И оба они здесь уже несколько часов, н
о ни разу, кажется, даже не успели поцеловаться…
А время уже перевалило за вторую половину дня и близится к вечеру, в лесу п
очти сразу становится и холодно Й почти темно. И надо уходить.
Завтра утром комсомольский работник вернемся в свой Минск, свой областн
ой аппарат, чтобы поднимать молодежь на борьбу за светлое будущее (одной
отдельно взятой Минской области. Юрист останется здесь бороться за торж
ество справедливости в отдельно взятом Стародорожском районе. И никогд
а уже, наверное, больше не встретятся и не поцелуются никогда.
А жаль!…

* * *

Вот такой была эта моя первая встреча со стародорожским лесом. И до чего г
орько сознавать, что все самое невеселое, что мне довелось в те годы увиде
ть, было тоже связано с лесом, местом, словно бы созданным Богом для добра
и радости.
Глусское дело, которое слушалось выездной сессией Минского областного
суда, а поддерживать обвинение должен был старший помощник областного п
рокурора Розов, человек, которого побаивались и не такие адвокаты, как я, н
а первый взгляд выглядело вроде бы и не особенно замысловатым, но рассле
дование его проходило туго и заняло много времени.
Приближался кермаш, и трое мужчин, все люди сравнительно немолодые, жите
ли одного села, собрались в лесу, чтобы выгнать самогон. Здесь нужны поясн
ения. Лес для такого рода трудов Ц самое падежное место и проводится это
мероприятие организованно и четко. У аппарата, принадлежащего, как прави
ло, всему селу, Ц строго соблюдаемая, заранее расписанная по часам мужск
ая очередь. И еще, если возле аппарата будет совершено преступление и вы с
делаете предположение: перепились, мол, люди, то на вас посмотрят, как на п
олною несмышленыша из какой-нибудь глубинной заскорузлой Одессы. Возле
аппарата люди не пьют Ц возле аппарата они работают…
Итак, трое мужчин в лесу гнали самогон. Когда на другой день утром неподал
еку от того места, где они жгли костер, нашли труп четвертого со следами мн
ожественных побоев на теле, а их задержали (кто именно в данное конкретно
е время топит, известно доподлинно), пи один из них виновным себя в ого сме
рти не признал. Каждый объяснял так: был кажется, какой-то спор, потерпевш
ий, ничтожный старый пьянчужка к кому-то все время приставал, его отгонял
и. А потри вроде бы и побили. Но кто именно бил и как вообще все это происход
ило, сказать не могу, потому что сам я в это время вздремнул у костра и ниче
го не видел.
Так проходит месяц, два месяца. И Ц никаких улик против кого-нибудь в отд
ельности, никаких подозрений. Поджимают следственные сроки. И тут один и
з троих, этакий колючий мужичонка, некто Икельчик, неожиданно резко меня
ет показания. Надоела ему, дескать, эта тягомотина и он решил сказать прав
ду. Не двое из них троих били подошедшего четвертого, а били трое: те двое, ч
то находились с ним, Икельчиком, в лесу, Шушеня и Кумагер, и зять Кумагера, б
ывший председатель колхоза Авхимович. А пришел этот Авхимович намного п
озже всех, и он, Икельчик. попросту поначалу о нем забыл.
Так в деле появляется четвертый подозреваемый и вскоре все они четверо п
редстают перед судом.
Я должен был защищать Авхимовича, подменив в самый последний момент забо
левшего адвоката из Минска. Приезжаем в Глусек, где было совершено прест
упление. Здесь, как это нечасто бывает, в суде полно народу. Люди толпятся
во всех коридорах Ц через них не пройти Ц и в маленьком судебном зале, и
возле суда, на улице. Все участники процесса тоже давно на месте, ждут толь
ко меня, и самоуверенная Лариса, секретарь областного суда, смотрит на ме
ня едва лишь не с ненавистью, когда я говорю, что в процесс не сяду, пока не п
рочитаю дела, оба его тома, от корки до корки. Устраиваюсь с ним где-то на по
доконнике и начинаю читать Несмотря на разговоры и шум, на целую серию не
навидящих взглядов Ларисы, а потом еще бегу в комнату для заключенных, чт
обы побеседовать со своим подзащитным.
Нет, он не против того, чтобы я его защищал, хотя, если говорить правду, не оч
ень-то вообще верит в успех защиты… Нет, не убивал он и даже не дрался Ц ка
кая-то невероятная глупость или оговор, хотя и не понимает, кому это могло
понадобиться.
В ночь, когда в лесу произошло убийство, он действительно там был, не отриц
ает, но пришел уже после всего случившегося: искал старого дуралея-тестя,
узнав от жены, что тот отправился в лес гнать самогон. Это же подтверждает
и старик Ц тесть. Но ведь старик Ц родственник! И далее: не заявил: о стари
ке в милицию (но ведь опять-таки родственник он, это же понимать надо!), впло
ть до самого своего ареста никому и словом не обмолвился о том, что в ту тр
еклятую ночь был в лесу и что там увидел. В отношении убитого односельчан
ина не раз высказывался в том духе, что слишком часто мы миндальничаем с п
одобными проходимцами: весь второй том дела Ц протоколы с показаниями ж
ителей деревни о том, что именно он по этому поводу говорил и при каких обс
тоятельствах.
Но вот самый интересный момент, на который я не обратил внимания, когда зн
акомился с делом (но ведь я и знакомился с ним набыстро), и, похоже, упустил е
го из виду следователь: это почему не сразу Икельчик назвал Авхимовича с
реди участников драки и когда именно он это сделал?
Он сделал это, как выясняется, не вдруг, не по наитию, а когда обнаружилась
первая и единственная свидетельница-очевидица случившегося учительни
ца Акулич. Возвращаясь откуда-то из i остей и оказавшись в ту ночь в лесу, он
а видела костер, но не подошла, побоялась. На фоне костра, рассказывала она
, хорошо были видны четыре мечущихся мужских силуэта: трое мужчин били че
твертого. Она не разглядела их лиц, видела только что их было четверо Ц че
тыре тени на фоне огня Ц и поспешила уйти, а вернувшись в деревню и узнав
на другой день, что ночью в лесу произошло убийство, решила обо всем увиде
нном молчать и действительно молчала почти два месяца.
Мелькает догадка: уж не потому ли, что, если раньше, до появления в деле пок
азаний Акулич, можно было допустить (на это мог рассчитывать каждый из тр
ойки) что в совершении преступления участвовало только два человека, а т
о и вообще один («Кто-то один, может быть, и дрался, я спал Ц какое мне дело?»
) и что теперь речь может идти уже не иначе как обо всех троих, Икельчик и сп
ешит добавить четвертого, надеясь исключить из числа участников драки с
ебя, а заодно и подбрасывая следователю версию о враждебном отношении пр
едседателя колхоза к потерпевшему?
Ц Если это так, Ц говорю Авхимовичу, Ц то, соглашаетесь, это совсем негл
упо выдумано?
Но он не то чтобы сразу не соглашается Ц он, скорее всего, просто немножеч
ко обалдел и обалдело на меня смотрит, как, пожалуй, смотрю на него и я. Смот
рю так, потому что, помимо всего прочего, не могу понять, как мог клюнуть на
такую дешевку прекрасный следователь Евгений Абрамович, мой приятель? З
начит, опять Ц каждодневная давилка: «Давай, давай!», опять Ц пресловуты
е «сроки». Господи, да когда же все это у нас наконец, кончится или не кончи
тся никогда?
Но предположение об оговоре Ц еще не доказательство оговора. Да и не осо
бенно верится, чтобы свидетельница Акулич, сколь ни была она испугана, ви
дела только силуэты, то есть тени людей у костра и не узнала их самих? А что,
если заявить ходатайство о выезде на место происшествия, если провести э
ксперимент там на месте?
Акулич, как я уже сказал Ц учительница. Спрашивая ее мнение относительн
о эксперимента, спрашиваю заодно и о том, как она, у которой учатся обе доч
ери Авхимовича, одна в пятом классе, другая в седьмом, как завтра, придя в с
вою школу, будет.смотреть она в глаза этих детей, лишившихся отца из-за то
го, что и на следствии, и в суде ей было страшно сказать правду и какими гла
зами будут они смотреть па нее. И получаю замечание председательствующе
го («Снимаю вопрос! Пытаетесь оказать давление на свидетельницу»). Но нео
жиданно меня поддерживает прокурор: «Насчет детских глаз я не знаю, Ц бр
осает он с места Ц а вот ходатайство адвоката о следственном эксперимен
те, если оно будет заявлено, поддержу. Тогда уж действительно все, может бы
ть, до конца станет ясно».
Удивительный этот человек, Розов, он помог мне и разговорить свидетельни
цу (видела она, всех, ясное дело, видела!) и обосновал в своей прокурорской р
ечи, то есть еще до меня невиновность моего подзащитного по основному эп
изоду обвинения Ц убийству, Ц причем сделал это с высоким профессиона
лизмом, с блеском, но вот по второму эпизоду, куда менее значительном» Ц п
о обвинению в самогоноварении, Ц по которому тому и всего-то грозил срок
до двух лет лишения свободы… Он не был бы Розовым, не был бы прокурором, пл
оть от плоти своего ведомства, если бы не попытался отстоять позицию обв
инения хоть в этом. Иначе следовало признать, что человека посадили зазр
я и продержали в заключении около двух месяцев в силу совершенно очевидн
ой следственной ошибки? Он попросил для Авхимовича все два года и не как-н
ибудь там условно Ц реально, и обвинение в этой части нужно было уже отме
сти мне. Причем, по-видимому, я проделал это тоже достаточно четко: Авхимо
вич был оправдан и по эпизоду самогоноварения и тут же в зале суда из-под
стражи освобожден.
А еще несколько дней спустя мне довелось вкусить первые плоды известнос
ти, которые принес мне мой скромный успех в глусском деле. Слух о нем дости
г Старых Дорог уже на другой день (слухи в этих местах распространяются в
ообще чрезвычайно быстро), и вот на другой или на третий день я был приглаш
ен на совещание в райком партии, где узнал, что в порядке поощрения, что ли,
включен в бригаду по изъятию самогонных аппаратов.
От предложенной чести я, впрочем, отказался: помогло то, что в день, когда в/
масштабах всего нашего района должно было проводиться это мероприятие,
мне предстояло выступать в кассационной инстанции областного суда, в Ми
нске. Я сказал об этом, меня поддержал наш районный прокурор и меня нехотя
освободили. Когда несколько дней спустя я возвратился из Минска, то узна
л, что мероприятие прошло успешно и без моего участия, по району изъято тр
иста шестьдесят пять аппаратов (запомнил это число по количеству дней в
году). В каждом селе колхозники сами охотно выносили и сдавали свои стары
е аппараты, чтобы тут же их заменить новыми…

Глава IV.
Автоинспектор Донцов, следователь Узлянер и другие мои приятели. Геогра
фические и духовные ориентиры бабки Миронихи, или Старые Дороги, как цен
тр мироздания. Взятка.

Я еще ничего не рассказал о моих друзьях и о том, где и как протекала моя по
слеконсультационная, послеслужебная жизнь.
Она в основном протекала в той же консультации, служившей мне одновремен
но и квартирой. И сюда по вечерам Забредали иногда ко мне «на огонек» мои п
риятели Ц помощник прокурора Павлик Горогуля, румяный неунывающий чел
овек лет тридцати пяти, очень уверенно глядящий в собственное будущее, и
следователь Евгений Абрамович Узлянер.
Внешне Евгений Абрамович напоминал дух, который не особенно нравился эт
от умный, сдержанный человек, может быть, только несколько застенчивый, д
аже робкий, потому что так уж нескладно сложилась его жизнь. С женой он не
поддерживал отношении, жил вдвоем с шестнадцатилетним оболтусом-сыном
в маленькой пристройке к прокуратуре типа сарайчика, а то и вообще один в
своем служебном кабинете, спал па столе, а почти всю свою небольшую следо
вательскую зарплату отсылал той же жене в Минск, только бы она не появлял
ась у нас с Старых Дорогах и не терзала его своей совершенно патологичес
кой ревностью. При этом был он еще человеком немножко смешным некоей сво
ей явной старомодностью.
Внешне Евгений Абрамович напоминал дух, который не успел облечься в плот
ь, до того он был длинен и тощ, лицом походил па Мефистофеля, а сердце его пр
инадлежало полногрудой Фаине Марковне, завучу средней школы. Когда Евге
ний Абрамович, идя по улице или прогуливаясь со мной го вечерам в городск
ом парке (самое прекрасное в городке место) случайно встречал Фаину Марк
овну, он непременно останавливался, наклонялся, чтобы поцеловать ей руку
, при этом конфузливо улыбался, краснел и весь как бы превращался в почтит
ельное внимание и в прямой угол. А коварная Фаина Марковна, хотя и отвечал
а на его улыбки и весьма даже обнадеживающе, все же смотрела только на кре
пыша Павлика, если он с нами прогуливался, или еще на одного нашего прияте
ля, автоинспектора Васю Донцова, большого, сильного, как Поддубный, и побе
дительно великолепного. «Ой, не люблю я вашего Узлянского!» Ц не раз гово
рила моя хозяйка, нарочито искажая фамилию моего интеллигентного друга,
который никак не соответствовал ее представлениям о мужской красоте и к
тому же всегда был до обидного убого одет. Она не прощала ему выгоревшего
форменного кителя и рубахи с десятком штопок, сделанных неумелой мужско
й рукой («Слухайте, чтобы мужчина не мог себе найти женщину и сам стирал и
штопал свои рубахи?!»). Не прощала, должно быть, и его бесплотности («Слухай
те, он что-то вообще кушает?»), и даже того, что он слишком засматривается на
грудь прекрасной завучихи. Потому что никогда ему этой груди не увидеть,
не стесненной узким швейпромовским лифчиком и не спрятанной под шевиот
ом скромного учительского жакета, а, буде истерзанная одиночеством и тос
кой Фаина Марковна и решится ее обнажить, то сделает это она «как-нибудь н
е для вашего Узлянского, можете быть уверены!», язвительно замечала стар
уха и улыбалась всеми своими морщинами.
Я уже говорил, что устройством моей судьбы занимались в районе буквально
все, та же старуха, величайшая в мире моралистка и сводня одновременно. Он
а рассказывала, например:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15