Менее знатные люди, охваченные духом пораженчества, следовали их примеру. Канцелярия Ягайло едва успевала издавать документы, определяющие права и обязанности новых вассалов.
Король отправил своих людей найти тело Ульриха фон Юнгингена и отвезти его в Остероде для захоронения. Позднее тело павшего Великого магистра было перевезено в Мариенбург, где и было погребено рядом с его предшественниками в часовне Св. Анны.
Генрих фон Плауэн
Ягайло и Витаутас добились триумфа, о котором едва смели мечтать. Их дед когда-то претендовал на реку Алле, которая более или менее обозначала границу между заселенными землями вдоль побережья и безлюдными местами к юго-востоку на литовской границе. Теперь же, казалось, Витаутас мог претендовать на все земли к востоку от Вислы. Ягайло был готов к осуществлению старых польских притязаний на Кульм и Западную Пруссию. Однако именно в тот момент, когда победители праздновали свой оказавшийся кратковременным успех, среди тевтонских рыцарей нашелся единственный человек, чьи качества лидера и твердая воля сравнялись бы с их собственными - Генрих фон Плауэн. Ничто в его прошлой биографии не предвещало, что он станет кем-то большим, чем простым кастеляном. Но он был из тех, кто неожиданно проявляется и возвышается в периоды кризисов. Фон Плауэну было сорок лет, когда он прибыл как светский крестоносец в Пруссию из Фогтлянда, что располагался между Тюрингией и Саксонией.
На него столь большое впечатление произвели монахи-воины, что он принял их обеты бедности, целомудрия, послушания и войны против врагов Церкви. Благородное происхождение обеспечило ему офицерскую должность, и после длительной службы он был назначен комендантом замка Шветц. Этот крупный пункт находился на западном берегу Вислы к северу от Кульма и имел важное значение для защиты границ Западной Пруссии от набегов.
Когда фон Плауэн узнал о размерах поражения, постигшего орден, он единственный из оставшихся кастелянов принял на себя ответственность, выходящую за рамки обычной службы: он приказал подчиненным ему трем тысячам воинов выступить в Мариенбург, чтобы укрепить гарнизон крепости до того, как туда подойдут польские войска. Ничто другое для него в тот момент не имело значения. Если Ягайло решит повернуть на Шветц и захватит его - пусть. Своим долгом фон Плауэн считал спасение Пруссии - а это означало защитить Мариенбург, не заботясь о меньших замках.
Ни опыт, ни предыдущая служба фон Плауэна не готовили его к такому решению, ведь он брал на себя огромную ответственность и всю полноту власти. Тевтонские рыцари гордились своим неукоснительным подчинением приказам, а в тот момент было неясно, спасся ли кто-то из старших по рангу офицеров ордена. Однако в этой ситуации послушание оказалось принципом, обернувшимся против самих рыцарей: офицеры ордена не были приучены выходить за рамки данных им инструкций, особенно не рассуждать и не принимать самостоятельных решений. В ордене редко приходилось спешить - всегда было время подробно обсудить возникающие проблемы, посоветоваться с капитулом или советом командоров и прийти к общему взаимопониманию. Даже самые самоуверенные Великие магистры советовались со своими рыцарями по военным вопросам. Теперь же для этого не было времени. Эта традиция ордена парализовала действия всех уцелевших офицеров, ожидавших приказов или возможности обсудить свои действия с другими. Всех, но не фон Плауэна.
Генрих фон Плауэн начал отдавать приказы: командорам крепостей, находившихся под угрозой нападения,- «Сопротивляться!», морякам в Данциге - «Явиться к Мариенбургу!», ливонскому магистру - «Как можно скорее послать войска!», немецкому магистру - «Набрать наемников и отправить их на восток!». Традиция послушания и привычка подчиняться приказам оказались столь сильны в ордене, что его приказы выполняли!!! Произошло чудо: повсюду усилилось сопротивление. Когда первые польские разведчики приблизились к Мариенбургу, они обнаружили гарнизон крепости на стенах, готовым сражаться.
Фон Плауэн собирал людей отовсюду, откуда только мог. В его распоряжении был небольшой гарнизон Мариенбурга, его собственный отряд из Шветца, моряки из Данцига, светские рыцари и ополчение Мариенбурга. То, что горожане были готовы помогать защищать крепость, было результатом действий фон Плауэна. Один из первых его приказов был: «Сжечь дотла город и пригороды!». Это лишило поляков и литовцев укрытий и припасов, предотвратило распыление сил на защиту стен города и расчистило подступы к замку. Возможно, моральное значение его решительного поступка имело еще большее значение: такой приказ показал, как далеко фон Плауэн готов пойти для защиты замка.
Уцелевшие рыцари, их светские собратья и горожане начали приходить в себя от шока, в который их привело поражение. После того как первые польские разведчики ретировались из-под стен замка, люди Плауэна собрали внутрь стен хлеб, сыр и пиво, пригнали скот, привезли сено. Были приготовлены пушки на стенах, расчищены секторы обстрела. Нашлось время, чтобы обсудить планы обороны крепости против возможных атак. Когда 25 июля подошло основное королевское войско, гарнизон уже собрал припасов на 8-10 недель осады. Этих припасов так не хватало польско-литовской армии!
Жизненно важным для обороны замка было состояние духа ее командующего. Его гений импровизации, желание победы и неутолимая жажда мщения передались гарнизону. Эти черты характера, возможно, раньше мешали его карьере - яркий характер и нетерпимость к некомпетентности не ценятся в армии в мирное время. Однако в тот критический момент именно эти черты фон Плауэна оказались востребованы.
Он писал в Германию:
«Всем князьям, баронам, рыцарям и воинам и всем прочим добрым христианам, кто прочтет это письмо. Мы, брат Генрих фон Плауэн, кастелян Шветца, действующий на месте Великого магистра Тевтонского ордена в Пруссии, сообщаем вам, что король Польский и князь Витаутас с великим войском и неверными сарацинами осадили Мариенбург. В обороне его заняты все силы ордена. Мы просим вас, пресветлые и благородные господа, позволить вашим подданным, кто пожелает помочь нам и защитить нас во имя любви Господней и всего христианства ради спасения души или ради денег, прийти нам на помощь как можно скорее, чтобы мы могли изгнать наших врагов».
Призыв Плауэна о помощи против «сарацин», возможно, был гиперболой (хотя некоторые из татар и были мусульманами), но тем не менее апеллировал к анти-польским настроениям и побуждал к действию немецкого магистра. Рыцари начали собираться у Ноймарка, где бывший протектор Самогитии Михель Кюхмайстер сохранил значительные силы. Офицеры ордена спешно рассылали извещения, что орден готов принять на военную службу любого, кто сможет приступить к ней немедленно.
Ягайло надеялся, что Мариенбург быстро капитулирует. Повсюду в других местах деморализованные войска ордена сдавались в плен при малейшей угрозе. Гарнизон Мариенбурга, убеждал себя король, поступит так же. Однако, когда крепость, вопреки ожиданию, не капитулировала, королю пришлось выбирать между плохим и худшим. Он не хотел идти на приступ, но отступление стало бы признанием поражения. Так что Ягайло приказал начать осаду, ожидая, что защитники сдадутся: сочетание страха смерти и надежды на спасение было серьезным стимулом для почетной капитуляции. Но король быстро обнаружил, что у него не хватает сил осаждать столь большую и хорошо спроектированную крепость, как Мариенбург, и одновременно посылать к другим городам войска в количестве, чтобы те капитулировали. В распоряжении Ягайло не было и осадных орудий - он не приказал вовремя отправить их вниз по Висле. Чем дольше его войско стояло под стенами Мариенбурга, тем больше времени было у тевтонских рыцарей, чтобы организовать оборону других крепостей. Трудно судить короля-победителя за его ошибки в расчетах (что бы сказали историки, если бы он не попытался ударить прямо в сердце ордена?), но его осада провалилась. Польские войска восемь недель пытались взять стены замка, используя катапульты и пушки, снятые со стен близлежащих крепостей. Литовские фуражиры жгли и разоряли окрестности, щадя только те владения, где горожане и знать поспешили предоставить им пушки и порох, еду и фураж. Татарская конница носилась по Пруссии, подтверждая во всеобщем мнении, что репутация свирепых варваров ею вполне заслужена. Польские войска вошли в Западную Пруссию, захватив много замков, оставшихся без гарнизонов: Шветц, Меве, Диршау, Тухель, Бютов и Кенитц. Но жизненно важные центры Пруссии - Кенигсберг и Мариенбург остались в руках ордена. В литовских войсках вспыхнула дизентерия (слишком много непривычно хорошей еды), и наконец Витаутас заявил, что уводит свою армию домой. Однако Ягайло был исполнен решимости оставаться, пока не возьмет замок и не захватит его командующего. Ягайло отказался от предложений мирного договора, требуя предварительной сдачи Мариенбурга. Король был уверен, что еще немного терпения, и в его руках будет полная победа.
Тем временем войска ордена уже двигались в Пруссию. Ливонские отряды подошли к Кенигсбергу, высвободив силы Прусского ордена, находившиеся там. Это помогло опровергнуть обвинения в измене: ливонских рыцарей порицали за то, что они не нарушили договор с Витаутасом и не вторглись в Литву. Это, возможно, заставило бы Витаутаса послать войска для защиты границы. На западе венгерские и немецкие наемники спешили в Ноймарк, где Михель Кюхмайстер формировал из них армию. Этот офицер до сих пор оставался пассивным, слишком беспокоясь о взаимоотношениях с местной знатью, и не рисковал выступать против Польши, но в августе он направил небольшое войско против отряда поляков, примерно равного по численности силам Кюхмайстера, одолел их и захватил вражеского командующего. Затем Кюхмайстер двинулся на восток, освобождая один город за другим. К концу сентября он очистил Западную Пруссию от вражеских войск.
К этому времени Ягайло уже был не в силах продолжать осаду. Мариенбург оставался неприступным, пока его гарнизон сохранял свой боевой дух, а фон Плауэн заботился о том, чтобы его наспех собранные войска сохраняли желание сражаться. Более того, гарнизон замка был воодушевлен уходом литовцев и новостями о победах ордена. Так что, хотя запасы и истощались, осажденные черпали свой оптимизм из добрых вестей. Их подбадривало и то, что их ганзейские союзники контролируют реки. Тем временем польские рыцари побуждали короля возвращаться домой - срок, который они должны были служить по своим вассальным обязанностям, давно истек. В польской армии не хватало припасов, среди воинов начались болезни. В конце концов, Ягайло не оставалось ничего иного, кроме как признать, что средства защиты по-прежнему торжествуют над средствами нападения: кирпичную крепость, окруженную водными преградами, можно было взять лишь длительной осадой, и даже тогда, вероятно, лишь с помощью счастливого стечения обстоятельств или предательства. У Ягайло же в тот момент не было ни сил, ни провианта для продолжения осады, да и в будущем не было на это надежды.
После восьми недель осады, 19 сентября, король дал приказ к отступлению. Он возвел хорошо укрепленную крепость возле Штума, к югу от Мариенбурга, снабдил ее многочисленным гарнизоном из своих лучших войск и собрал там все припасы, что мог набрать по окрестным землям. После чего Ягайло приказал сжечь все поля и амбары вокруг новой крепости, чтобы затруднить тевтонским рыцарям сбор провианта для осады. Удерживая крепость в самом сердце Пруссии, король надеялся оказывать давление на своих врагов. Существование крепости также должно было ободрить и защитить тех из горожан и землевладельцев, которые перешли на его сторону. По пути в Польшу он остановился у гробницы Святой Доротеи в Мариенвердере, чтобы помолиться. Ягайло нынче был очень набожным христианином. Помимо набожности, сомнения в которой возникали из-за его языческого и православного прошлого и которые Ягайло старался всячески искоренить, ему нужно было продемонстрировать общественности, что он использовал православные и мусульманские войска лишь как наемников.
Когда польские войска отступили из Пруссии, история повторилась. Почти за два века до этого именно поляки несли на себе бремя значительной части сражений, но тевтонские рыцари постепенно завладели этими землями потому, что как тогда, так и теперь слишком мало польских рыцарей желало остаться в Пруссии и защищать ее для своего короля. У рыцарей ордена терпения было больше: благодаря этому они пережили катастрофу при Танненберге.
Плауэн отдал приказ преследовать отступающую вражескую армию. Ливонские войска двинулись первыми, осадив Эльбинг и вынудив горожан сдаться, затем направились на юг в Кульм и овладели там большинством городов. Кастелян Рагнита, чьи войска контролировали Самогитию во время Грюнвальдской битвы, направился через центральную Пруссию к Остероде, один за другим захватывая замки и изгоняя с земель ордена последних поляков. К концу октября фон Плауэн вернул почти все города, кроме Торна, Нессау, Рехдена и Страсбурга, находящиеся прямо на границе. Даже Штум был взят после трехнедельной осады: гарнизон сдал замок в обмен на право свободного возвращения в Польшу со всем имуществом. Худшие дни рыцарей, казалось, миновали. Фон Плауэн спас орден в самый отчаянный момент. Его отвага и целеустремленность вдохнули эти же чувства в остальных рыцарей, превратив деморализованные остатки уцелевших в проигранном сражении людей в настроенных на победу воинов. Фон Плауэн не верил, что единственная проигранная битва определит историю ордена, и убедил многих в окончательной будущей победе.
Помощь с запада также подоспела на удивление быстро. Сигизмунд объявил войну Ягайло и отправил к южным границам Польши войска, которые не позволили многим польским рыцарям присоединиться в армии Ягайло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49