– А во вторник? Вы видели, как он выходил из дома во вторник?
– Я только слышала, как он спускался вниз и еще так насвистывал. Потом вышел на улицу и хлопнул дверью. Нашей дверью надо стукнуть как следует – иначе ее не закроешь.
– Но чтобы он в тот день возвратился к себе из бара, этого никак не было слышно, – сказал Гарри.
– И когда я вышла с собакой, света наверху не было, – добавила Бет.
– Не то, чтобы шаги, даже шорохов никаких над головой уловить нельзя, с того самого дня. А вчера утром приходил контролер, снять показания с газового счетчика, дверь оказалась заперта, он так и ушел ни с чем. Я сказал тогда Бет, по-моему, он сделал ноги. Правда, Бет?
Но ее глаза снова были устремлены на волшебный экран. Молодая блондинка, подбоченившись, смело бросала в лицо онемевшему от растерянности молодому человеку все, что она о нем думает, а онемевший от растерянности молодой человек, с мрачной физиономией, весь вдавился в спинку софы и ждал, когда ему дадут возможность сказать то-нибудь в свое оправдание. Пес на кухне достиг пика истерики и царапался в дверь. Гарри прикуривал новую сигарету от остатка предыдущей, а слоистый табачный дым заполнял уже все пространство от потолка до бельевых веревок.
– Разрешите мне воспользоваться вашим телефоном, – сказал Слайдер.
* * *
Хозяином бара «Зеленый уж» был длинный, тощий и угрюмый на вид господин. Его черные крашеные волосы располагались на голове отдельными непослушными прядями. Лицо было землистого цвета, нос в синих прожилках, взгляд воспаленных глаз отдавал желтизной, а когда он что-нибудь произносил, то совсем не шевелил губами, как будто боялся, что стоит их немного раздвинуть, как будет утеряна частица его драгоценного дыхания.
– Мне он с самого начала не понравился, – заявил он. – А в чем его обвиняют?
– Пока ни в чем, насколько мне известно, – парировал Слайдер. – Так что же вас не устраивало?
– Умный уж чересчур. Одним словом, студент. Я и не рассчитывал, что он тут долго протянет.
– Так он в колледже учится?
– Нет, я хотел сказать «похож на студента». Строит из себя всезнайку и разговаривает как-то слишком учтиво. Я сразу подумал, этот у нас не приживется. Не захочет свои руки марать. Но он так жаждал получить работу, что я поневоле уступил.
– Скажите, во вторник он пришел без опоздания?
– «Пришел», как же... Прекрасно помню, как он застал меня врасплох, попросив отпустить его пораньше. Надо, мол, ехать в Хитроу встречать сестру, которая вечером должна прилететь. Ну, у нас было спокойно, я не стал возражать, хотя сомнения, конечно, были. Знакомые штучки, подумал я, и не ошибся. Он ушел отсюда в полдесятого, и с тех пор я его больше не видел.
– То есть он перестал приходить на работу?
– У него больше нет работы, – желтоватые глаза с вызовом посмотрели на Слайдера. – Он получит полный расчет и может забрать деньги, когда захочет. – Сказав это, хозяин, по-видимому, тут же упрекнул себя за излишнюю любезность и еще плотнее сжал губы, отчего его вид стал совсем непреклонным. – Узнаешь птицу по полету, а этот парень исправил наш видеомагнитофон, который уже две недели никто не мог починить. Что, вообще, такому человеку делать за стойкой бара? Я знал, что он у нас не останется.
* * *
Когда Слайдер снова оказался у особнячка, туда же прибыл и Атертон.
– Кто из нас займется замком? – величаво поинтересовался тот.
– Зачем спрашиваешь, дорогой, когда у тебя это так прекрасно получается, – сказал Слайдер.
– Ох, не миновать мне беды, и все по твоей милости, – пробурчал Атертон, согнувшись над замочной скважиной.
Оказавшись внутри дома, Слайдер и Атертон немедленно приступили к его осмотру, и пока они ходили по второму этажу, Слайдер делился сведениями, добытыми им за день. Квартира оказалась небольшой по размерам, но основательно загаженной, как и подобает быть дешевой меблирашке. Обои ужасные, ковры еще более ужасные, мебель ужаснее всего. Дверь внизу открывалась на узкую лестницу, ступеньки которой прямо от порога круто уходили вверх. В конце пролета находилась тесная промежуточная площадка, где было царство всевозможных счетчиков и щитков с предохранителями. Создавалось впечатление, что все это хозяйство когда-нибудь непременно рухнет вниз, оторвавшись от стены вместе с кусками штукатурки. Пустующий дверной проем давал возможность беспрепятственно пройти в помещение, бывшее когда-то ванной комнатой, а в настоящее время используемое как кухня. Правда, здесь же были и рукомойник, ванна и унитаз, которые едва удалось втиснуть в узкое пространство, оставшееся после того, как ванную комнату перегородили пополам. Четырьмя ступеньками выше находились две комнаты. Первоначально они задумывались как спальни, но со временем одна из них превратилась в гостиную.
В комнатах обнаруживалась масса признаков того, что жилец собирался сюда вернуться. Постель была оставлена неубранной, так что перина выглядывала из-под скомканной простыни. Шкаф и ящики комода едва вмещали личные вещи постояльца, а было еще два чемодана, один на шкафу, другой – под кроватью. Все это заставляло поверить, по крайней мере, что жилец не съехал с квартиры, предварительно упаковав свои вещи, и можно было рассчитывать, что он здесь появится снова.
На столе в кухне стоял кофейник, там же была оставлена тарелка, усыпанная хлебными крошками, поперек тарелки столовый нож, сбоку кусочек масла, небольшая банка с джемом. Что это было – чаепитие во вторник? А в холодильнике молоко, яйца, помидоры, бекон, упаковка вареной фасоли, пакет с котлетками из баранины. Возможно, обед в среду?
В гостиной повсюду валялись газеты: «Ивнинг стандард», номер за понедельник, раскрытый на странице, посвященный объявлениям о приеме на работу, «Гардиан» за вторник. Изданный на дешевой газетной бумаге Дик Фрэнсис, раскрытый на тридцать третьей странице, лежал на полу разворотом вниз, наполовину высовываясь из-под софы. На журнальном столике полбутылки виски и стакан, в который была засунута смятая упаковка из-под чипсов, а в стеклянной пепельнице на камине темнеет яблочная кожура. Под экраном телевизора светился красный индикатор, что означало, что от сети он не отключен.
Однако все эти многочисленные свидетельства имели один общий недостаток – они были направлены не на утверждение, а на отрицание. Складывалась такая картина, что из всей возможной корреспонденции Питер Леман получал только газеты. У него не было ни дневника, ни книжки с адресами и телефонами. Из всего моря литературы он выбрал несколько каких-то бестселлеров, изданных на дешевой газетной бумаге. Питер не хранил дома никаких личных документов, писем, квитанций или чего-либо в этом роде. Отсюда можно было сделать вывод, что данная квартира служила ему не более чем временным пристанищем.
– Напоминает жилье, снятое студентом на семестр, – сказал Атертон. – Когда посещаешь такое место, то невольно представляешь себе, что где-то есть еще непременно родительский дом, а в том доме твоя собственная комната, где тебя окружают со всех сторон дорогие и милые сердцу предметы. Другими словами, я хочу знать, почему у этой квартиры такой необжитой вид?
– Но он ведь поселился тут совсем недавно, – напомнил Слайдер.
– Что же его сюда привело, вообще-то говоря? – недоумевал Атертон. – Скорее всего, дешевизна. Возможно, он поругался со своими родителями.
– Которые осудили его за гомосексуализм?
– Насчет его гомосексуализма мы пока ничего не знаем. К тому же, мы слышали про какую-то его подругу. А главное, нам до сих пор не удалось установить личность убитого. Кто это – Леман? Или тот человек, которого привел домой Слотер? А может быть, Слотер привел к себе Лемана?
– Многое нам неизвестно, и это факт, – не стал возражать Слайдер, видя что его собеседник буквально заходится от растущего в нем раздражения.
Оба почти смирились с поражением, как вдруг, внутри справочника «Лондон от А до Я», им попалась небольшая моментальная фотография, на которой был снят стройный темноволосый молодой человек в короткой футболке и джинсах. Одной рукой он обнимал молодую блондинку, которая улыбалась в объектив. На внутренней стороне обложки был также записанный карандашом телефонный номер. Слайдер позвонил по этому телефону, пока Атертон ходил вниз, к Гарри и Бет, чтобы показать им фотокарточку.
– Все в порядке, это Питер Леман. А это его девушка, она же – сестра...
– Сюзанна.
– Она самая. Ну а с номером что-нибудь получилось?
– И да, и нет, – сказал Слайдер. – Это номер таксофона из прихожей дома, где проживает Слотер.
Лицо Атертона просияло.
– В таком случае, у нас есть доказательство...
– Вольно, Атертон! Можешь расслабиться, – сказал Слайдер. – Мы ведь и так уже установили, что он знает Слотера. Вспомни, он ведь работает у него в баре.
– Проклятье! Если бы в мире существовало хоть немного справедливости, найденный нами номер принадлежал бы Сюзанне, – проговорил недовольно Атертон. – А ты себе представляешь, какое множество причин могло быть у Питера, чтобы выкинуть такой номер и не возвращаться домой?
– Главное, спокойствие. Движения должны быть размеренными. Во всяком случае, фотографией мы уже располагаем. А это, как ни как, шаг вперед.
– Но самый короткий из всех, которым ты до сих пор призывал меня радоваться, – сказал Атертон.
* * *
– О боже, какое блаженство! – прошептал Слайдер. Он постепенно приходил в себя после испытанного им острейшего наслаждения, лежа, вместе с прильнувшей к нему Джоанной, на ее старом, продавленном честерфилде. «Вторая симфония» Элгара, которую Джоанна поставила перед его приходом, близилась к финалу.
– М-м-м, – протянула Джоанна, переживавшая те же ощущения. – Знаешь, когда Барбиролли спросили, заключительные аккорды какого музыкального произведения он выбрал бы, зная, что ему никогда больше не придется дирижировать оркестром, он назвал то, что мы сейчас слушаем.
– Я отнюдь не музыку имел в виду, но если нужно, и насчет нее могу отнестись – так, кажется, в Америке говорят?
– Боже мой, я сейчас вспомнила. Когда мы выступали в Карнеги Холл, там был один человек, что-то вроде сценического директора, который, если случалась вдруг неувязка, тут же делался необычайно любезен и спрашивал скороговоркой: «Разве что-нибудь не так?». Чарли прямо зеленел от злости...
– Ты сказала: Чарли?
– Это мой партнер, мы играем за одним пюпитром. Так он, чуть что, вопит, как будто его схватили за яйца. В смысле сквернословия, у него очень низкий болевой порог.
– Вот ты у него и нахваталась.
Она резко вытянулась и поцеловала Слайдера в подбородок.
– Только не ревнуй меня к Чарли, – приказала она. – Это совсем не тот случай.
– Но я, как и всякий мужчина, теряю здравый смысл, как только об этом задумываюсь.
– Мы с ним коллеги, и больше ничего.
– А у меня Атертон в этом качестве.
– Почему же ты думаешь, что у меня нет причин ревновать тебя к Атертону? Ты ведь бываешь с ним гораздо чаще, чем со мной.
Он стиснул ее в своих объятиях.
– Я собираюсь исправить это положение.
– О, в самом деле? – сказала она насмешливо, но без огонька.
– Правда, собираюсь.
– Я верю, – сказала она. – Но только собрался ты пока не совсем. Как ты теперь будешь оправдываться? Айрин ведь больше не готовит школьный спектакль, а у детей нет ни ветрянки, ни экзаменов. – Его старые отговорки из уст Джоанны прозвучали, как вполне незатейливая ложь. – Ах да, как я забыла-то? У тебя ведь серьезнейшее расследование. Этого хватит на несколько месяцев.
– Сарказм не лучшая черта, – заметил он.
Она поцеловала его опять, признавая себя виноватой.
– Да, это так, конечно. Но я и не думала тебя обидеть. Просто захотелось услышать свой голос.
– Признаю, правда на твоей стороне. Слишком долго я заставлял тебя ждать. Но единственной причиной...
– Единственной причиной были Весы, твой знак зодиака. Тебе обязательно нужно все взвесить, оценить всесторонне, – подсказала Джоанна.
– Да какая теперь разница? Я тут размышлял накануне о нашей с тобой судьбе, и мне все вдруг показалось таким простым и ясным. Будет следствие или не будет следствия, а я обязательно поговорю с Айрин, при первой же возможности.
Джоанна пока что не могла воспринимать его слова всерьез:
– В чем же, по-твоему, должна состоять эта возможность?
– Я сказал «при первой же возможности». Когда мы с ней будем находиться в одной и той же комнате, в одно и то же время, и нам никто не сможет помешать. – Джоанна молчала. – Ты удовлетворена? – спросил он, немного подождав.
– О да, конечно.
– Что-то не похоже.
Она неожиданно серьезно взглянула на него:
– Билл, твое решение окончательное?
При этих словах Слайдер вдруг испытал такое ощущение, будто его ступни наполняются какой-то холодной жидкостью:
– Разумеется. Боже мой, мы, кажется, уже достаточно говорили на эту тему. Почему ты все еще сомневаешься?
– Не мне предстоит на это отважиться, – заметила она рассудительно. – Это серьезный шаг.
– Ты хочешь меня отговорить?
– Хочу только, чтобы ты был уверен, что поступаешь так, как должно.
– Я понял, что готов пойти на это, как только увидел тебя в первый раз. Другого подобного случая у меня никогда в жизни не было. Сказано, наверно, неуклюже, но это чистая правда. – Слайдер окинул Джоанну взглядом, в котором прочитывалось недоумение. – Почему мне приходится тебя убеждать?
Ее лицо вдруг прояснилось, и тучи отступили.
– Во мне происходит сейчас какая-то перемена, – солгала Джоанна, – Конечно, если бы я не любила тебя так сильно, то вполне могла бы удовлетвориться небольшим приключением, какие у меня случаются с другими мужчинами...
В комнате Джоанны затрещал телефон.
– Какими еще мужчинами? – потребовал разъяснения Слайдер.
– Простите, ваши пять минут закончились, – сказала она с ухмылкой и потянулась к трубке. «Алло. О, привет! Да, спасибо, очень хорошо. Послушай, я говорю „очень хорошо“, но чего все это стоило. Шутка ли – три раза в неделю симфония с хором. Теперь мне понятно, почему старина Бетховен рано или поздно должен был оглохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50