Кроме того, обоим приходилось беспокоиться о транспорте, запасных лошадях и скоте для пропитания. Хотя оба командующих не были новичками на войне, они впервые вели столь крупные силы, что усугубляло опасности ошибки, неправильного понимания приказов, наконец, просто паники.
Если судить их с этих позиций, оба - и Ягайло, и Юнгинген - заслуживают высокой оценки за то, как они привели свои армии к месту будущего сражения, не совершив серьезных ошибок. Обе армии были хорошо снабженными, готовыми сражаться и уверенными в своей победе. Все командиры хорошо знали противника, местность и особенности погоды, умели обращаться с техникой того времени. Эти армии не были толпами вооруженных людей. Военные традиции, личная подготовка и тренировки подразделений, опыт сражений в локальных войнах делали их грозными противниками. Ни в одной из армий не было разногласий в командовании, ссор между отдельными частями, эпидемий или излишней нервозности перед сражением. Эти проблемы существовали, но были общими для обеих сторон и не заслуживали упоминания в современных им летописях. Одним словом, ни у одной из армий не было причин ожидать поражения.
Со стороны ордена каждый командор и каждый рыцарь находились в постоянной готовности к бою, насколько это было возможно. Оставалось непонятно, когда начнется сражение, как поведут себя в нем отдельные люди, как будут разворачиваться события - ибо эти неизвестности всегда присутствуют на войне. Хотя многие из воинов обеих армий участвовали в набегах и осадах, лишь у нескольких был опыт большого полевого сражения. Некоторые из крестоносцев прошли через поражение под Никополем в 1396 году, а некоторые из их противников пережили поражение на Ворскле на Украине в 1399 году, когда войско Витаутаса было почти уничтожено татарами. Но лишь эти немногие знали лично, что такое битва, в которой десятки тысяч сражающихся сталкиваются в течение нескольких минут для ожесточеннейшего боя.
Только они знали, что такая битва - это xaос, поражающий воображение. В таком бою командующие не могут поддерживать связь с большинством своих частей. Движение войск сдерживается огромным числом людей и животных на поле боя. Чувства человека глушатся шумом, пороховым дымом и пожарами, пылью, поднятой копытами коней. Людей мучает жажда от возбуждения и стресса, так же как и от жары и тяжести доспехов. Люди в такой битве испытывают иррациональную тягу снять хоть как-то это напряжение - либо бежать, либо бросаться в бой. Нужно помнить, что военный опыт большинства рыцарей и оруженосцев ордена ограничивался тренировками и немногочисленными мелкими стычками - между орденом и литовцами не было крупной войны уже сорок лет, а между орденом и поляками - почти восемьдесят. Лишь немногие опытные рыцари имели за плечами опыт небольших войн в Самогитии, кампании на Готланде и вторжения 1409 года в Польшу.
Во всей Европе в эти годы было много кампаний, но мало сражений. Как ветераны, так и новички находили утешение в болтовне, хвастовстве, молитвах и пьянстве.
У литовцев было больше опыта, но в ведении войны с другими противниками - с татарами в степях и русскими в их лесах. Литовцы ездили на невысоких конях и носили легкие русские доспехи. Они были недостаточно защищены для сражения «лоб в лоб» с большим войском западных рыцарей, но равнялись противникам в своей гордости и уверенности в успехе. Память о поражении Витаутаса на Ворскле меркла перед последовавшими успешными кампаниями против Смоленска, Пскова, Новгорода и Москвы. С 1406 по 1408 год Витаутас три раза водил войско против своего зятя Василия Московского, один раз даже осадив московский Кремль, и наконец заставил Великого князя Руси принять мир на условиях возвращения к границам 1399 года. Сильной стороной литовской конницы была ее способность проходить по пересеченной местности, которую противники могли счесть непроходимой; слабой - неспособность выстоять против лобовой атаки тяжелой рыцарской кавалерии (литовцы рассчитывали, что татарские разъезды не допустят такой «неожиданности»).
Польская кавалерия была более многочисленна, лучше вооружена и лучше готова к генеральному сражению с немецкими рыцарями, но полякам не хватало уверенности в том, что они способны выстоять в бою против ордена. Современник тех событий польский историк Длугож жаловался на ненадежность польских рыцарей, их жадность к добыче и склонность впадать в панику. Большая часть польских рыцарей - не менее 75 процентов - пренебрегала доспехами ради подвижности и удобства, но и их вооружение было ближе к западным образцам, чем у литовцев. В этом плане они ненамного отличались от большей части войск ордена - легкой кавалерии, приспособленной к местным условиям. Что касается оставшейся четверти, многие из них носили пластинчатые доспехи и предпочитали копью арбалет, так же как и большинство в тяжелой кавалерии ордена. Слабость поляков была в плохой подготовке и отсутствии опыта - многие из польских рыцарей были «любителями», землевладельцами, годами сидевшими в своих поместьях, и совсем молодыми людьми, они были непрофессионалами, знавшими, что им предстоит столкнуться с лучшими воинами христианского мира. Хотя некоторые из польских дворян служили ранее под знаменами короля, кажется, к этой кампании он привлек силы в основном с севера страны, а ведь именно рыцари южной Польши в первую очередь служили ему в кампаниях в Галиции и под Сандомиром. Ягайло мог бы призвать и больше рыцарей, но у него не хватало ни места в лагере, ни продовольствия. Массы плохо обученных и почти не подготовленных крестьян-ополченцев были гораздо удобнее для управления: их знатные господа могли не заботиться о своих ополченцах, полагая, что те как-нибудь прокормят себя сами и смогут ночевать у костров, невзирая на погоду. Хотя польза от этих ополченцев в бою была невелика - в лучшем случае они могли на какое-то время отвлечь противника, позволяя своей кавалерии сманеврировать или отступить,- их можно было посылать грабить деревни, решая проблему снабжения армии продовольствием. А дым от сжигаемых ими деревень вводил противника в заблуждение о месте расположения основных сил королевской армии.
Сама численность армий Ягайло и Витаутаса должна была создавать серьезные проблемы для арьергарда. Когда тысячи лошадей проезжали по дорогам, жидкая грязь в низинах затрудняла движение и становилась практически непроходимой для телег. Хуже того, чем более многочисленны и измотаны войска, тем легче они поддаются необъяснимым приступам паники. Донесения разведчиков были ненадежны: вокруг было слишком много лесов, рек и вражеских разъездов. Но король с советниками, неважно, насколько в реальности измотанные, нервные или неуверенные, не имели права на любое выражение нерешительности или страха. Ему нужно было постоянно выглядеть спокойным и уверенным: в этом сами черты характера Ягайло сыграли в его пользу. Не употребляющий алкоголя, он постоянно оставался трезвым, а его поведение выражало полную уверенность в себе. Страсть к охоте подготовила короля к многочасовому пребыванию в седле. В густых лесах Добрина и Плоцка он чувствовал себя как дома. Витаутас, сильно отличаясь от Ягайло, служил тому прекрасным дополнением. Энергичный и вдохновляющий лидер, который, казалось, мог находиться везде одновременно, презирающий трудности, свой среди воинов… Никто из польско-литовской армии не мог пожаловаться, что их командующие не знакомы с жизнью простых воинов и опасностями лесов или что они не делят со всем войском трудности и лишения.
Такая необходимость постоянно держать под контролем действия войска таила опасность - любую армию на марше может задержать река или узкий проход между озерами или болотами, даже в отсутствии неприятеля. Командующему приходится в такой ситуации отдавать приказы, практически любые, даже просто «сесть и отдыхать», лишь бы только не показать неспособность командовать. Такие обстоятельства, дополненные усталостью, жаждой и тревогой, часто приводят к поспешно отданным приказам атаковать или, наоборот, отступить, которые войска не могут эффективно выполнить. Короче говоря, обстоятельства могли принудить короля сделать плохой выбор, а спешка могла привести к худшему выбору из возможных вариантов. Ягайло, конечно же, понимал это, так как он вел не первую в своей жизни камланию. Однако доныне ему приходилось только заставлять противника отступать перед его превосходящими силами или осаждать крепости. Его целью всегда было вынудить противника к переговорам и открыть дорогу дипломатии. Сейчас же он вел огромную армию для боя с противником, которого они до сих пор не видели, чтобы сразиться, если на это пойдет вражеский командующий, в ожесточенной битве на территории противника.
Ягайло, видимо, сделал остановку на реке Дрвенце перед тем, как вступить на территорию Пруссии. Он не хотел рисковать, переходя реку через единственный брод в виду у хорошо укрепившегося противника. В то же время он не хотел двигаться на восток вверх по течению: хотя в верхнем течении река не представляла собой серьезного препятствия, эта местность была очень лесистой - здесь, еще сохранялись остатки древних пущ. Кроме того, хотя за прошедший век тевтонские рыцари основали в этих холмистых краях много деревень, дороги, соединяющие их, были узкими и извилистыми. Петляя среди холмов и болот, эти дороги могли завести чужеземцев в чащобы. Местные жители прятались в лесах или укреплениях. И хотя многие из них говорили по-польски (в те дни иммигранты не подвергались такому языковому влиянию, как в наше время), они были на стороне ордена, и уж точно никто из них не хотел попасть в руки разведывательных отрядов Витаутаса, часто состоящих из внушавших ужас татар. Эти отряды старались нащупать пункты обороны и найти пути их обхода. Заставлять крестьян давать информацию или служить проводниками было частью войны. Горящие деревни отмечали продвижение конных разъездов. Хотя две армии, стоявшие друг напротив друга возле брода, почти не могли ничего видеть из-за лесов, они узнавали друг о друге из-за поднимавшихся столбов дыма.
Впрочем, такая тактика разорения местных деревень, грабежа и террора была слабым отголоском того поведения, которого когда-то придерживались поляки: длительный период мира смягчил нравы этих «воинов-любителей». Уже вскоре польские рыцари жаловались Ягайло на поведение союзников: те, особенно татары, волокли в свои шатры женщин и насиловали их, убивали крестьян, говоривших по-польски, бесчеловечно обращались с пленниками. В конце концов, королю пришлось отпустить часть пленных и приказать степным всадникам избегать подобной практики в будущем. Такой приказ был не в его интересах - надежда короля на то, что Юнгинген ослабит свои позиции, основывалась именно на причинении вреда близлежащим областям, чтобы вынудить Великого магистра послать войска на защиту местных жителей. Впрочем, вскоре Ягайло и Витаутас осознали, что Юнгинген был слишком хорошим командующим, чтобы распылять свои силы в критический момент.
Ягайло был огорчен подобным поворотом дел, но не желал ни позволить войне закончиться из-за пустых желудков его солдат, ни посылать их на убой, форсируя какую-нибудь безвестную речку. Пока было неясно, сможет ли он двинуться на восток через леса, болота и чрезвычайно сложную систему озер без того, чтобы позволить Великому магистру легко блокировать польско-литовскую армию. Подобное ожидание было единственно возможным. В конце концов, эта земля была почти родной для ордена, и тот просто обязан был за прошедшие годы построить здесь хоть какие-нибудь дороги. А если так, почему же они не пользуются ими, чтобы тревожить тылы поляков?
Юнгинген, со своей стороны, не казался слишком озабоченным фланговыми маневрами поляков. Тевтонские рыцари из близлежащих монастырей часто охотились в этих лесах и хорошо знали каждую деревню, поле и лес, а также знали, как многочисленные длинные, узкие и извилистые озера могут сковывать действия вторгшейся армии. Польские и литовские разведчики дни напролет искали пути через окружающие леса и пока не находили ни одного подходящего. Уверения местных проводников, бесспорно служивших в войсках ордена, что местные дороги непроходимы для сколько-нибудь крупного войска, вероятно, внушили Юнгингену большую, чем следовало, уверенность в превосходстве его стратегической позиции.
Эта чрезмерная уверенность и стала причиной последующих событий. Когда литовские разведчики доложили, что обнаружили несколько дорог, ведущих к Остероде, по которым было возможно провести армию, если выступить до того, как немцы узнают об этом,- король и Великий князь действовали быстро.
Ягайло посоветовался со своим малым советом, а затем отдал приказ готовиться к тайному ускоренному маршу к востоку и на север вокруг укрепленных позиций ордена. Он назначил каждому отряду его место на марше и велел всем беспрекословно слушаться двух проводников, которые знали местность. Королевский трубач должен был отдать сигнал к выступлению утром: до этого часа никто не должен был создавать шума или иным образом выдавать планы короля. Если бы армия не смогла внезапно и быстро выступить в поход, замысел короля провалился бы.
Тем временем Ягайло еще раз отправил герольда в немецкий стан попытаться решить спор мирным путем. Вполне правдоподобно, что это могло быть как обманным маневром, чтобы убедить Великого магистра, что король находится в отчаянном положении, так и формальным способом убедить посланников из других держав, что Ягайло действительно желает закончить войну без дальнейшего кровопролития. Трудно представить, какие условия показались бы Юнгингену приемлемыми в этой ситуации, но Великий магистр тем не менее собрал на совет своих офицеров: за единственным исключением, они проголосовали за войну вместо переговоров.
Подобные действия Ягайло могли лишь укрепить чрезмерную уверенность Великого магистра в том, что он владеет ситуацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49