Она интриганка, сказал о ней султан Шавех, когда они непринужденно сплетничали вдвоем в чудесном летнем дворце в Баринди.
– Она похожа на тигрицу, притаившуюся в тростнике, – пожаловался его величество, передвигая на клетчатом поле пешку своими пухлыми, унизанными кольцами пальцами. – Хотя надо сказать, что выслеживает она исключительно деньги, а вовсе не какого-нибудь откормленного болвана. Однажды мы несколько недель торговались о цене на партию заказанного мною шелка, и когда мы наконец достигли согласия и я послал своего человека получить товар, она начала выискивать разные увертки, требовать отсрочки и в конце концов подняла цену. С ее стороны это было ужасно некрасиво – требовать лишние две тысячи рупий.
– Которые вы тем не менее заплатили, – предположил Этан, глядя на венчавший голову правителя новый тюрбан изысканного золотого цвета – знаменитого цвета бадаянского шелка.
– А что еще мог я сделать? – заметил его величество и добавил со вздохом: – Хотелось бы мне, чтобы ее беспутный сынок возглавил все это дело! Он еще слишком молод и чванлив, и поэтому его легко обмануть. К тому же, судя по всему, ему нравится разыгрывать из себя пашу, развлекающего гостей и проматывающего свое состояние.
– В общем, он не имеет ничего общего с вашим величеством, – произнес Этан с усмешкой, отлично зная, как и все, о более чем экстравагантном образе жизни Азар бин-Шавеха.
Заподозрив, что над ним насмехаются, султан сузил свои отечные глаза, но не смог ничего разобрать в улыбающемся лице гостя.
– Ах, бах! – сказал он наконец. – Не будем больше говорить о белых людях, ибо их выходки меня раздражают. Шелка же у меня вполне достаточно для того, чтобы завернуть своих жен и приближенных в тысячу слоев. Теперь ваш ход, мой друг.
Этан с готовностью вернулся к игре и разбил его величество в пух и прах.
И вот теперь, в гостиной Уорриков, он вспомнил, как султан сравнил Мальвину с вышедшей на охоту тигрицей, и ему захотелось самому взглянуть на эту женщину.
Влажность воздуха была вполне терпимой. Доносившийся издали шум джунглей служил как бы фоном, для нежных мелодий, исполнявшихся в гостиной на скрипках. Возле настежь открытых дверей во внутренний двор стояли затянутые в шелк лакеи. Каждый из них держал пальмовую ветвь в руке, чтобы в любой момент прогнать вон назойливое насекомое, если таковое залетит вдруг в дом, привлеченное ярким светом и сильным запахом жасмина, исходившим от ползучих растений, украшавших собой балюстраду.
Отойдя в затемненный угол веранды, Этан перевесился через перила, чтобы получше разглядеть направлявшихся к дому гостей. Большинство из них он знал в лицо. Среди известных ему персон находились, например, такие весьма примечательные фигуры, как сэр Джошуа Боулз, дородный, глубоко коррумпированный директор могущественной Ост-Индской компании, и Клаус Ван Райд, богатый плантатор из Джакарты, который легально занимался пряностями и тиковым деревом, а тайно – торговлей африканскими рабами. В основном приглашенную публику составляли купцы и коммерсанты, имевшие больший или меньший вес, китайцы в расшитых шелковых одеждах, малайцы, облаченные в приличествующие случаю европейские костюмы и сопровождаемые женами, чьи бледные и апатичные лица являлись продуктом, как было хорошо известно Этану, ежедневных забот и угнетающей азиатской жары.
Войдя в гостиную, Этан обменялся любезностями с Мальвиной Уоррик, чье приветствие, как он и предполагал, было многословным и эмоциональным. Но вот чего он никак не ожидал, так это того, что Мальвина – чрезвычайно красивая женщина. Ее тяжелые каштановые волосы были зачесаны в высокий шиньон, который придавал еще больше достоинства ее гордым чертам. Высокая и представительная, она протянула Этану тонкую, затянутую в перчатку руку и объявила, что его присутствие на празднике – для них большая честь.
– Мой сын отзывался о вас очень высоко, капитан Бладуил, – заверила она его, и Этан невольно восхитился той бесстрастной дерзостью, с какой она произнесла заведомую ложь. – Надеюсь, у нас найдется время для частной беседы сегодня вечером?
– С большим удовольствием, мадам! – произнес вежливо Этан.
Заметив расчетливый прищур ее глаз, он подумал, что принц Шавех, наверное, ее переоценивал. Безжалостная интриганка, способная перехитрить кого угодно? Ну уж нет, его-то ей не провести! При ближайшем рассмотрении она показалось ему столь же прозрачной и предсказуемой, как и все остальные представительницы ее пола.
Дэймон Уоррик, с другой стороны, не старался особо скрыть свою неприязнь, когда обменивался с капитаном рукопожатием.
– Рад, что вы нашли время прийти, Бладуил, – пробормотал он явно неискренне. – Поговаривают, что вы получили в собственность дом в Сингапуре? – Выражение его лица говорило при этом, что более неприятной новости он еще никогда не слышал.
– Именно так, – ответил Этан. – Я надеюсь, что это' несколько упростит мою жизнь.
– Что вы имеете в виду?
В бледно-голубых глазах капитана вспыхнули веселые искорки.
– Видите ли, теперь, когда я вынужден пробыть еще какое-то время здесь из-за... как бы это сказать... некоторой задержки в наших с вами делах...
– Ну, вы!.. – взорвался Дэймон, но Этан уже отвернулся от него.
И тут он внезапно увидел Чину. Стоя напротив него в дверях холла, она улыбалась Клаусу Ван Райду. Зачесанные назад пышные локоны лежали аккуратно под золотой сеткой, очи у нее сверкали ярко-зеленым светом и были столь же таинственны и страстны, как глаза принадлежавших султану кошек, которые лежали, развалившись на шелковых кушетках во дворце правителя Баринди.
Отвергнув на этот раз принятые в обществе корсет и кринолин, она отдала предпочтение изготовленному из темно-зеленого шелка индийскому сари, конец которого, перекинутый через обнаженное плечо, ниспадал широкой волнистой лентой до самого колена. На ногах ее красовались вышитые золотом туфельки, на шее сверкали кроваво-красные рубины, висевшие на тонкой золотой цепочке.
Чина выглядела маленькой и хрупкой – и сказочно очаровательной, как редкая орхидея. При виде ее Этана Бладуила захлестнула холодная, неуемная злость на Мальвину Уоррик, которая, устроив этот вечер, позволила своей дочери – этому экзотическому цветку – войти в соприкосновение с похотливыми мужчинами вроде Клауса Ван Райда.
Почувствовав на себе взгляд Этана, Чина повернула голову, и по лицу ее прокатилась горячая волна краски. Темно-зеленое сари было подарком отца, но что-то во мрачном взоре капитана заставило ее почувствовать себя так, словно одета она была во что-то постыдное и недозволенное. То удовольствие, которое она испытала только что от соприкосновения с шелестящей материей, внезапно исчезло, и ее охватили волнение и робость более глубокие, чем когда-либо испытанные ею ранее. Даже более глубокие, чем тогда, когда он увидел ее без одежды.
С большим усилием подавив в себе желание прикрыть рукой оставшееся открытым плечо и постаравшись придать себе как можно больше достоинства, она снова повернулась к Ван Райду. Наблюдая это, Этан только сжал зубы, ибо девичья скромность, ставшая причиной ее минутного замешательства, не ускользнула от его внимания. И тут до него вдруг дошло, что его злость вызвана вовсе не отвращением к интригам Мальвины Уоррик, а исключительно диким желанием обладать ее прелестной дочерью.
Он слышал шелест шелковой материи и вдыхал тончайший аромат ее духов, когда она проходила мимо него под руку с Ван Райдом. И, глядя ей вслед, лишь теперь понял то, что все прочие представители мужского пола, находившиеся в комнате, уже давно и прекрасно понимали: что Чина Уоррик уже не ребенок, а страстная очаровательная женщина, и что любой мужчина, если он таковым себя считает, не может не испытывать к ней влечения.
Оглянувшись назад, Этан встретил внимательный взгляд Мальвины Уоррик. Капитан не успел переменить выражение своего лица, и ее губы, как он заметил, тронула легкая торжествующая усмешка. Ему стало ясно, что он совершил непростительный промах, недооценив ее. Ради него-то и затеян весь этот маскарад с облачением Чины в наряд небесной гурии! Мальвина задумала одурманить его красотой своей дочери и, как следствие этого, освободить Уорриков от их долга. И он, как слепой, попался-таки в расставленные ему сети.
Капитан с удовольствием наблюдал, как в выражении ее лица промелькнуло недоумение, когда он взглянул на нее с ответной улыбкой. Но стоило ему от нее отвернуться и глаза его превратились в два кусочка льда, приведшие в настоящее замешательство Клауса Ван Райда, который чуть позже увиделся с Этаном во дворе. И хотя господин Райд глубоко сожалел о том, что этот странный диковатый незнакомец вознамерился прервать теплую его беседу с очаровательной Чиной Уоррик, он тем не менее предпочел предусмотрительно ретироваться.
Этан и молодая женщина в сверкающем сари смотрели безмолвно друг на друга, не слыша ни громких разговоров, которые вели прогуливавшиеся вокруг гости, ни журчания фонтана. Но это длилось недолго. Снова почувствовав на своих щеках стыдливый румянец, Чина сказала в каком-то отчаянии, чтобы покончить с тяжелым для нее молчанием:
– А я и не знала, капитан, что вы также приглашены на сегодняшний вечер.
– Что, черт возьми, такое на вас? – спросил он так, словно не слышал ее.
Она, облизнув нижнюю губу, ответила с напускным спокойствием:
– Я надела сегодня это сари в память о своем отце, который намеревался преподнести мне его после моего возвращения из Англии.
Гнев Этана, усмотревшего вызов в выражении ее лица, разгорелся с новой силой. Однако он заставил себя отказаться от чтения ей морали, зная, что это наверняка довело бы ее до слез. К тому же, как стало ему совершенно ясно, ей и в голову не пришло, что в своем одеянии она буквально сводит с ума всех мужчин. Не имелось также и оснований осуждать Рэйса Уоррика за то, что он приготовил ей такой подарок, ибо как мог он предвидеть, что его дочь вырастет в бесподобную красавицу, похитительницу сердец и вообще роковое создание?
– Неужели вы не соображаете, что играете в этом наряде весьма странную роль? – промолвил он все же, не в силах сдержаться.
– Почему вы говорите так? Потому что я не стала надевать нижних юбок, кринолинов и корсетов, как все прочие женщины? – Глаза девушки сверкали. – Вы сами должны понимать, что не вам осуждать тех из нас, кто презирает условности. Насколько я помню, для этого случая есть даже пословица – что-то там о гончарном горшке, который твердил все, что чайник – черный.
Когда Чина подняла глаза, то испытала нечто вроде легкого шока при виде растерянного выражения лица капитана, не ожидавшего столь резких слов. И только бросив быстрый взгляд через плечо, она почувствовала облегчение, поскольку заметила несколько поодаль молодых людей, и в том числе своего брата Дэймона Уоррика, которые вели оживленную беседу. Одного взгляда на них оказалось достаточно, чтобы к ней снова вернулась утраченная было отвага. Она напомнила себе, что Этан Бладуил не имеет никакого права обращаться с ней как с какой-то школьницей, которую следует призвать к порядку. Она у себя дома, и ей посвящен этот вечер, и кто он такой, как не достойный осуждения нечестивец, чье присутствие на празднике вовсе не является таким уж желанным. Но тут неожиданно Чина вспомнила нечто такое, что заставило ее забыть о своем презрении к этому человеку.
– А как Джем? – спросила она взволнованно.
– Пиаже определил, что у нее какое-то не столь уж страшное заболевание, – ответил с готовностью Этан, – и сказал, что оно пройдет само собой без всяких вредных последствий. А еще он заметил, что вы поступили мудро, привезя ее из деревни, где она вряд ли смогла бы получить такой уход, как здесь, со стороны Нэппи.
Девушка вздохнула с облегчением, и этот вздох вызвал в нем досаду.
– Не стоит напоминать, что она будет возвращена вам сразу же, как только выздоровеет, – произнес он холодно. – Это случится, надо полагать, завтра или послезавтра;* и вам следовало бы уже сейчас решить, что вы станете делать с ней дальше.
Чина знала, что ее мать не потерпит присутствия в доме незаконнорожденного ребенка, и все-таки не собиралась возвращать девочку в равнодушные руки престарелых китайских тетушек и дядюшек. Она должна была бы еще раньше догадаться, что капитан Бладуил, будучи сам сиротой, не способен по этой причине оценить значение и силу семейных связей и посему не поддержит ее решение помочь ребенку. И все-таки, принимая во внимание его собственное несчастливое детство, имелась слабая надежда, что сострадание к другим людям, находившимся в столь же бедственном положении, в каком пребывал некогда и он сам, подвигнет его хоть как-то к участию в судьбе ребенка и он предложит все-таки ей помощь.
«Впрочем, – подумала Чина, сжав губы, – факт остается фактом: капитан выразился по этому поводу весьма определенно – исключительно в отрицательном плане».
– Прошу меня простить, – проговорила девушка ледяным голосом, – но я должна вернуться к своим гостям.
И ее тон, и холодный блеск глаз дали ему понять со всей очевидностью, что он не числится в данной категории. Кивнув слегка головой, Чина оставила его одного.
Этан наблюдал, сколь грациозно прокладывала она себе путь среди толпившихся кругом гостей. И хотя капитан не питал особого пристрастия к шампанскому, он остановил все же проходившего мимо лакея и опорожнил несколько бокалов этого напитка большими злыми глотками. Пустая болтовня, коей развлекалась вся эта публика, только раздражала его, и он вернулся на балкон, куда ночной ветерок доносил запах моря и где не ощущалось этого тошнотворного, затхлого запаха помады и немытых человеческих тел. Глубоко вздохнув, он постарался охладить бушевавший в нем гнев и, перегнувшись через перила, начал думать о том, что Кварлз, возможно, был прав, когда убеждал его расстаться с надеждой взыскать с Уорриков злополучные две сотни фунтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65