Кеттлер был приверженцем протестантских идей. Вначале он был убежденным католиком, как и все вступавшие в орден. Потом он несколько лет служил в Германии, где увидел возможности реформирования военного ордена, которые очень хотел использовать. По возвращении в Ливонию он примкнул к фракции, желавшей пойти по стопам Пруссии: секуляризировать орден и разделить его владения между рыцарями, сделав их землевладельцами. Его фракция находилась в меньшинстве, и Вильгельму фон Фюрстенбергу удалось временно подавить их, но теперь она возродилась, увеличив свою численность после того, как политика магистра потерпела поражение. Когда стало очевидно, что Ливонский орден не может эффективно выполнять свою военную роль, вновь поднялись голоса, требующие реформ. Реформы начал проводить Готтхард Кеттлер, единственный из кастелянов, сумевший добиться хотя бы небольших побед над русской конницей, грабившей окрестные земли. Его отвага и инициатива на поле боя были равными его самообладанию, готовности работать по старым правилам в рамках ордена, пока не удастся достичь консенсуса.
Большинство ливонцев уже и не надеялись защитить себя сами. И знатные люди, и кастеляны были парализованы жестоким насилием, совершаемым над их беззащитными подданными. Горожан напугало поведение Ганзейской Лиги, которая не только не прислала помощь, но еще и воспользовалась трудностями Ревеля: корабли Лиги прошли мимо порта для торговли с Русью вместо того, чтобы разгрузиться. Духовенство распродавало свои епископаты немецким и скандинавским династиям, надеясь с выгодой для себя выйти из трудностей страны. Тогдашняя политика ордена была не лучше. Кастелян Везенберга продемонстрировал, что ему лучше удается охотиться за женщинами, чем отгонять русские отряды. Он бросил сильнейшую и полную припасов крепость в Эстонии и бежал в Ревель. То, что замок не попал в руки русских, было полностью заслугой одного инициативного молодого воина, который занял замок с помощью нескольких своих соратников. Кастелян Ревеля призвал датского короля войти во владение провинцией. Лишь только потому, что король Христиан неожиданно скончался, Эстония не стала вновь провинцией Дании. Когда датское войско так и не прибыло, жители Ревеля решили, что им придется самим защищать себя, и принялись за работу, строя новые укрепления, способные выстоять против мощной осадной артиллерии неприятеля. Старые стены не выдержали бы серьезного обстрела, но Иван дал время горожанам подготовиться. Исчерпав припасы и людей, царь оставил гарнизоны в Нарве и Дорпате, а затем вернулся с войском на Русь, уводя с собой множество пленных и вывозя невероятное количество награбленного добра. Диоцез Дорпата уже никогда не оправился от этого нашествия. Последний его епископ умер в русском плену, и на его место так никто и не был поставлен.
Русское войско возобновило свое наступление в январе 1559 года, на этот раз нанеся удар по направлению от Дорпата через холмы центральной Ливонии к Риге, а затем мимо этого хорошо укрепленного города в Земгаллию и Курляндию. Там русские начали захватывать плохо подготовленные к обороне крепости одну за другой. Татары подтвердили свою репутацию жестоких воинов, но не меньше страха вызывали и русские войска, которые победили в свое время татар и заставили их служить русскому царю.
Когда читаешь летописи тех времен, можно засомневаться, что русские в те годы, как и позже, были столь ужасны, как их запечатлела народная память. Несомненно, жестокости войны казались тем страшнее, потому что Ливония давно уже пребывала в относительном мире. Но в тот раз Иван всерьез, хотя и не очень успешно, пытался завоевать расположение немецких землевладельцев и местных крестьян. Ситуация изменилась позднее, когда периодические приступы безумия у царя стали совпадать с тем, что он возвышал честолюбивых и перепуганных фаворитов, знавших, что Иван не простит им ни малейшего провала. «Секретная полиция» Ивана использовала террор против врагов царя как на Руси, так и за рубежом.
Впрочем, жизни и имуществу ливонцев угрожали не только русские. Страну заполонили наемники, не получавшие платы, и преступники всех мастей. Вскоре ливонцы научились защищаться от любых солдат - в лесах появились укрытия, куда при малейшей опасности уводили женщин и детей, а мужчины защищали любое укрепленное поместье или церковь до последнего. Особенно приходилось беречься от мародеров, ибо они были еще хуже, чем отряды организованных армий. В будущем, когда в любой армии, действующей в Ливонии, будут собираться подонки со всей Европы, люди научатся избегать грабежей или переживать их. А грабили и подвергали насилию местное население немцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, англичане, шотландцы и авантюристы из еще более отдаленных стран. Но даже тогда из народной памяти не сотрутся ужасы первых лет войны. Русские имели репутацию варваров. Эта репутация прекрасно действовала на пользу обеим сторонам. Русские, благодаря этому, запугивали своих врагов, ливонцы получали помощь из-за рубежа и воодушевляли всех сражаться до последнего против московитов.
Русские не были чужды человеческих чувств, на это указывает то, как тщательно они управляли покоренными землями, а также то, что они практиковали подтверждение прав землевладельцев и купцов. Не менее примечательно то, что на самом пике своего успеха, в марте 1559 года, Иван IV внезапно и совершенно неожиданно предложил мир своими врагам. Он рассчитывал на мирную капитуляцию и договоренность об условиях, на которых будет управляться Ливония.
Причиной того, что наступление русских войск остановилось, предположительно была угроза вмешательства в Ливонскую войну датчан, шведов, поляков и литовцев, но в первую очередь - вторжение крымских татар. Очевидно, царь надеялся путем переговоров сохранить свои завоевания на севере, столкнуть друг с другом государства, готовые вмешаться, удержать их от интервенции, и отправить на юг свою армию. В своих расчетах он ошибся. Северные державы действительно завидовали друг другу, но никто из монархов не желал отступаться от добычи, лежавшей перед ним, и каждый хотел загрести свою долю прежде, чем другие дотянутся до нее. Широкий жест царя стоил ему шести месяцев, за которые он мог бы оккупировать большую часть Ливонии,- времени, за которое его противники захватили плацдармы в этой стране и собрали войска для войны.
В сентябре 1559 года Ливонский орден вынудил Вильгельма фон Фюрстенберга оставить свой пост. Кеттлер, в руках которого теперь оказалась вся власть, медлил с секуляризацией ордена лишь из-за военного кризиса. Он уже подписал договор с Сигизмундом-Августом в Вильнюсе, по которому Ливония к югу от Даугавы становилась польским протекторатом. В это же время епископ Эзеля продал свои земли Магнусу Гольштейнскому, младшему брату короля Дании. Магнус вскоре оказался в Москве, проводя собственную политику, заключавшуюся в том, чтобы породниться с царской семьей и создать бессильное фиктивное государство, практически полностью зависимое от Руси. Шведы вступили в войну в июне 1561 года, когда Ревель и знать Харриена, Вирлянда и Йервена принесли феодальную клятву королю Эрику. Эра германского правления Ливонией подходила к концу, но никто не мог предвидеть, что последует за ней. Даже иностранные державы, вмешавшиеся теперь в войну, немногое могли сделать вначале, когда русское наступление в 1560 году захлестнуло страну.
В действительности, ливонские рыцари выработали эффективную стратегию борьбы с русскими войсками. Сначала они пытались бороться с отрядами, совершавшими набеги, с помощью пехоты и артиллерии, но не могли угнаться за татарской конницей. Сталкиваясь же с превосходящими силами пехоты и кавалерии, ливонцы отступали в свои крепости. Эта тактика оставляла поселения совершенно беззащитными против мародеров. Теперь же, из насущной необходимости, Кеттлер усовершенствовал способы действия своей кавалерии, которые могли уменьшить ущерб, приносимый русскими отрядами конницы. Опираясь на лучшее знание местности и возможность отступления в замки, ливонская кавалерия терроризировала врага везде где могла. Это мешало русским рассредоточивать силы, чтобы грабить и жечь деревни, а также мешало снабжению армии фуражом и провиантом и давало некоторую защиту ливонским крестьянам. Кроме того, Кеттлер убедил литовцев помочь ему в защите южных земель Ливонии, а шведов - защищать север. Сконцентрировав оставшиеся силы, Кеттлер назначил на командные посты молодых и дерзких рыцарей, вдохнув боевой дух в свою армию. К несчастью, удача была не на его стороне, о чем говорит следующий отрывок из летописи:
«Второго августа тридцать кавалеристов отправились за фуражом в местечко за семнадцать миль от лагеря. Они обнаружили пятьсот русских на другом берегу речки. Обе стороны оказались так близко, что открыли огонь. Один русский был убит, а остальные отступили через луг к основному войску. Восемнадцать немцев повернули обратно, а двенадцать остались, чтобы преследовать врага. Как только они увидели основные силы русских, они тоже повернули обратно и поехали в лагерь, но потеряли несколько человек. Первая же группа принесла весть о том, что произошло, и ландмаршал выслал триста всадников, чтобы напасть на те пятьсот русских (они не знали, что тех было больше, целых сорок тысяч). Вначале немцы атаковали вражеские пикеты и погнали тех к основным частям. Немцы погнались за ними и были окружены противником со всех сторон. Началась рубка, и большее войско одолело меньшее, многие немцы были перебиты. Те, кто оставались в лагере и не принимали участие в сражении, пустились в бегство через болота и леса, спасаясь кто как мог. Это поражение случилось… в десяти милях от Эрмса. Русских погибло так много, что потребовалось четырнадцать телег, чтобы вывезти их к поместью, где их тела сожгли. Потери немцев, убитыми и пленными, составили двести шестьдесят один человек».
Это сражение обернулось фатальным поражением. Потери были не столь велики, но погибшие рыцари были цветом Ливонского ордена. Все понимали, что традиционное правление и традиционный образ жизни близятся к концу. Несмотря на смятение, поражения и чувство, что сопротивление безнадежно, ливонские рыцари продолжали сражаться, нападая на вражеских фуражиров и защищая самые важные замки. Обширная переписка между магистром и его кастелянами и протекторами показывает, что организация ордена не была полностью разрушена. По-прежнему войска перебрасывались с одного направления на другое, припасы собирались и распределялись. Но рыцарей были слишком мало, они были стары, а наемников было слишком много, чтобы платить им из сократившихся доходов, но слишком мало для открытого сражения. Казна была в жалком состоянии. Готтхард Кеттлер отчаянно пытался собрать деньги и войска из империи и удержать соседних князей от попыток разделить его страну, но его старания не достигали успеха. Хотя Кеттлер с самого начала планировал изменить форму правления орденом и сделаться князем-землевладельцем, следует воздать должное его усилиям по сохранению ордена и его владений и желанию передать наследие нетронутым в руки одного владельца.
И все же он мало что мог сделать, чтобы продлить существование военного ордена. Когда полевая армия потерпела поражение, Кеттлер не мог больше эффективно защищать замки. Многие братья попали в плен и закончили свои дни на улицах Москвы, где им, падавшим от изнеможения, срубили головы во время победного парада. Большая крепость в Феллине, со всеми припасами, оружием и казной, была сдана, когда наемники потребовали, чтобы ее командор принял царское предложение капитулировать. Фюрстенбург, который хотел сражаться до конца, был уведен в Москву, где и провел остаток своей жизни в почетном плену. Иван надеялся, что сможет убедить остальных ливонцев признать себя его вассалами, согласно древней традиции обязанными лишь платить царю налоги и нести военную службу. Купцам же он обещал доступ к русскому рынку. Несколько человек из знати и горожан действительно перешли на сторону царя, но большинство сделало это, лишь попав в плен и не видя иной разумной альтернативы. Еще больше людей верили в рассказы о жестокостях Ивана, из-за которых он получил прозвище «Грозный». Царские обещания значили меньше, чем примеры тирании Ивана. Они считали, что лучше прибегнуть к какой-либо уловке, дававшей возможность пережить этот кризис. Вскоре Кеттлер начал секретные переговоры, направленные на то, чтобы распустить орден, а его самого сделать герцогом тех земель, что могут быть спасены от русских.
Среди братьев ордена были те, кто протестовал против передачи замков, одного за другим, польским гарнизонам, но и они не могли предложить ничего, чтобы защитить их только своими силами. Только собрав все оставшиеся силы, заняв как можно больше денег на оплату наемников, могли они удержать хотя бы Курляндию, и даже это становилось проблематичным, потому что венценосный патрон Кеттлера не торопился ссужать ему новые суммы.
Ливонский орден все еще формально существовал, хотя большинство его братьев были мертвы или находились в плену. Слишком поздно они нашли способы противостоять превосходству русских в численности. Рыцарей было очень мало, а лучшие командиры пали в боях. Ни одна армия не может воевать, не терпя поражений, если же её тактика включает в себя дерзкие и рискованные действия, число поражений будет еще больше. А единственное поражение при Эрмсе привело к потере самого боеспособного отряда кавалерии. Большинство тех, кто выжил, было готово переложить обязанность воевать на других. Возникающий вакуум силы втягивал в страну чужеземцев.
Паника, последовавшая за поражением при Эрмсе и падением крепости Феллин, в самом сердце страны, не прошла мимо внимания эстонцев, этого упрямого народа, так никогда и не смирившегося с владычеством крестоносцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49