От нее же я успел п
олучить и первых своих несколько оплеух и притом весьма основательных. С
овсем желторотым птенцом я уже, словом, не был. Но чтобы встретиться с таки
м вод человеческим чудом Ц это у меня было впервые. И я растерялся.
Ц Вот видите, Ц снова попытался я объяснить своей клиентке и даже для ч
его-то поднял при этом указательный палец, Ц видите, как неправильно вы
поступили? Свадьба нужна была вам обоим, так? А потратились на нее только в
ы. Разумно это? Хорошо?
Ц Дрэнна! Ц закивала она, опять-таки полностью со мной солидаризируясь
. Ц Ой, як же ж дрэнна, як дрэнна!
Она сидела, полузакрыв глаза и положив перед собой на столе свои большие
и сильные крестьянские руки. Из ее груди после каждого слова вырывался д
олгий хлюпающе-свистящий звук. Рассказывала. О том, что, мол, очень хороше
е было «вяселля» Ц богатое! Одной только водки сколько для него было выг
нано («кольки адной гарэлки»)! А сколько пришлось накупить «матэрии»! «Ма
тэрия» Ц бязь или иная не. дорогая хлопчатобумажная ткань Ц это, чтобы о
бвязать ею гостей на свадьбе, чтобы вообще, видимо, все было крепко завяза
но. А теперь оказывалось, что за все это должна платить только она Ц это п
отрясало! Она широко открыла один глаз, посмотрела на меня с недоверием.

Ц А ти вы ня брэшыце?
Но только как бы все это курьезно ни выглядело, мне было искренне жаль эту
женщину, такую здоровенную и такую совершенно беспомощную, а заодно и не
множечко перед ней совестно. Я думал: вот я «аблыкат» Ц профессиональны
й вроде бы юрист, дипломированный. Пять лег, пять самых голодных лет в моей
жизни, потому что это были послевоенные годы, постигал я премудрости это
й профессии, просиживал ради ее приобретения, полученные еще на первом к
урсе по профкомовскому талону штаны, и вот теперь является ко мне эта жен
щина, эта нелепая деревенская мечта, натворившая кучу глупостей, и я не то
лько не могу ничего для нее сделать Ц не могу ей даже растолковать это. Не
понимает она меня. V нее Ц своп представления о жизни, свои законы… Знаю л
и я эти законы, учили ли меня им в моем очень умном университете, где изуча
лись десятки самых разнообразных вещей, вплоть до законов вавилонского
царя Хамураппи, но ничего не говорилось, почему эта тридцати Ц или тридц
атипятилетняя тетка из деревни Старые Лески оставшаяся до сего времени
в девицах и желающая, чтобы ее в се родной деревне считали не сожительниц
ей, а законной женой, закатывает свадьбу па двести человек, ухлопывает на
это уйму денег, своих, трудовых, заработанных потом и кровью, при этом ее б
ессовестно обманывают, а я ничего не могу для нее сделать?
Мы все еще продолжаем с ней находиться на прежней точке: «Дык няхай сплач
иваиць!» Ц «Дык няхай живець!» Но мне все-таки очень хочется ей помочь, к т
ому же это ведь моя первая посетительница, и я мучительно перебираю в уме
все, что мне известно о подобных ситуациях, ищу хоть какую-нибудь зацепку
, которую можно было бы обратить ей на пользу, и не отпускаю ее. Да и сама она
вроде бы не торопится от меня уходить. Сидит, как и сидела: ей, по-моему, у ме
ня даже поправилось.
Ц А вы сами, Ц спрашивает, Ц ти вы не жапатыя?
И ту: вдруг, внезапно я замечаю, что она беременна… Жгучая радость овладев
ает мной. Потому что, если она действительно беременна и если при этом ее б
рак зарегистрирован Ц это в те времена непременное условие для получен
ия алиментов, Ц то зацепка, которую я так долго искал, вот она в облике это
й женщины сама находится передо мной.
Ц Вы беременны?
Ц Так, так, Ц подтверждает она.
Нет, радости моей действительно нет предела. И еще мне необыкновенно сме
шно Ц смешон я сам. Битый час я сижу и разговариваю с этой женщиной. Я успе
ваю заметить, что у нее отекшее лицо и огромный, доходящий до самого носа Ж
ивот, у нее одышка, наконец, и не замечаю лишь одного: что она беременна, на с
амом последнем месяце беременности находится, по-видимому, а, сделав это
открытие, не могу не радоваться, и спешу поделиться этим своим светлым чу
вством с клиенткой.
Ц Вот видите, Ц говорю, Ц заставить его платить за свадьбу не могу и зас
тавить с вами спать не могу (а она после каждого моего «не могу» удивленно
переспрашивает «не можыце?», так, как будто слышит это от меня впервые), ни
чего в общем не могу, а вот заставить платить алименты могу. Брак зарегист
рирован?
Ц Тэта як, Ц спрашивает, Ц ци были у сельсавеце?
И смотрит на меня своими мутноватыми серо-голубыми глазами, в которых, ка
жется, начинает светиться подобие мысли.
Ц Да, да, Ц почти уж кричу я, Ц в сельсовете! Были ли в сельсовете?
Ц Не… Ц отвечает. Ц У сельсавеце не были…

Глава II.
Выездные заседания. Героический шофер Фима Фукс и его родня. Дело о призр
аке.

Мне нет, наверное, надобности никого убеждать, каким я был еще плохим адво
катом, сколько на первых порах допускал промахов и ошибок, а то и просто гл
упостей, и как потом каждую из них мучительно переживал…
Иногда, чтобы заслушать какое-нибудь дело о самогоноварении или о хулиг
анстве, о нанесении телесных повреждений, бессмысленной драке двух подв
ыпивших сопляков, или, наоборот, двух мужиков степенных и основательных,
двух иногда даже друзей, из которых один в колхозе «даглядал авечки», а др
угой имел неосторожность сказать, что он их «даглядал дрэнна» и что имен
но «через гэта авечки сдохли» Ц иначе говоря, какое-нибудь самое типичн
ое для нашего района дело, мы выезжали на место, где было совершено престу
пление, в одно из сел. Ехали на стареньком леспромхозовском «газике» (сво
его транспорта ни у суда, ни у прокуратуры не было), а вез нас шофер Фима Фук
с, человек до того важный и значительный, что все мы его даже немножко поба
ивались.
Фима Ц человек с крысьей красного цвета маленькой мордочкой и очень мал
енького росточка. В детских спектаклях он мог бы играть пионеров-пятикл
ассников. Но при этом он горд, мужественен и больше всего не любит, когда п
осягают на его достоинство. Все рассказы Фимы, которыми он заполнял наш д
осуг во время пути, сводятся к тому, как его пытались обидеть родственник
и жены Ц пришли, чтобы его побить Ц и как жестоко за это поплатились.
И вот оказывается, что первой обидела Фиму сама жена, учительница местно
й школы: не дала ему утром сала и не налила водки, без чего Фима не выезжает
на работу, а когда он возвратясь в тот день домой, увел со двора и продал ко
рову (дескать, ты так со мной и я с тобой так), она еще и позвала своих родств
енников. Для чего? Для расправы над Фимой!
И вот пришли эти здоровенные мордовороты, рассказывает в какой уже, види
мо, раз Фима, эти грузчики, забойщики скота и рубальщики мяса и собираются
по старой доброй местечковой еврейской традиции Фиму пороть. Но ведь и Ф
има не лыком шит: увидел он их всех вместе вечером у себя на кухне и тут же в
се сразу понял. Выхватывает из-под лавки старую заржавелую буденновскую
шашку, которая там хранилась не известно для какой надобности, вскакива
ет с пей па с гол. Ц «Паразиты! Ц кричит. Ц Сичас всех буду рубать!»
Героический гном Фима! Кричит своим невероятно громким голосом старень
кий леспромхозовский «газик», выдерживающий и тряску па местных дорога
х и всяческие дорожные коллизии, от звуков этого голоса готов развалитьс
я на куски), кричит, страшно вращает глазами, а незадачливые мордовороты
Ц кто сразу под той же лавкой, а кто на плите и все, конечно, с переполненны
ми штанами…
Ц Тихонович, а, Тихонович, подтвердите, что все так и было, Ц умоляет Фима
.
И Пильгунов действительно подтверждает: Ц «Так!» До-тому что это к нему,
депутату городского совета, прежде чем побежать в милицию, бросилась Фим
ина жена, виновница всего случившегося: Ц «Ой, Тихонович, бегите, там Фима
всех убивать будет!…» И он побежал, и не только сам все это видел, по и прини
мал деятельное участие в усмирении Фимы, не слишком, впрочем, сопротивля
вшегося… Сейчас он это без большой охоты, но все же подтверждает, что доба
вляет достоверности Фиминому рассказу, а самому его поступку придает и н
екую почти эпическую монументальность.
Вот какой он человек, наш Фима Фукс, своими замечательными историями пос
тоянно скрашивающий наш дорожный досуг, но способный в любую минуту и пе
ревернуть свой «газик» и всех нас вывалить на дорогу, в снег или в грязь. В
от почему, как я уже говорил, Фиму все мы немножко побаиваемся. Неровен час
, машина перевернется Ц вытягивать ее из грязи и толкать придется уже и с
удье Пильгунову (депутату городского совета), и прокурору Михаилу Павлов
ичу, вообще всем нам, а Фима в это время, сидя за рулем, будет давать указани
я, как ее лучше толкать, прикрикивая на нерадивых и непонятливых…
Езда в леспромхозовском Фимином «газике» (его еще называют «козликом»
Ц наверное, из-за его зверских подскоков па каждой кочке), езда на попутн
ых грузовиках и лесовозах, причем не обязательно в кабине, но и наверху (та
к я один раз добирался зимой до городка Борисова, догоняя суд), лежа па обл
еденелых бревнах и балансируя на них с умельством циркового эквилибрис
та Ц целых два года умопомрачительных поездок по этим дорогам, выслушив
ание разнообразных историй из местной жизни или пересказов содержания
чувствительных индийских фильмов (это уже по части нашего судебного, сек
ретаря Зиночки) и, наконец, сами паши судебные заседания в промерзшем и вс
егда почти пустом помещении сельского клуба, неведомо для кого вообще ус
траиваемые!…
В клубе всегда холодно, но еще и темновато, хотя на дворе день, перед кажды
м из нас ставят керосиновую лампу, а на судейском столе, на сцене даже две.
Над одной из них Пильгунов в очередь с народными заседателями будет грет
ь руки.
Собственно публики, людей, не имеющих к делу прямого отношения, в зале чел
овек пять пли шесть: несколько дремлющих стариков и старух, несколько ре
бятишек (среди которых, как правило, один глухонемой ребенок), одна безвоз
растная сельская дурочка, на протяжении всего процесса посылающая приз
ывные улыбки Пильгунову.
Вносят, расставляют и зажигают лампы. Рассаживаются. И тут выясняется, чт
о нет второго заседателя («Максимовича» или «Яковыча», который еще накан
уне повез в Слуцк продавать картошку, а то и вообще уехал в Солбцы хоронит
ь тещу. Ц «А нешто баба Гэлька памерла? А чаго? Ц «А ти ты не ведаиш, чаго лю
ди памираюць?»
Пока ищут другого «второго» заседателя, прокурор Михаил Павлович деяте
льно натаскивает общественного обвинителя, «зав» местным клубом, котор
ый должен выразить мнение негодующей общественности села (дурочка, услы
шав что-то из их беседы, начинает радостно хохотать и хлопать в ладоши), а т
о и пишет ему его будущую речь. Чем-то подобным занимаюсь и я с общественн
ым защитником. Это нужно и прокурору, и суду Ц всем: всем нужны показатели
, у всех отчетность.
Секретарь суда сорокалетняя Зиночка раскладывает перед собой стопки б
умаги, проверяет, не замерзло ли чернило в чернильнице а заодно рассказы
вает кому-нибудь содержание последнего увиденного индийского фильма, г
де оба героя («он» и «она») оба «симпатичные», но не могут соединить своих
судеб из-за третьего, тоже «симпатичного», но менее… Если ее собеседнико
м оказываюсь я, то здесь она предпочитает говорить о невестах. О «симпати
чной» начальнице нашего паспортного стола, например, симпатичной и еще б
огатой: Ц «Она все выигрывает!» Ц сообщает восторженная Зиночка. Ц Она
выиграла мясорубку, стиральную машину, патефон… Очень симпатичная, пять
десят два года…
Наконец, все на своих местах Найден второй заседатель (он чуть пьян Ц нич
его, в холодильнике клубного зала отрезвеет), доставлены (или пришли свои
м ходом) подсудимые: те двое по делу о павших овечках (выясняя свои отношен
ия, они ножами пырнули друг друга в пах) и еще две местные молодые учительн
ицы Ц тоже ножами и тоже в пах, но уже па иной почве. На почве любви каждой и
з них к новому учителю физкультуры…
Все, словом, на своих местах, все явились. Зиночка проверяет явку.
И тут раздается громкий и раскатистый, как весенний гром, храп дурочки ко
торая заснула, так и не дождавшись начала судебного заседания. Храп и сме
шки в зале.
Секретарь Зиночка ответственно поднимается со своего секретарского ст
ула:
Ц Встать, суд идет!

* * *

Моим первым судебным делом было дело о хулиганстве. Трое подвыпивших пар
ней во время сельского храмового праздника «кермаша» сводили друг с дру
гом какой-то непонятным им самим счет, изрядно при этом один другого отде
лали вырванными из забора кольями (здесь это нередко происходит и не в св
язи с храмовыми праздниками!) и попали на скамью подсудимых. Я защищал одн
ого из них, сонного увальня с близко посаженными глазами и потным носом, с
воей защитой ничего не добился и был чрезвычайно этим раздосадован.
Было и несколько небольших и несложных дел типа ужо упомянутой ссоры из-
за падежа овец (дела так называемого частного обвинения), заканчивавшихс
я, как правило, прими, рением сторон. Мирились они, «стороны», впрочем, еще д
о су. да и даже успевали выпить мировую, но в суде могли снова поссориться
и даже проникнуться друг к другу еще большей ненавистью. Ц А, так ты все ж
е считаешь, это из-за меня они сдохли, а не потому, что в колхозе совсем нет
кормов?» Ц «Из-за тебя, из-за тебя, из-за кого же еще? Ц И тогда все судогов
орение начиналось сызнова, шло по второму или даже по третьему кругу. При
этом и Пильгунов и я всячески старались их помирить, но у Пильгунова с его
шутками-прибаутками это получалось куда лучше:
Ц Икельчик Абрам (в деревне все Икельчики и все с библейскими именами Аб
рамов, Исаков и Яковлев, это ее специфичность; у другой другая Ц в способе
разрешения споров; только ножом в пах или только кольями), Икельчик Абрам
, так ты теперь к Икельчику Исаку и в гости ходить не будешь, и детей своих р
азжените?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15