– Да. А тебе не кажется это странным? Я имею в виду: раздеться, лечь в кровать, а потом встать и покончить с собой.
Слайдер покачал головой.
– Но и нельзя сказать, что это совершенно невозможно. Разделся, как обычно, перед сном, лег в постель, но заснуть никак не удавалось – в голову лезли всякие мысли, прокручивались там бесконечное число раз, пока он наконец не решил, что с него достаточно и нужно разом со всем покончить. Откинул простыню, встал с кровати...
– И кое-как нацарапал предсмертную записку, – подсказал Атертон, оборачиваясь в сторону стола.
Слотер действительно оставил там записку, в вертикальном положении, прислонив ее к портрету матери. Чистого листка бумаги, по-видимому, под рукой не оказалось, и он использовал обратную сторону рекламной листовки: «ЛЕДИ! Вы имеете право на БЕСПЛАТНЫЙ вход в нашу дискотеку каждую пятницу и субботу, после девяти часов вечера».
«Я его убил, потому что сильно разозлился», – сообщал человек, не имевший, судя по исключительно корявому почерку, никаких навыков письма. «Не могу больше жить. Господи, прости меня».
Слайдер опять, но на этот раз более пристально, оглядел комнату. Ах, вот и карандаш на полу, прямо под столом. Должно быть, скатился со скатерти и упал. Не карандаш, а точнее сказать, карандашик, тоненький и с пластмассовым колпачком – такие обычно бывают в конце блокнотов, зацепленными за обложку. Кончик грифеля в точности соответствует толщине линий в записке. Ну, кажется, тут все в порядке.
– На нем должны быть отпечатки пальцев. И записку тоже возьми. Да, и нож, разумеется, – сказал Слайдер.
Но все-таки нельзя было избавиться от ощущения какого-то несоответствия. Слайдер еще не нашел для себя ответ, чем именно оно было вызвано, но что-то...
– Но это уж само собой, – сказал Атертон. – Фотосъемка, дактилоскопия, вскрытие – все, как по кругу. А первое впечатление такое, – что здесь все довольно естественно.
– Да, – сказал Слайдер.
Атертон взглянул на него с большим вниманием.
– А у тебя как, все в порядке, шеф?
Слайдер сделал над собой усилие, чтобы выглядеть бодрее.
– Устал только немного, – сказал он. – Думал, что просто так мне ни за что не уснуть, и выпил целый стакан виски. А тут как раз и позвонили.
– На твоем месте, я бы, наверно, сделал бы то же самое, – сказал Атертон.
– Слушай, давай сейчас спустимся вниз, – надо обязательно переговорить с Мэнди и с этой... как ее там?
– Морин О'Рурк. Но не стоит особо доверять ее очень островной фамилии – более местного, чем у этой девушки, выговора я еще не встречал. А лексикон... Она не говорит, а буквально режет.
Слайдер в последний раз посмотрел на обтянутую пижамой грузную фигуру Ронни, лежавшую, будто это был какой-то куль, под умывальником, и вновь, прежде всего отметил его растрепавшиеся волосы на затылке и как бы упрекавшие весь свет босые ступни, узловатые и бледные, как клубни прошлогоднего картофеля.
– Но и тебе следует более тщательно подбирать слова, – сказал Слайдер.
* * *
Когда они, одинаково изможденные и с синими кругами под глазами, выбрались наконец из участка, начинался уже новый день. На улице было тесно от спешившего на работу народа и припаркованных у дверей магазинов автофургонов. Если судить по его внутреннему ощущению, голова Слайдера была налита свинцом, тогда как тело – почти невесомо. Но он боролся с усталостью и знал, что в конце концов ее победит, потому что по опыту ему было известно, что в его нынешнем состоянии он мог бы, при необходимости, проработать еще целые сутки. Тревожило совсем другое – именно, его предстоящее возвращение домой, в Рюислип. А любая мысль о доме в его мозгу в последнее время непосредственно ассоциировалась с тем положением, которое сложилось в его личной драме.
Находившийся рядом Атертон по выражению лица и неуверенной походке Слайдера сразу обо всем догадался и, решив, что нужна его помощь, сказал:
– А что, если мы позавтракаем у меня? Не хочу навязывать свое мнение, но мне кажется, что завтрак будет совсем не плохой. Яичный омлет с беконом. Тебе ведь нравится, как я взбиваю яйца. А еще у меня есть в самом деле очень хорошие сосиски из магазина, что на углу Смитфилд Маркит. Как же они называются-то?..
– Так и называются: «сосиски», – услышал Слайдер свои слова, как бы долетевшие до него с расстояния в сто ярдов.
– Точно. Я их набрал там в прошлый раз целую кучу. В состав входят свинина и яблоки. Ты будешь рыдать от удовольствия, когда попробуешь это чудо. Ну так как, ты уже соглашаешься? Вот увидишь, это будет настоящий пир. – Атертон заметив по выражению лица Слайдера, что он никак не решится, обронил, как бы невзначай: – Пока я буду готовить, ты успеешь заварить кофе. По части кофе я перед тобой пасую.
Шито белыми нитками, – улыбнулся про себя Слайдер. Его собственный голос, звучавший во внутренней речи, доносился теперь до него с расстояния, равного половине пути до Брайтона.
– Конечно, соглашаюсь. Спасибо.
* * *
Атертон начал с того, что заварил кофе, чтобы Слайдер мог попивать его, сидя на высоком стуле в кухне с примостившимся у него на коленях и притворно урчавшим Эдипусом, и дожидаться, когда будет готово все остальное. Вообще-то, Слайдер успел отвыкнуть от этого напитка, он пил в основном чаи, с тех пор как произошел повсеместный – ив барах, и в его собственном доме – переход на растворимый кофе, поэтому, отхлебнув пару раз из предложенной Атертоном чашечки, он ощутил такой же внезапный прилив бодрости, как после внутривенной инъекции бензедрина.
Разговор, за небольшим исключением, шел все время о событиях минувшей ночи.
– Вот и настал наконец тот момент, когда мы должны признать, что у нас в деле нет ни жертвы, ни подозреваемого, – сказал Атертон, разбивая яйца и выливая в миску их содержимое. – В такой ситуации, сколько не старайся, все равно с места не сдвинешься.
– Бэррингтон очень недоволен, – сказал Слайдер. – Но в конце концов мы поступили, как ему хотелось: отпустили Слотера, чтобы он сам мог выдать себя с головой каким-нибудь опрометчивым шагом.
– А он эту голову чуть сам себе не отрезал.
– Сам ли?
– А почему бы и нет, – сказал Атертон. – Разве мало было у него причин, чтобы решиться на самоубийство?
– Значит, ты теперь придерживаешься противоположного мнения, – отметил Слайдер.
– Ты сам способствовал этому, стараясь рассеять мои подозрения. К тому же, ни Мэндй, ни Морин ничего не слышали. Не думаю, что если бы кто-то попытался расправиться со Слотером, вытащив перед тем его из постели, ему бы не оказали никакого сопротивления. Голос-то он, по крайней мере, подал бы.
– А что, если его парализовал страх? Можно допустить и то, что он хорошо знал убийцу и доверял ему. Предположим, он поднялся с кровати, пошел к умывальнику, чтобы набрать воды и приготовить для гостя кофе, а тот тихонько подобрался к нему сзади и перерезал ему горло, прежде чем он смог заподозрить неладное.
– Да, в таком случае нападавший непременно бы действовал со спины, – чтобы инсценировать самоубийство, – согласился Атертон. – Но и тогда бы Мэнди что-нибудь услышала. Она же сама рассказывала, как шаги и топот во время ссоры с Неманом доносились сквозь потолок до ее слуха.
– Согласен. Хотя ей ничего не было слышно, когда Ронни рухнул на пол – не важно в данном случае, было то следствием нападения или самоубийства. А если еще принять во внимание, что они с Морин...
– Да, – нахмурил брови Атертон. Выдвинув из электрогриля противень с сосисками, он стал вилкой переворачивать их на другой бок. Аппетитнейший аромат волной пошел по кухне, и Эдипус рефлективно вонзил когти Слайдеру в колено. – А потом у нее ведь и радиоприемник был включен, если я не ошибаюсь. Но главное – не это. Послушай, если Ронни действительно убили, то его убийца, прежде чем покинуть дом, должен был спускаться по лестнице, и в этом случае кто-нибудь непременно услышал бы его шаги.
– Возможно, они были достаточно громкими, чтобы их услышали, но это не значит еще, что они привлекли чье-то внимание. В этом доме гости бывают так часто, что там, можно сказать, постоянно кто-то поднимается или спускается по лестнице. Ему оставалось дождаться только подходящего момента...
– И он мог выйти из дома раньше, чем Мэнди побежала наверх?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Слайдер. – Прежде чем кровь начала просачиваться вниз, прошло какое-то время. И Мэнди не сразу перешла к решительным действиям: сначала рассматривала свой потолок, потом дала волю эмоциям.
Атертон на минуту задумался.
– А как убийца проник в дом? Здесь такой электронный замок, который не открыть с помощью кредитной карточки.
– Либо позвонив в комнату Ронни – если они были знакомы, – либо дождавшись кого-нибудь у дверей, хотя я сомневаюсь, что он стал бы подвергать себя риску быть опознанным.
– Но в тот вечер Мэнди не слышала, чтобы кто-то звонил Ронни, а на наш с тобой звонок, когда мы были тут первый раз, среагировала сразу.
– Она ждала тогда клиента. А вчерашний вечер клиент был у нее, сопел ей в ухо и напрягал пружины матраса. В таком положении она вообще не могла бы слышать никакой посторонний звук, – конечно, если бы это не был шум от самосвала, въезжающего в комнату через пролом в стене.
– Х-м-м. – Атертон доводил смесь из яичных желтков с белками до требуемого состояния приправой из острого перца и легким подрагиванием руки в запястье. Восхищаясь являемым ему чудом, Слайдер окончательно отрешился от тяготивших его забот. Вся ответственность в данный момент лежала исключительно на сержанте. Мозг Слайдера пребывал в том же состоянии, что и автомобиль, пущенный накатом, и все виделось им с той беспредельной ясностью, которая достигается лишь при бессоннице.
Атертон прибавил еще щепотку тертого мускатного ореха и выплеснул все на разогретую сковороду.
– Итак, будем исходить из того, что это было умышленное убийство. В этом случае преступник, даже если он наносил рану из-за спины, должен был запачкать кровью жертвы хотя бы одну руку до запястья. Выйдя на улицу, он мог бы привлечь чье-то внимание.
– Перчатки с крагами, – сказал Слайдер. – Мотоциклетные перчатки – вот что бы надел я, окажись в подобной ситуации. Они своими длинными раструбами закрывают руку аж до середины предплечья.
– А человек, идущий по улице в таких штуках, разве не вызовет подозрений?
– Не вызовет... если будет не идти, а ехать на мотоцикле. Но возможен и другой вариант. Перчатки были в сумке. Он надел их перед тем, как совершить убийство, а потом положил обратно.
– Нет вопроса, на который бы ты тут же не нашел ответ, – невольно улыбнулся Атертон. – Но какой от этого прок, если Бэррингтон уже обеими руками ухватился за версию о самоубийстве...
– Но, в принципе, это возможно?
– У нас нет ни одного факта, который бы говорил о противном.
– За исключением записки, – сказал Слайдер. – Кое-что меня в ней смущает. К примеру, откуда взялась у него эта листовка?
– Из почтового ящика при входе в дом. Такие вещи каждый божий день приходится вынимать буквально всем.
– Но рекламу дискотек обычно подсовывают под дворники на ветровом стекле автомобиля.
– Возможно, ты прав. А может быть, и нет.
– И тоже: карандаш... откуда он у него? Ведь в комнате не обнаружено ни одного блокнота.
– Где-нибудь подобрал, – предположил Атертон. – Его могли обронить где-нибудь: на улице, в автобусе, в его баре... на лестнице.
– Да, – с грустью в голосе признал Слайдер. – Карандаш у него мог быть.
Атертон взглянул на него вопросительно.
– Но все же, мне кажется, ты не допускаешь такой возможности.
– Не знаю почему, но у меня есть большие сомнения насчет всего этого. Предсмертная записка, и то, как ему не хотелось уходить от нас. По-моему, он предвидел, чем для него все может кончиться.
– Ну хорошо. Пусть это будет убийство. Тогда кто? И почему?
– Леман, возможно. Какой бы характер не носила его «работа», из-за которой он вынужден сейчас скрываться, она, хоть каким-то боком, но все же должна касаться рыбно-чипсового бара «Дейв». И я склонен предположить, что убийство Слотера было ее частью.
– Допустим, что так. Но в этом случае возникает естественный вопрос: для кого она делается? – сказал несколько расстроенный Атертон.
– А это означает, что мы ни на шаг не приблизились к разгадке.
– Есть еще вариант. Положим, Слотеру отомстили за смерть человека, убитого им в баре. Известно, что ревность в среде гомосексуалистов может приводить иногда к ужасным последствиям. Нужно разыскать кого-нибудь из его бывших партнеров, выяснить с его помощью, кого еще Слотер знал, а потом проверить, не пропал ли кто из них.
– Ничего себе занятие! Прослеживать цепочки анонимных связей по всем тусовкам геев в Лондоне – это ж на всю оставшуюся жизнь, – сказал Атертон. Но никакой реакции не последовало. Он несколько мгновений смотрел на Слайдера в надежде, что тот что-нибудь скажет, но, ничего так и не дождавшись, только пожал плечами. – Завтрак готов... Хочешь еще кофе?
* * *
От той необыкновенной вкусноты, которым отличались приготовления Атертона, Слайдер окончательно ожил. Его мозг опять функционировал в нормальном режиме, а от оцепенения, произошедшего вследствие размолвки с Джоанной, не осталось и следа.
Атертон, не спешивший расстаться с последним кусочком намазанного мармеладом тоста, осторожно поинтересовался:
– Она и в самом деле так думает?
– Похоже, что да. Она ни за что не стала бы говорить такие вещи, чтобы просто произвести эффект.
– Нет, я совсем не думаю, что стала бы, – протянул Атертон. – Что ты, короче, собираешься делать дальше?
– Что буду делать?.. Продолжать. – Он играл лежавшим у него на тарелке столовым ножом, заставляя его вращаться по кругу подобно секундной стрелке часов. – Я сам не воспринимаю это, как что-то окончательное. Трудно поверить, что я никогда больше ее не увижу.
– Я тоже, – поддержал Атертон. – Можно, наверно, как-то все разрешить.
– Тот способ, о котором ты думаешь, ее не устраивает. И Джоанна права. Но, с другой стороны... – Он нахмурил брови, задумавшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50