Выходки лорда Фрэдди могли кого угодно свести в могилу, не говоря уже о том, сколь жестоко и он, и Кэсси стали обращаться с мисс Чиной сразу же, как только старый граф испустил дух. Они относились к ней как к родственнице – ни больше ни меньше, а ведь она жила в Бродхерсте вот уже шесть лет и была к тому же любимицей прежнего хозяина.
– Боюсь, что они принялись за лучший кларет его светлости, – произнес взволнованно белобрысый Джон Вестон, когда почтенная служанка ввалилась в просторную кухню, чтобы налить себе чашечку густых сливок, сдобренных изрядной порцией бренди. Горестное выражение его лица красноречиво говорило о том, что он опять размышлял о печальной судьбе коллекционных бутылок, хранимых им с такой любовью при жизни графа. Поскольку же Лидия, судя по всему, не собиралась выражать ему свои соболезнования по этому поводу, он продолжил излияния: – А я-то так надеялся, что господа хоть с винами обойдутся уважительно, ведь они такие редкие, вы же знаете!
Лидия пожала округлыми плечами.
– Странно, что вы думали так, мистер Вестон. Неужели вы и впрямь полагали, что лорд Фрэдди сделает из них выставку, словно это музейные экспонаты? Разумеется, он их попросту выпьет, и его светлость уже не сможет ему в этом помешать!
– Но я все же рассчитывал на то, – продолжал с отчаянием в голосе Вестон, – что лорд Фрэдди поведет себя несколько сдержаннее. Во всяком случае, первое время.
Лидия отвечала на это с насмешливым фырканьем:
– Ну и чудак же вы, мистер Вестон! Единственный способ спасти чертовы бутылки – это схоронить их все в фамильном склепе.
На лице пожилого дворецкого появилось испуганное выражение.
– Вы имеете в виду лорда Фрэдди и его друзей?
– Святые угодники, я говорю про кларет, мистер Вестон! Хотя, с другой стороны, для этих негодяев такой конец был бы вовсе не так плох, – произнесла она задумчиво и поправила выбившуюся из-под складок чепца прядь.
– Могу сказать вам по секрету одну вещь, если бы не мисс Чина, я бы тотчас же потребовала от них рассчитать меня! Лорд Линвилл никогда бы не потерпел подобного обращения с этой девушкой. И держу пари, что он и вообразить себе не мог, что после его смерти Бродхерст превратится в нечто... нечто наподобие притона! Чего стоят и эта сплошная пьянка, и азартные игры, и эти размалеванные куклы, сами себя величающие леди и шатающиеся взад-вперед по всему дому! – Служанка вздохнула тяжело и, сделав хороший глоток своего питья, вновь принялась делиться безрадостными размышлениями: – Что такое нашло вдруг на этих двоих – Фрэдди и Кэсси? При жизни его светлости они производили совсем другое впечатление.
– Может быть, когда приедет мистер Биггс, чтобы рассмотреть вопрос о наследовании поместья... – начал было Вестон с надеждой в голосе, но Лидия взмахом своей натруженной руки дала понять, что оснований для оптимизма нет.
– Мистер Биггс, ну конечно! – воскликнула она. – Я не жду от него ничего хорошего. Единственное, что он сделает, это введет мистера Фрэдди в право наследования и объявит его девятым графом Линвиллом! И как только этот парень запустит свои руки в добро его светлости, для нас всех, запомните, наступят плохие времена!
Длинное лицо Джона Вестона, казалось, стало еще длиннее.
– А я так надеялся, что его светлость оставит Бродхерст мисс Чине, а вовсе не этим ее злокозненным кузенам. Вот была бы графиня Линвилл! Она бы никогда не допустила, чтобы кто-то вел себя здесь столь постыдно!
Лидия Бройлз, сжав влажные губы, покачала головой со скорбным выражением лица.
– Как бы ни любил его светлость мисс Чину, сделать ее своей наследницей он никак не мог. Ведь она же не настоящая Линвилл. Вы должны помнить, что ее бабушка, леди Делия, была всего лишь сводной сестрой графа. Старые Линвиллы взяли ее ребенком, когда ее родители погибли во время несчастного случая с экипажем, и сделали они это только потому, что были очень близкими друзьями этих бедолаг, и все такое прочее. То, о чем я говорю, случилось очень давно, еще до меня, да и до вас, насколько я понимаю, мистер Вестон. В общем, как ни печально это, в жилах мисс Чины нет линвилловской крови! – Крякнув с сожалением, Лидия подвела всему сказанному мрачный и ужасающе правильный итог: – Но даже если бы в ее жилах текла самая настоящая кровь рода Линвиллов и граф оставил ей одной в наследство Бродхерст, то все равно лорд Фрэдди и эта змея подколодная, его сестра, ни за что не смирились бы.
– Пожалуй, вы правы, – вздохнул пожилой дворецкий и начал вслух вспоминать, как вели себя молодые господа, когда он учил их обращаться с ястребом. Лидия Бройлз говорила дело: Фрэдди и Кассиопея Линвилл занимались только тем, что постоянно плели интриги и ссорились. И помимо всего прочего, они слишком долго ждали своего часа, чтобы позволить какой-то там семнадцатилетней девчонке завладеть состоянием своего дедушки.
– Возможно, все сложилось бы по-иному, если бы мисс Чина была мальчишкой, – произнесла грустным тоном Лидия, чей и без того весьма деятельный язык и вовсе вышел из-под контроля под воздействием выпитого ею бренди. – Или по крайней мере не была бы такой наивной. – Затем, подумав немного, служанка добавила рассудительно: – Хотя с другой стороны, как я полагаю, только фурия могла бы решиться на войну с такими родственниками и попытаться лишить Фрэдди и Кэсси бродхерстского поместья. Пусть они сгинут ко всем чертям, эти двое! – Тут почтенная служанка фыркнула. – Вы еще помянете мои слова: мистер Биггс приедет только для того, чтобы узаконить их притязания на Бродхерст, да скоро вы и сами все увидите.
– Вот если бы вы спросили меня, – вступила в разговор одна из тощих посудомоек, протиравшая громадный дубовый стол, – то я бы сказала вам, что он никогда не сделает этого...
– Но тебя же никто не спрашивает,– оборвала ее Лидия, повернувшись к ней всей своей массой, и погрозила ей пальцем. – Я бы не советовала тебе или кому-то еще разносить сплетни по всей округе и болтать всякую ерунду о мисс Чине или ее кузенах... Молю Господа Бога, чтобы лорд Фрэдди раскошелился наконец и отправил бедную девушку обратно на тот дальний остров, откуда она прибыла!
Внезапно тирада Лидии, вознесшаяся чуть ли не до высот патетики, была пресечена настойчивым звоном колокольчика, призвавшим Вестона доставить хозяину новую бутылку вина и прозвучавшим, таким образом, как бы насмешливым ответом на излияния словоохотливой служанки. Поджав губы, Лидия вернулась к своим сливкам, а Вестон с непроницаемым лицом отправился – в который уже раз! – в лабиринтообразные глубины погреба.
А в это время в своей спальне на верхнем этаже Чина попыталась было заставить себя проглотить ужин, но вскоре поняла, что не ощущает вкуса превосходной стряпни Лидии. Подойдя к окну, она прижалась лбом к холодному стеклу и глянула в залитый лунным светом сад. Экипажи уже были поставлены в каретный сарай, и кружившиеся по ветру листья придавали опустевшей подъездной площадке перед домом таинственный вид. Со стороны розового куста раздался резкий крик петуха, напомнивший ей о бесконечных часах, проведенных ею возле постели занемогшего дядюшки. Молясь в те бессонные ночи о его выздоровлении, она слышала постоянно доносившуюся до нее из полей перекличку ночных птиц, чьи печальные голоса перекрывали отрывистое и хриплое дыхание больного.
Чина закрыла глаза и тяжело вздохнула. Анна, услышав это, отложила в сторону рукоделие и повернулась к своей юной воспитаннице. Взгляд ее, обращенный к девушке, выражал заботу и любовь. Стараясь всячески скрывать от Чины истинное, как представлялось ей, положение вещей, она испытывала постоянный страх перед будущим, которое неизвестно что готовило им обеим. Несмотря на горестно поникшие плечи Чины и то обстоятельство, что внешность ее поблекла в последнее время, поскольку с тех пор, как лорда Линвилла сразил смертельный недуг, девушка перестала следить за своей наружностью, она была воистину прекрасна – даже слишком прекрасна, по мнению всех этих грубых мужланов и джентльменов удачи, которые теперь, когда старый граф уже не был в состоянии поддерживать в доме порядок, беззастенчиво хлопали внизу дверями.
Взять хотя бы того же Фрэдди... Ах, нет, не Фрэдди, а лорда Фредерика Форстона Линвилла, нового графа Линвилла...
Анна поежилась, ощутив отвращение к этому человеку и небезосновательный страх, ибо давно уже замечала откровенно похотливые взгляды, которые бросал он вслед Чине. Особое же внимание ей стал уделять этот Фрэдди после того, как узнал, что дивное сие создание пользуется у его деда исключительным благорасположением. Предаваясь подобным мыслям, Анна снова и снова оценивающе оглядывала Чину. Да, она и впрямь прелестна! Ни у кого из тех, кого знала Анна, не было таких феерически рыжих волос, как у этой девочки, и никто не мог похвастаться такими, как у неё огромными, выразительными глазами, выглядевшими еще зеленее, чем окрестные сады.
В те времена, когда идеалом красоты считалась шаловливая девочка с нежными голубыми глазами и золотистыми локонами, внешние данные Чины, казалось, были далеки от совершенства. Однако в действительности дело обстояло иначе. Господь Бог, благословив девушку – или, напротив, прокляв, как порой в эти нелегкие дни думала с горечью в сердце Анна, – наделил ее стройной невысокой фигуркой и чарующе милым лицом, на котором выделялся благородной формы рот с чувственными губками, соблазнительными, на взгляд мужчин, особенно тех из них, кто обладал теми же наклонностями, что и Фрэдди.
– Чина, – сказала вдруг Анна, – ты не думала о том, чтобы вернуться в Бадаян? Теперь, когда его светлости больше нет в живых, тебе вроде бы нечего делать здесь.
– Вернуться в Бадаян? – как эхо, повторила Чина. – Нет, не думала об этом... Правда, не думала.
Но девушка лукавила, правдой на самом деле было то, что после смерти его светлости она только и думала о возвращении на родину. Однако посвящать в свои мысли Анну Чина никак не желала: во-первых, ей было тяжело говорить своей воспитательнице о предстоящей разлуке, а во-вторых, и это главное, она понимала, что для того, чтобы уехать, ей придется обратиться за помощью к Кэсси, поскольку больше не у кого было попросить на дорогу денег. Девушка посмотрела на Анну глазами, полными грусти. Она думала в этот момент не только о потере своего горячо любимого дядюшки, но и о том чувстве одиночества, которое испытывала в течение целого ряда лет, начиная со дня отъезда ее из Индонезии, когда она отправилась в Англию получать, по словам ее матери, «настоящее западное образование».
Воцарившееся на короткое время молчание нарушалось лишь потрескиванием дров в камине. Первой заговорила Чина.
– Даже если бы я и захотела вернуться домой, то не смогла бы сделать это, – молвила она, – у меня просто-напросто нет для этого денег.
Ей нелегко было произнести эти слова. Но отличавшие ее прямота и честность пересилили гордость, и к тому же для нее не имело никакого смысла лгать, тем более Анне, которая, как помнила Чина, оставалась все эти годы преданной ее компаньонкой и другом.
– О, моя дорогая, деньги-то у тебя, разумеется, найдутся! – воскликнула Анна многозначительно. – Лорд Линвилл, без сомнения, отписал тебе немалую сумму в своем завещании. Во всяком случае, на обратную-то уж дорогу хватит.
В глазах Чины вспыхнула неожиданная надежда.
– Ты и в самом деле полагаешь так?
– Не думаешь же ты, что он забыл о тебе!
Чина улыбнулась горячности Анны. Однако ее наставница, несомненно, была права, дядя Эсмунд не мог забыть свою любимицу. Хотя граф делал все от него зависящее, чтобы жила она в радости, ему было ясно, что родным домом для нее всегда будет Бадаян. И действительно, если бы не его искренняя любовь и нежная заботливость, долгие годы, проведенные ею на чужбине, были бы просто невыносимыми.
Как медленно тянулось время после ее прибытия в Англию! Недели казались месяцами, месяцы – годами! И как бы ни пыталась Чина пореже вспоминать о своей родине, ей казалось, будто не было ни минуты, когда бы она не грезила о далеком острове ее детства. И в самом деле, перед ее мысленным взором постоянно всплывали и белый песок вдоль морского прибрежья, и пронизанные душными испарениями джунгли, и высокие горы, и величественный простор океана. Она старалась не думать о том, что сырой и унылый климат Англии напоминает ей то и дело с издевкой об оставшихся в прошлом тепле и солнце, которых ей так не хватало теперь.
Самыми тяжелыми для Чины оказались годы, проведенные ею в семинарии миссис Крэншау, как называлось среднее учебное заведение для молодых леди, расположенное в самом сердце графства Кент и обязанное своей блестящей репутацией в основном очаровательным, вылощенным манерам его выпускниц, в чьих лицах нельзя было заметить и тени страданий, пережитых юными воспитанницами, особенно Чиной Уоррик, в толстых, поросших плющом стенах этого почтенного учреждения.
С первого же дня своего пребывания в семинарии она стала изгоем, причиной чему послужили не только ее огненно-рыжие волосы и непривычно темный цвет кожи, но и тот весьма прискорбный факт, что прадед Чины по отцовской линии – сэр Кингстон Уоррик, известный в свое время проходимец, – вынужден был покинуть Англию после того, как, если верить слухам, избил до смерти одного джентльмена. Кроме того, сказалось на ее положении и то обстоятельство, что родилась она на далеком острове в Индонезии – стране язычников, хотя, с одной стороны, появление ее на свет в экзотическом крае придавало ей ореол романтичности, с другой оно же возводило незримый барьер отчужденности между Чиной и остальными воспитанницами. И в глазах ее язвительных школьных подруг она всегда оставалась смешной и нелепой.
Растопить лед отчуждения не сумели прирожденное ее дружелюбие и добросердечность. К тому же яркая, броская красота девочки не располагала к Чине и содержательницу семинарии Оливию Крэншау, придерживающуюся строгих викторианских правил, имевшую характер ограниченный и педантичный, чрезмерно щепетильную в вопросах морали и полностью лишенную чувства юмора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65