– Интересно, с какой целью… – Он осекся, покраснел и смущенно кашлянул. – Забыл, что хотел сказать.
– Вы хотели бы знать, с какой целью она пригласила меня, – договорила за него Кейт. – Торкил вчера сказал то же самое, и мне стало интересно, что все это значит. Она пригласила меня из чувства сострадания, зная, что я – бедная сирота и никогда не смогу отблагодарить ее за доброту!
– Конечно, не сможете. Об этом нечего и думать, – запинаясь, проговорил Гарни. – То есть я имею в виду… Вы сказали «бедная сирота», мэм?
– Да, и была вынуждена сама зарабатывать на жизнь! – воскликнула Кейт трагическим тоном.
Она увидела, что Гарни был шокирован ее словами.
– Вы шутите надо мной! – с укором проговорил Гарни.
– Нет, не шучу, но не смотрите на меня с таким ужасом. Откровенно говоря, мне не очень-то нравилось быть гувернанткой, но есть профессии и похуже. По крайней мере, мне так говорили.
– Да, вы правы. Хотя, когда я вспоминаю, какие проказы устраивали мои сестры и как от моей матери попадало за это той несчастной женщине, которая воспитывала их, я думаю, а может ли быть на свете что-нибудь хуже, чем положение гувернантки?
– Откровенно говоря, сэр, не может!
– И я такого же мнения. – Гарни неожиданно пришла в голову какая-то мысль, и он с восхищением произнес: – Знаете, а вы очень необычная девушка, мисс Молверн.
Глава 5
Они ехали с Темплкомами по главной дороге до того места, где от нее ответвляется дорога на Стейплвуд. Проехав некоторое расстояние, Торкил искоса взглянул на Кейт, говоря:
– Прошу вас, не рассказывайте ничего моей матери. Впрочем, это не поможет! Уолли тотчас же, как только мы приедем домой, обо всем ей доложит.
– Если вы имеете в виду, что он расскажет ей о нашей встрече с мистером и мисс Темплком, то я буду этому только рада, – заявила Кейт без обиняков. – Я совсем не хочу обманывать тетю. А почему вы не хотите, чтобы она об этом знала?
– Она не любит Долли. Не хочет, чтобы я на ней женился. Поэтому она и не пускает меня в Лондон.
– Но вам пока еще рано думать о женитьбе, правда? – рассудительно заметила Кейт. – Думаю, что пройдет несколько лет, и ваша мать не будет возражать против этого брака. Расскажите, что представляют собой эти Темплкомы.
– Это исключительно порядочные люди! – запальчиво произнес Торкил.
– Это очевидно. Я имею в виду и всех остальных членов их семьи.
Торкил сразу же успокоился.
– Да, я понимаю. Они, как и мы, помещики. Леди Темплком – вдова, и Гарни – ее единственный сын. Она глупа как пробка и во всем подчиняется Гарни, так и смотрит ему в рот. А тот смотрит в рот моему дорогому кузену Филиппу.
Кейт была поражена, с какой злобой были произнесены эти слова, но сделала вид, что не заметила, и спокойно продолжала:
– Да, Гарни упомянул о вашем кузене Филиппе. И он был немало удивлен, узнав, что я никогда о нем не слышала. Расскажите мне о нем.
– Филипп, дорогая Кейт, племянник моего отца и в случае моей смерти унаследует его титул и поместье. Он также мой главный враг. О да, уверяю вас! Несколько раз мне чудом удалось избежать смерти, и это случалось всякий раз, когда у нас в Стейплвуде гостил Филипп!
У Кейт перехватило дыхание, а Торкил с горящим от возбуждения взглядом улыбнулся ей и продолжал:
– Да, да! Однажды с фронтона нашего дома свалилась плита и упала в нескольких дюймах от меня. Не правда ли, странное совпадение? В другой раз ветка, на которую я встал, взбираясь на дерево, обломилась подо мной. Я упал на изгородь с колючей проволокой. Я был…
Придя в себя, Кейт перебила его:
– Но все это произошло совершенно случайно!
– Да, даже мама так говорит, – вежливо согласился он. – А она не любит Филиппа! Папа же даже очень его любит, просто молится на него. Мой дядя Джулиан состоял на дипломатической службе, поэтому Филипп обычно проводил каникулы у нас в Стейплвуде. Он сделал все, чтобы войти в доверие к моему папочке. Знаете, он на десять лет старше меня. Все это очень странно, вы не находите? А все дело в том, что первая жена моего папы не могла родить ему ребенка – у нее все время случались выкидыши. Я уж и не знаю, радоваться мне или плакать.
Призвав на помощь всю свою рассудительность, Кейт сказала:
– Этого я тоже не знаю, но умоляю вас, Торкил, не придавайте слишком большого значения тому, что могло быть простой случайностью. Если ваша мама не верит…
– Но она-то как раз верит, что это была не случайность! – воскликнул Торкил. Глаза его сверкали, а на губах играла улыбка. – Вот почему меня всегда охраняют. Филипп был ее врагом с самого начала!
Кейт промолчала. Так, молча, они доехали до сторожки у ворот, и вдруг Кейт сказала:
– Я в это не верю! Нет, не верю.
Торкил рассмеялся:
– Не верите? Погодите, кузина, погодите. Скоро вы сами убедитесь.
У Кейт было ощущение, будто она читает какой-то бездарный роман, поэтому она воздержалась от дальнейших замечаний. Они молча ехали бок о бок по длинной аллее, заканчивавшейся лестницей, ведущей на террасу. Здесь Кейт спешилась, отдала поводья Уолли и быстро прошла в дом. В холле никого не было, но, когда она поднималась по лестнице, из двери, ведущей на кухню, вышел Пеннимор, и у Кейт мелькнула мысль, за которую она тут же отругала себя, что при виде ее Пеннимор испытал облегчение.
– Вот вы и вернулись, мисс! – сказал дворецкий, улыбаясь ей. – Хорошо прокатились?
Неожиданно Кейт пришла в голову идея проверить возникшее у нее подозрение, и она сказала:
– Нет, не очень хорошо.
Вправду ли в глазах дворецкого промелькнула тревога, или ей это только показалось? Пеннимор отозвался, как всегда, мягким голосом:
– Неужели? Что же случилось, мисс?
– Мой кузен был в мрачном настроении, а мне попалась дохлая кляча!
Пеннимор кашлянул:
– Видите ли, мисс, все дело в том, что ее светлость не были уверены, что вы хорошо умеете управляться с лошадьми, поэтому для большей безопасности она велела оседлать для вас Юпитера.
– Да это все равно что кататься в кресле! – парировала Кейт.
– Да, мисс, вы правы! – сказал Пеннимор, и глаза его сверкнули лукавым огнем.
Кейт рассмеялась и отправилась в свою спальню. Она стала снимать платье, и тут ей в голову пришла мысль, что Пеннимор никак не отреагировал на ее жалобу о том, что Торкил был в плохом настроении. Зная, что в этом доме говорить об этом не следует, она пришла к выводу, что Пеннимор таким образом указал ей на ее ошибку, и Кейт стало стыдно за свои слова.
Кейт вынула из гардероба батистовое платье и, разложив его на кровати, принялась искать спенсер, который собиралась надеть поверх платья. Но в эту минуту вошла леди Брум, сопровождаемая Сидлоу, которая несла в руках целый ворох платьев.
– Значит, ты прокатилась как в кресле? – смеясь, спросила ее светлость. – Но согласись, откуда же я могла знать, что ты и вправду замечательная наездница. Я знаю стольких людей, которые похвалялись своим умением обращаться с лошадьми, а сами оказывались неумелыми наездниками! Но не огорчайся, в следующий раз поедешь на моей собственной кобыле. Это породистая лошадка, но с большим норовом! Она может взять любое препятствие и в скачке неутомима, но – увы! – я сейчас совсем не езжу на охоту. А теперь скажи мне, любовь моя, нравятся ли тебе эти платья, сшитые для тебя Сидлоу? Твоя нянюшка снабдила меня списком твоих размеров, но Сидлоу хочет, чтобы ты их примерила, пока они еще только наметаны. Материал для них я купила в Лондоне, говоря, что покупаю для дочери, которой у меня на самом деле никогда не было, но я надеюсь, выбрала то, что тебе понравится.
– Н-но, мэм! – заикаясь, произнесла Кейт, пораженная до глубины души. – Зачем вы это сделали? Вы… вы просто сразили меня своим великодушием!
– Ерунда, у меня и в мыслях этого не было! Ты хочешь сказать, что платья тебе не нравятся?
– О нет, нет, нравятся! – вскричала Кейт в отчаянии от того, что тетя ее не понимает. – Просто я имела в виду, что я и так вам очень обязана, а я ведь ничем не заслужила такого подарка, мэм. О, какое замечательное бальное платье! Уберите его, Сидлоу, а то решимость оставит меня, и я поддамся искушению примерить его!
– Это платье следует носить вот с этой мантильей из бледно-голубого атласа, отделанной широким кружевом, – пояснила Сидлоу. – И осмелюсь заявить, мисс, она вам необыкновенно идет!
– Примерь это платье, моя дорогая! – стала уговаривать Кейт леди Брум. – Сэр Тимоти, надо тебе сказать, очень любит, чтобы женщины в его доме одевались красиво. Если тебе не хочется угодить мне, сделай это ради него.
– Тетя Минерва! И как вы только могли подумать, что я не захочу угодить вам? – воскликнула Кейт. – Только…
Но леди Брум приложила палец к ее губам, заставив замолчать.
– Никаких «только»! – сказала она и похлопала Кейт по щеке. – Глупышка! Чего это ты вдруг раскапризничалась? Из-за того, что я велела сшить тебе несколько платьев? Но не будь же такой простушкой!
Сознавая свою полную беспомощность, Кейт сдалась и позволила Сидлоу надеть на себя бальное платье. Пока та обсуждала с леди Брум, что нужно в нем поправить, Кейт покорно стояла, разглядывая себя в большом зеркале и думая о том, какая она красивая в этом платье. Она всю жизнь мечтала о таком платье, и отказаться от него она просто не сможет. Оставалось только быть благодарной тетушке за ее заботу.
В течение следующей недели Кейт также не раз оказывалась в ситуации, когда чувствовала себя обязанной леди Брум, и это чувство постепенно стало ее угнетать, поскольку леди Брум буквально осыпала ее своими милостями. Она дарила Кейт то украшения из своей шкатулки с драгоценностями, то ленты, то обрезки кружев. Особой ценности ее подарки не представляли, но Кейт всякий раз чувствовала себя ужасно неловко. Отказаться от них было совершенно невозможно.
– Дорогая, я тут перебирала свои кружева и нашла вот этот прелестный воротничок и манжеты к нему. Возьми их себе, они мне ни к чему, зато удивительно подойдут к твоему желтовато-коричневому платью, ты не находишь? – говорила при этом ее светлость.
И как тут было заявить, что этот воротник и манжеты ей не нравятся? А когда на шее Кейт застегивалось ожерелье из мелкого жемчуга и тетушка заявляла, что слишком стара для него, у Кейт язык не поворачивался сказать, что ей оно не нужно.
Кейт не смогла даже отказаться от нового платья для верховой езды, сшитого портным в Маркет-Харборо, поскольку леди Брум мягко указала Кейт, что ее костюм выглядит очень старомодно.
– Все подумают, что я – ужасная скряга и не могу сшить единственной племяннице нового костюма! – заявила тетушка.
– Да я лучше откажусь от прогулок верхом, чем буду вгонять вас в такие траты, мэм!
– Это было бы просто глупо. Подумай, что скажет Торкил? Он ведь каждый день ждет не дождется, когда вы сядете на лошадей и поедете кататься! Должна сказать тебе, любовь моя, что Торкил изменился к лучшему благодаря тебе, поэтому, если ты хочешь отплатить добром за мою заботу, продолжай выезжать с ним на прогулки!
– Я очень хочу отблагодарить вас, мэм, за все, что вы для меня сделали, и надеюсь, смогу сделать еще что-нибудь, помимо прогулок с Торкилом, – умоляющим тоном произнесла Кейт.
– Разумеется, ты можешь стать моей помощницей, если пожелаешь, и заняться теми делами, до которых у меня не доходят руки. Можешь, например, писать за меня письма, или расставлять по вазам цветы, или следить за слугами, чтобы они не отлынивали от работы. Я думаю, ты вскоре пожалеешь, что предложила свою помощь и пожертвовала своим свободным временем.
Кейт пришлось довольствоваться тем, что предложила ей леди Брум, но она вскоре заметила, что у тети руки доходили до всего и что она вникала во все мелочи домашнего хозяйства. Кейт нечего было делать, и ей пришлось заниматься такими пустяками, как срезание цветов и размещение их по вазам, вытирание пыли с орнаментов и игра в карты с сэром Тимоти в те дни, когда здоровье позволяло ему покидать свои комнаты, где он уединялся во время болезни. Впрочем, дни, когда сэр Тимоти чувствовал себя хорошо, случались не часто. Доктор Делаболь постоянно состоял при нем и не спускал с него глаз, стараясь делать это как можно незаметнее. Кейт убедилась в этом, когда однажды вечером, после обеда, сэру Тимоти стало плохо. Кейт не успела даже понять, что произошло, как доктор, беседовавший с леди Брум, оказался рядом с сэром Тимоти и привел его в чувство с помощью сильной нюхательной соли, а потом уложил поудобней. Кейт и Торкил были отосланы в бильярдную, и Кейт решилась спросить кузена, чем болен его отец. Ответ Торкила сильно обескуражил ее.
– А, не знаю, – равнодушно бросил он. – С тех пор как я себя помню, у него постоянно случались приступы. Наверное, у него больное сердце, но мне никогда никто ничего не рассказывает.
Вечером, заканчивая письмо к миссис Нид, Кейт приписала следующий постскриптум:
«Мой кузен Торкил – очень странный юноша. У него лицо ангела и холодное как лед сердце. Я просто не знаю, что о нем думать».
Кейт написала миссис Нид уже не первое письмо, но ни на одно из них не получила ответа. Кейт начала уже немного беспокоиться, и в душу к ней закралась обида. Сэр Тимоти не был членом парламента, поэтому Кейт не могла при отправлении оплачивать перевозку и доставку своих писем, но она не допускала и мысли, что Сара не получает ее писем из-за того, что не хочет платить за их доставку. Более того, живя в городе, она просто обязана забирать свои письма, поступившие на почту, и к тому же Джо Нид оплачивал ежедневную доставку писем в его дом. Еще менее вероятным представлялось то, что Сара заболела, – она никогда не болела. А если бы она вдруг и вправду заболела, она, конечно же, черкнула бы об этом пару строк своей воспитаннице или поручила бы сделать это Джо. Когда Кейт написала няне свое первое письмо, она отнесла его леди Брум и робко спросила, можно ли его отправить. Тетя Минерва ответила: «Ну разумеется, дитя мое! Положи его на стол в холле. Пеннимор следит за тем, чтобы письма доставлялись на почту в Маркет-Харборо, и твое письмо будет отправлено вместе с моими».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48