицейскими – я не вижу большой разницы.
Роджер, внимательно следивший за ее рассуждениями, сказал:
– Тут где-то ошибка. Я не знаю где и не собираюсь доискиваться, но для меня это звучит как-то неубедительно.
Слабая надежда Ханнасайда, что в семействе Верикеров хоть Роджер окажется нормальным, исчезла. Он вздохнул и переключил внимания на Кеннета.
Антония не успела ничего ответить, так как в разговор вступил Джайлз:
– Погоди, Тони. Ну, Роджер, как живешь? Когда ты приехал?
– Я начинаю уставать от этого вопроса, – сказал Роджер, пожимая ему руку. – Я без конца повторяю: приехал вчера; рад твоему приходу, потому что попал в крайне затруднительное положение. Я поиздержался. Говорят, ты один из душеприказчиков Арнольда и можешь дать мне вперед денег. Сколько ты принес?
– Я ничего не принес, – сказал Джайлз. – Я не могу так, на авось, давать деньги.
Интерес, промелькнувший в глазах Роджера, мгновенно погас. Он снова погрузился в свою обычную апатию, упавшим голосом заметив, что если так, то непонятно, зачем Джайлз беспокоился и приходил.
– Не то, чтобы я не хотел тебя видеть, – прибавил он. – Просто, мне кажется, нет особого смысла.
– Если ему удастся освободить нас от тебя, в этом будет большой смысл, – свирепо заявил Кеннет. – Садитесь, мой друг суперинтендант, садитесь! Что можно предложить вам? Виски? Легкое пиво?
Суперинтендант отверг и то, и другое.
– Простите, что нарушаю… семейный вечер, – сказал он, – но…
– Вовсе нет, – возразил Кеннет. Мы счастливы вас видеть. В меньшей степени мой сводный брат, но это, возможно, потому, что у него затуманенное сознание. Но все остальные – в восхищении. Не правда ли, Вайолет? Между прочим, дорогая, мне кажется, ты не знакома с нашим другом суперинтендантом. Суперинтендант – моя невеста, мисс Уильямс. – Вайолет слегка поклонилась и одарила Ханнасайда машинальной улыбочкой, предназначавшейся у нее для стоящих ниже на социальной лестнице. Потом, повернувшись к Кеннету, тихим голосом сказала, что ей надо уйти. Он мгновенно отменил ее решение, и тогда, в качестве компромисса, она тактично удалилась в другой конец комнаты, объявив, что нужно открыть окно.
Тем временем Джайлз представил Роджеру суперинтенданта, и Ханнасайд стал весело объяснять официальную цель своего прихода.
– Я полагаю, вам уже сообщили, мистер Верикер, что ваш брат, мистер Арнольд Верикер, в прошлую субботу был заколот в Эшли-Грин, – начал он, – и потому я уверен, что вы…
– Да, мне об этом сообщили, – ответил Роджер, – но это не имеет ко мне никакого отношения. Естественно, я был поражен. По правде сказать, я сперва не поверил.
– Очевидно, было ужасное потрясение, – сочувственно сказал Ханнасайд.
– Ну да. Если бы сказали, что он застрелен или умер, сунув голову в газовую духовку, тогда другое дело – в наши дни в этом нет ничего удивительного. Но ножом в спину – это для Англии очень необычно. Мгновенно возвращает меня в Колумбию.
– В самом деле? Вы только что из Колумбии?
– О, нет, – уклонился Роджер. – Но я однажды был там, очень недолго. Мне в Колумбии не понравилось, вы не поверите, как часто там пускают в ход нож. По крайней мере, так было в мои времена, может, сейчас и переменилось.
– Мне всегда казалось, те края не слишком цивилизованны, – заметил Ханнасайд. – Хотя говорят, Южная Америка – страна будущего.
– Мало ли что говорят, – угрюмо отозвался Роджер. Ханнасайд упорствовал.
– Из каких краев вы прибыли? – спросил он.
– Из Буэнос-Айреса, – сказал Роджер. – Но нет смысла делать туда запрос относительно меня, потому что я жил под чужим именем. Удобнее, – добавил он в порядке объяснения.
– Понятно, – сказал Ханнасайд. – Итак, вы только что вернулись. Когда вы высадились на сушу?
– Вчера, – сказал Роджер, подозрительно наблюдая за ним.
Ханнасайд улыбнулся.
– Мне это представляется удивительно хорошим алиби, – заметил он беспечно. – На каком плыли корабле?
– Ну, это я забыл, – сказал Роджер, – если вообще знал, в чем сомневаюсь. По правде говоря, я мало интересуюсь кораблями. Есть люди, которые едва вступив на борт, заводят дружбу с главным инженером, чтобы иметь возможность спуститься в трюм и посмотреть на машинное отделение, а оно на самом деле просто отвратительное, вонючее помещение. Я вовсе не таков.
Джайлз, который в это время полушутя-полусерьезно расспрашивал Антонию, помирилась ли она с Мезурьером, повернул голову и сказал:
– Ты, без сомнения, должен вспомнить название корабля.
– Никаких «должен». Я могу забыть и более важные вещи. Хотя не поручусь, что потом не вспомню. Очень часто потом вспоминаю – и, самое удивительное – то, что было много лет назад.
– Это будет полезно, – вставил Кеннет, зажигая сигарету. Вот ты сглупил, сказав, какое носил имя! Мог бы сейчас его позабыть.
– О, нет, его – не мог, – сказал Роджер с неожиданной горечью. – Если тебя годами звали Фишер, ты никогда это имя не забудешь.
– У меня возникла ужасная мысль, – неожиданно сказала Антония. – Ты женат?
– Даже если и не женат, – оборвал ее Кеннет. – Самый факт, что он жив, все опрокидывает.
– Не совсем, – возразила Антония. – В конце концов, он должен умереть на много лет раньше тебя, потому, что ему уже сейчас почти сорок. Конечно, если у него целые орды детей, тогда все провалилось.
– Об этом не волнуйтесь, – сказал Роджер, – потому что я не женат. В свое время я наделал много глупостей, но женить себя все-таки не позволил.
– Превосходно, – съязвил Кеннет. – Так и видишь вереницу жаждущих девиц…
– Пожалуйста, не остри, – взмолился Роджер. – Просто несносная привычка. Я хочу только одного: жить спокойно, но какой может быть покой, когда вы такие умники и полиция снует туда-сюда, как…
– А я хочу только одного, – свирепо перебил его Кеннет, – чтобы ты продолжал покоиться в могиле.
– Это что, антипатия? Или вы сделали для себя открытие, мистер Верикер, что обретение большого состояния – не такая бессмысленная вещь, как нам внушали?
В ровном голосе суперинтенданта звучала ирония, и от этого Кеннет не столько пришел в замешательство, сколько насторожился, и его угрюмость мгновенно исчезла. В глазах остался вызов, а на губах снова заиграла проказливая улыбка.
– «Удар, отчетливый удар!». И все же, мой друг суперинтендант, вы заподозрите меня еще больше, если я сделаю вид, будто мне все равно, наследую я богатство Арнольда или нет.
– Возможно, – признал Ханнасайд. – Но вы должны обдумать, не заподозрю ли я, что вы изображаете большее раздражение, чем чувствуете, чтобы втереть мне очки? – Он помолчал и, поскольку Кеннет ему сразу не ответил, мягко добавил: – «Опять удар. Ведь вы согласны?» Кеннет засмеялся и сказал почти весело:
– «Задет, задет, я признаю». А знаете, вы начинаете мне просто нравиться.
– Я мог бы вернуть вам комплимент, если вы бросите попытки меня провести. Вам нравится цитировать «Гамлета» (хотя вы не всегда уверены в источнике), поэтому прибавлю еще одну строку к вашей коллекции: «В свою же сеть кулик попался».
– А, «я сам своим наказан вероломством». Я постараюсь, Озрик, чтобы этот разговор ни на йоту не изменил моего к вам отношения.
Роджер наклонился к Джайлзу и тихо спросил:
– Все это для меня чересчур заумно. Его имя – Озрик? Мне показалось, ты сказал: Харрингтон.
– Иногда ведь можно и перемудрить, мистер Верикер.
– Поверю вам на слово. Но если по чести: вы сегодня пришли посмотреть, как я отнесусь к возвращению блудного сына?
Ханнасайд чуть улыбнулся. Антония, наблюдавшая за ним, хладнокровно сказала:
– «В крови тот и другой». Я так и знала, что сумею рано или поздно вставить эту цитату.
Последняя реплика окончательно смутила Роджера. Он пытался следить за диалогом, но при этих словах отказался от попыток и закрыл глаза.
– Ты не слишком помогаешь следствию, Кеннет, – сказал Джайлз.
– А почему я должен ему помогать? Мне ни к чему разоблачать убийцу, конечно, если это не Роджер. По мне – пусть будет он.
Тут Роджер снова открыл глаза.
– Это очень здравое замечание, – сказал он. – Я имею в виду не то, что касается меня, а остальную часть. Меня тоже не интересует убийца, а если нам это не нужно знать, то зачем же это надо другим? Вот почему я и жалуюсь на полицейских. Вечно они суют свой нос в чужие дела.
– Их нельзя за это ругать, – благоразумно заметила Антония. – Им-то обязательно нужно знать. Но в данный момент мне кажется значительно важнее решить, что делать с тобой. Тебе, Джайлз, хорошо говорить, что ты не можешь дать вперед денег, а нам, пока ты сидишь на этих деньгах, придется отдать Роджеру одежду Кеннета.
– Нет, не надо, – сказал Роджер, снова оживляясь. – Прежде всего, мне не нравятся его рубашки.
Антония сразу встала горой за вкус брата, и, поскольку спор начал быстро развиваться в сторону абстрактных рассуждений о портняжном искусстве, Ханнасайд, как видно, счел за лучшее удалиться. Верикеры обратили на его уход мало внимания, а Джайлз проводил Ханнасайда до входной двери и сказал, что от души ему сочувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31