Власти не давали никаких конкретных обещаний и лишь неопределенно намекали на возможности размещения жителей в столице провинции, однако, в сущности, их требование сводилось к одному: «Убирайтесь вон». Горожане не хотели покидать свои дома. Полиция, мэр и большинство других представителей власти были подкуплены. Некоторые крупные землевладельцы района, имевшие политическое влияние, стали акционерами строительных и электрических компаний.Марлена Альварес училась заочно и получила диплом менеджера в сфере мелкого предпринимательства. Официальные историки пренебрежительно отзывались об ее образовании, но я помню, что Демора всегда говорила о нем с большой гордостью:– Марлена не принадлежала к числу тех образованных городских умников, которые вечно поучают провинциалов, как им жить и что делать.У Альварес были союзники. Судья окружного суда Кэрол Бенасьон являлась представителем правовой системы старого типа, одним из тех юристов, которые служили мишенью для разного рода экстремистов как внутри, так и вне правительственных кругов. Бенасьон погибла на глазах своей семьи, прошитая автоматной очередью, всего лишь за несколько недель до смерти Марлены. У доктора Нерис Кауни, возглавлявшей небольшую клинику и поддерживавшей движение за имущественные права на местах, были налажены контакты с международными организациями по оказанию помощи и правам человека, и по этим каналам новости о жизни в Лас Мухерес распространялись по всему миру.Еще одной видной фигурой, входившей в команду Альварес, была Натали Санчес-Верлен – землевладелица, которую правительство так и не смогло подкупить. В течение многих лет она сидела в своей крепости в горах в том районе, который власти хотели затопить, под защитой армии головорезов, наводившей ужас даже на тайную полицию. Когда Натали наконец решила открыто поддержать Марлену, правительство встревожилось. Санчес-Верлен вызывала беспокойство и у моей прабабушки. Демора не желала принимать в ряды правоохранительных органов, которые она возглавляла, милицию этой аристократки и до конца не доверяла ее людям.Как только стало очевидным, что сельские жители не хотят покидать свою землю, правительство развернуло кампанию запугивания. В базе данных содержалось мало конкретной информации по этому поводу, но Демора многое успела рассказать мне. Я могла бы написать не один файл о страхе и насилии, преследовавших непокорных жителей, поскольку оппозиционные партии, специализацией которых был организованный терроризм, тоже ополчились на провинцию, когда стало ясно, что женщины не желают поддерживать их идеологию.О последовавших затем кровавых годах в базе данных имелась краткая запись: «На жизнь Альварес и членов ее команды было совершено несколько покушений». Тем не менее Демора подчеркивала, что положение стало еще хуже тогда, когда в городок перестали поступать товары и продукты питания и начался голод. Отсутствие медикаментов тоже стало серьезной проблемой. Партизаны и милиция наладили каналы поставки из-за границы, но правительство тут же послало в район команду подрывников и войска, чтобы перекрыть дороги. Международные организации выступили с протестом. У мятежников появился шанс атаковать правительственные войска и предъявить властям свои требования, однако дело не было доведено до конца. Создалось безвыходное положение. А тем временем международная известность Марлены росла – чем больше правительство препятствовало свободе ее передвижения, тем больше ею интересовались средства массовой информации во всем мире – и это продолжалось вплоть до ее смерти.
Я проверила, как работают портативные коммуникаторы, но поиск информации еще не был завершен. Это был, конечно, очень долгий путь к интересующим меня сведениям, но попытки отремонтировать главный интерфейс заняли бы еще больше времени. Само собой разумеется, на должным образом оборудованной станции с исправной сетью интерфейсов поиск продолжался бы не больше пяти минут.Я потянулась, встала, прошлась по комнате. Подойдя к гравюре, поправила ее. Каждый раз я нахожу новые детали в изображении, которых до того как будто не замечала. Вот, например, в сценке на рынке около корзины с крабами, в которую заглядывает покупатель, сидит человек на корточках, с расплывшимся в улыбке лицом. Я всегда считала, что он продает именно крабов, но сегодня, хорошенько присмотревшись, увидела, что это, возможно, угри.Интересно, что чувствовала Альварес? Судя по описаниям, которые я нашла в базе данных, она казалась очень собранной, сосредоточенной, целеустремленной. Но я представляла ее совсем другой. Я рылась в воспоминаниях, стараясь восстановить отрывочные рассказы Деморы и воссоздать по ним облик Марлены. По иронии судьбы, возможно, ключ к решению наших нынешних проблем на станции лежит именно в прошлом и находится сейчас где-то в моей памяти.Судя по рассказам прабабушки, Альварес очень мало спала, и Демора вынуждена была поручить телохранителям, работавшим в две смены, чтобы те присматривали за ней и во время ночных прогулок. Альварес не любила путешествовать, потому что всегда испытывала беспокойство по поводу того, что может случиться в Лас Мухерес во время ее отсутствия. Она болезненно реагировала на критику в свой адрес по поводу того, что отказалась признавать так называемых вольных стрелков – экстремистски настроенных партизан.Все это вместе взятое воссоздавало образ женщины, которая не только изо всех сил старалась преодолеть географическую изоляцию, враждебную оппозицию и скептицизм мирового сообщества, но и пыталась побороть сомнения в правильности своих действий, чтобы снять с себя вину за их последствия и избавиться от страха за жизнь окружающих и свою собственную. Но, может быть, я просто приписываю ей свои переживания и чувства? Мне трудно удержаться от сравнивания и поиска параллелей. Наши ситуации во многом схожи. И потому мне хочется хоть чему-нибудь научиться у Альварес, перенять ее опыт, почерпнуть из истории ее жизни нечто полезное для себя…Расшифровка стенограммы речи Альварес, произнесенной во время встречи, о которой рассказывал Ганнибал Гриффис, была также включена в базу данных. Я была поражена точностью, с которой Гриффис запомнил слова Марлены, хотя он опустил заключение ее выступления. Читая речь, я представляла себе Альварес такой, какой ее описал Гриффис: она была не бесстрашным провидцем, как об этом рассказывала Демора, а четко выражающим свои мысли умным политическим деятелем, который использовал иностранные средства массовой информации в своих целях, добиваясь согласия с правительством. Демора была права, когда говорила:– Марлена знала, что кроткие мира сего ничего не унаследуют от сильных, пока не возьмут все сами.«Ваши правительства расценивают меня просто как разглагольствующую женщину, приехавшую из бедной страны, лишенной всякого политического и экономического влияния. Они думают, что я не представляю для них никакой опасности, иначе мне не позволили бы сегодня выступать здесь перед вами. Но они ошибаются. Опасность, которую я для них представляю, является более радикальной и более фундаментальной, чем деньги, или политика, или вопрос о том, у кого больше атомных игрушек. Я представляю собой для них реальную опасность, потому что, несмотря на все пережитое, я – оптимист.Я верю, что каждый из вас способен заглянуть в себя и понять, что мы все должны делать. Я всегда говорила, что одной совести недостаточно, но именно с совести все начинается. Вы должны начать с самих себя, как это сделали мы. То, что вы не предпринимали активных действий до сих пор, – еще не причина для того, чтобы бездействовать и дальше».
Один из коммуникаторов начал подавать звуковой сигнал, сообщая о том, что поиск завершен. Я потерла лоб, чтобы вновь вернуться к сегодняшнему дню, села перед экраном и начала просматривать результаты. Большая часть информации, как я и ожидала, не представляла для меня интереса.Я попробовала увеличить скорость выведения на экран полученных данных в надежде быстрее отыскать что-нибудь существенное. В комнате было душно, и несколько раз я ловила себя на том, что мои глаза слипаются и я пытаюсь упасть головой на коммуникатор.Единственная информация, которая могла пригодиться, содержалась в файлах одного грузового судна, которое нелегально перевозило незаконный груз в космическом пространстве в районе Земли, объявленном инвиди зоной, запрещенной для проникновения инопланетян. Хозяин корабля разбогател и, удалясь от дел, опубликовал сведения о полете, о котором долго молчал, в качестве своих мемуаров.Его грузовое судно обнаружило корабль нукени. Это было очень странно: нукени никогда не удаляются на такое расстояние от центра. Необычно было и их поведение: они следовали прямым курсом мимо богатых минералами астероидов, не обращая на них никакого внимания. Грузовое судно некоторое время следовало за нукени, а затем повернуло.Я обратила внимание на дату, когда произошло это событие: 2073-й или 2074 год, примерно сорок восемь лет после старта «Калипсо». Это было еще до того, как земляне начали совершать межзвездные полеты, войдя в 2085 году в состав Конфедерации. Обнаруженная мной информация свидетельствовала о том, что «Калипсо», если грузовое судно действительно приняло ее за корабль нукени, в это время все еще держала курс к Альфе Центавра и находилась на заданной траектории. Почему больше никто не видел ее? Я решила попросить доктора Джаго тщательней изучить криосистемы капсул. Если они лопнули еще пятьдесят лет назад, то должно иметься какое-то доказательство этого, пусть даже среди обломков.Интересен сам факт того, что в базе данных больше не было информации о так называемом корабле нукени или любом другом судне, следовавшем по этому особому курсу в течение следующих пятидесяти лет. Или «Калипсо» каким-то образом скрылась, или ее кто-то надежно спрятал. Возможно, инвиди помогли членам экипажа установить на корабле не только криосистемы, но и другую аппаратуру, созданную по высоким технологиям. Может быть, там есть устройство, блокирующее работу датчиков?..Если я сумела найти эту информацию, то ее мог обнаружить и еще кто-то.
Рэйчел и я перебирали то, что было доставлено на Иокасту с борта «Калипсо».Мы делали это, конечно, не вручную – центр был блокирован, а оборудование и вещи с подорвавшегося корабля все еще радиоактивны. Мы сидели перед трехмерным экраном в кабине одной из лабораторий и рассматривали изображение каждого предмета. Сканеры записали все данные еще до того, как эти вещи были уложены в контейнеры зоны «Сигма». Рэйчел подтверждала тождество той части оборудования, с которой была знакома, и помогла нам маркировать личное имущество.– Я удивлена тем, что в этой области вы не достигли большего прогресса, – сказала она.Возможно, ее замечание относилось к монитору, который постоянно барахлил. Круглолицый техник, дежуривший в лаборатории, бросил на меня извиняющийся взгляд.– К сожалению, эта подсистема – не основная, поэтому мы не уделяем большого внимания поддержанию ее в рабочем состоянии, – сухо сказала я. – К тому же служба безопасности расходует сейчас на свои нужды очень большое количество энергии.Рэйчел откинулась в кресле и отвела глаза в сторону от экрана, на котором изображение опять зависло. Это была часть корпуса пульта.– Я понимаю, что станция ограничена в ресурсах и подача энергии нормирована. И все же это кажется мне странным. Я ожидала… другого. То есть я хочу сказать, что у нас на исходе двадцатых годов были более совершенные интерфейсы.– Да, а сколько у вас было умирающих от голода детей?Я была удивлена собственными словами, поскольку повторила любимую фразу бабушки. Неужели я начинаю походить на революционерку Эльвиру не только чисто внешне, но и внутренне?Для меня всегда оставалось загадкой в истории человечества то, как на Земле могли уживаться вещи, которые, казалось, принадлежали разным мирам.Мне очень захотелось спросить Рэйчел, как могли люди в ее эпоху жить подобным образом.Рэйчел подыскивала слова, чтобы ответить на мою тираду, но так и не нашлась что сказать, а только покачала головой и вновь сосредоточила все внимание на мониторе.Экран замерцал, и изображение ожило, обломки начали медленно вращаться, давая нам возможность разглядеть все детали и прочитать все параметры.– Все в порядке, – подтвердила Рэйчел, закончив просмотр данных, считанных с объекта нашим идентификатором, и мы перешли к следующему фрагменту.Прихлебывая чай из кружки, я нашла нужную информацию в своей электронной записной книжке, лежавшей на столе рядом с монитором. Навигационные данные, касавшиеся прибытия «Калипсо» в систему Абеляра. У нас был шанс найти сегодня среди обломков оборудования объяснение тому, как корабль попал к нам. Мы могли обнаружить причину, заставившую Квотермейна отправиться в складской отсек и, по всей видимости, стать свидетелем гибели Кевета. А может быть, нам удастся понять, что там делали Кевет и кчин? Это помогло бы выйти на след кчина, выяснить, где он сейчас находится.Рэйчел что-то тихо напевала. Мелодия была медленной, монотонной, с переливами в конце музыкальной фразы. Когда я поняла, что это за мотив, то чуть не выронила кружку из рук.– В чем дело?Рэйчел перестала напевать и стала с удивлением следить за тем, как я вытираю рукавом брызги чая, упавшие на стол.– Простите. Я просто изумлена. Песня, которую вы только что напевали…– Вы ее знаете?– Она связана с историей моей семьи.– Ваша семья участвовала в движении «Земля-Юг» после того, как погибла Альварес?Я вспомнила Демору Хаазе и ее старинный скрипучий дом.– Моя прабабушка осталась в городке. Она никогда не проявляла особого интереса к политике или проблемам глобализации. Никогда не говорила ни о чем другом, кроме жизни в своем городке…Рэйчел повернулась лицом ко мне и бросила на меня настороженный взгляд.Не надо было говорить о голодающих детях…– Так, значит, ваша прабабушка пела вам эту песню?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56