На оштукатуренной стене сидела Тонька и таращила на него большие глаза. Одной рукой она держалась за толстую ветку клена, рельефно отпечатавшегося на белом фоне высокой стены.
Ратмир уже было ухватился за ствол, чтобы вскарабкаться на стену, но, вспомнив про часы, остановился, достал их из кармана и взглянул на циферблат: половина первого! Он лишних полчаса просидел, вернее, проспал у могилы брата.
— А… петух? — растерянно произнес он.
— Какой петух? — округлила глаза Тонька.
Ратмир сунул часы в карман и в два счета вскарабкался на стену, а оттуда одновременно с Тонькой спрыгнул на землю и стал озираться: Володьки нигде не видно.
— Домой ушел… — сказала Тонька. — Понял, что ему ножика не видать как своих ушей, и ушел.
— А ты что же? — покосился на нее Ратмир.
— Оставить тебя там… одного? — удивилась девчонка.
Тогда еще Ратмир не задумывался о цене истинной дружбы: он не осуждал приятеля, который ушел, не дождавшись его, и отнюдь не испытывал благодарности к продрогшей Тоньке, проторчавшей полтора часа у кладбищенской стены. Он не удивился ни тому, ни другому. Его переполняло чувство довольства собой: он победил страх и был счастлив. Ему хотелось во все горло крикнуть: «Люди, я не боюсь ни чертей, ни покойников! Я не трус!» — Страшно было? — зябко ежась в своей длинной кофте с материнского плеча, заглядывала ему в глаза Тонька.
Ему хотелось сказать, что кладбище — ерунда, — если надо, он там пробудет и всю ночь, но вместо этого сказал:
— Такое померещилось… Мороз по коже, а потом… прошло! Потом я звснул.
— Заснул? — не поверила девчонка.
— И не услышал крик петуха…
— Я тоже не слышала.
— Наверное, только в книжках петухи кукарекают в полночь, — сказал Ратмир.
— Озолоти — и минуты не осталась бы я ночью на кладбище, — передернула плечами девченка.
— Жалко братика, — вздохнул Ратмир.
— Ему на роду было написано в младенчестве богу душу отдать, — сказала девченка.
— Бабушка сказала? — покосился на нее Ратмир. — Или сама придумала?
— У меня была хорошая бабушка, — вдруг обиделась Тонька.
— Давай наперегонки: кто быстрее до дома? — предложил Ратмир и, не дожидаясь ответа, припустил по тротуару. Позади него шлепала в резиновых тапочках Тонька.
Дверь была не закрыта, и Ратмир, стараясь не шуметь, пробрался в комнату родителей и положил сверкающий никелем хронометр на стол, рядом с вазой, в которой голубели полевые цветы. Возвращаясь с работы, отец всякий раз приносил их для матери.
В обед отец сказал, что взял ему билет до Красного Бора, поезд отправляется вечером и прибудет на станцию в пять утра. Швейную машинку отец забрал с собой на работу. За полчаса до отхода пассажирского Ратмир должен быть на месте. Отец будет его ждать с машинкой на вокзале. Внимательно посмотрев в глаза сыну, усмехнулся и прибавил:
— Алеша Попович этой ночью победил Змея Горыныча?
— Змей Горыныч? — хмыкнул Ратмир. — У меня был противник пострашнее — сам Вий!
Сборы у Ратмира были недолги: мать приготовила ему две смены белья, новую рубашку, синие резиновые туфли, кулек с гостинцами для двоюродных сестер. Ратмир с полки над своей койкой взял две любимые книжки: «Странников» Шишкова и «Остров Сокровищ» Стивенсона. Подержал в руках томик Гоголя с «Вием», но затем со вздохом поставил на место: вернется из Красного Бора еще раз перечитает.
Теперь надо было подняться на чердак и взять спрятанную там одну вещь… Но туда не так-то просто попасть: мать убирает из коридора лестницу в кладовку. Впрочем, Ратмира это мало беспокоит, он прекрасно обходится без лестницы. Нужно одной ногой наступить на ручку двери в кладовку, рукой ухватиться за железную скобу, вбитую в стену, немного подтянуться и головой приподнять крышку деревянного люка, откидывающуюся назад на петлях. В бревно вколочена еще одна скоба, а ухватившись за нее, уже ничего не стоит взобраться наверх. Чердак без перегородок, тут можно в прятки играть, прячась за побеленными печными трубами и балками.
Сквозь круглое окно льется солнечный свет, в нем весело роятся золотые пылинки. Ратмир нагибается над старым громоздким диваном с разодранной зеленой плюшевой обивкой и источенными жучком резными ножками. Засунув руку в брюхо дивана, находит меж звонких пружин завернутую в тряпицу финку с фигурной костяной рукояткой. Эту финку нашел он Первого мая за городом, куда вместе с родителями ездил на массовое гулянье. Километрах в пятнадцати находится зеленая зона, там в большие праздники устраиваются народные гулянья. Так вот там, в зеленой зоне, в перелеске, Ратмир наткнулся на следы недавнего пикника: пустые бутылки, обрывки газет, яичная скорлупа, а в толстую березу на уровне его головы была воткнута красивая финка с вырезанной из кости рукояткой. Долго не раздумывая, Ратмир выдернул ее и спрятал в карман.
Полюбовавшись на финку, Ратмир обернул ее тряпкой и осторожно опустил в карман брюк, лезвием кверху. На чердаке к печной трубе прислонен трехногий старый зеленый умывальник, напоминающий знаменитого Мойдодыра из детской книжки. Нос-кран у него почему-то повернут соском кверху. Услышав негромкий смех, Ратмир подошел к круглому чердачному окошку и выглянул. В солнечном парке ни один лист на деревьях не шевельнется. Кто-то уже развесил на веревке, натянутой между двумя кленами, белье. На коричневой тропинке свернулся калачиком дворовый пес Брехун. Он уткнулся носом в хвост и сладко спит. Может, он в молодости и брехал без конца, а теперь больше молчит. Лает только в самых необходимых случаях, например, когда из третьей квартиры выскакивает во двор пьяный Королев и с ожесточением ломает руками венский стул, тем самым выражая свой протест жене. Варвара Степановна, жена Королева, женщина рослая и сильная. Она на голову выше щуплого мужа. Венские стулья она еще позволяет Королеву калечить, а больше — ничего. Соседям она как-то заявила, что стулья старые и все равно нужно скоро новые покупать.
Так вот, когда разбушевавшийся Королев выскакивает из квартиры с венским стулом в руках, Брехун, держась от него на приличном расстоянии, басисто лает. Лай у него не совсем обычный: густой, дребезжащий, с подвыванием. И еще лает Брехун на точильщиков ножей и ножниц, которые изредка появляются под окнами и зычно возвещают: «То-чу-у ножи-и, ножницы-ы и прочее-е-е!» Пес лает на точильщика до тех пор, пока тот не приступит к работе, а лишь завертится от ножного привода большое точило и послышится отвратительный визг, который издает металл, соприкасаясь с камнем, Брехун тут же умолкает и, наклонив лобастую голову с висячими ушами, с удовольствием слушает. Наверное, этот ужасный скрежет напоминает ему что-то приятное.
С чердака Ратмир видел, что рядом с Брехуном на корточках сидела Тонька Савельева и прутиком щекотала его черный нос. Брехун, не открывая глаз, махнул лапой, но девчонка не унималась, она теперь водила прутиком по самому кончику. Брехун сморщил пупырчатый нос, мотнул головой и чихнул. Тонька так и покатилась со смеху. Она продолжала смеяться, даже когда пес, недовольный, поднялся с тропинки и, укоризненно взглянув на нее коричневыми добрыми глазами, удалился в тень клена. Там, в траве, он схватил себя зубами за хвост, некоторое время покружился на одном месте и, тяжело вздохнув, улегся. Шерсть у Брехуна свалявшаяся, сразу не разберешь какого цвета: то ли темно-серого, как у овчарки, то ли коричневая с желтым. Нижняя часть морды поседела, длинный хвост с прядями черных волос. Ростом Брехун чуть меньше овчарки, а какой он породы, никто не знал. Обыкновенная дворняга, неизвестно почему привязавшаяся именно к этому дому.
Тонька Савельева бесцельно бродила по парку, иногда останавливалась у клена или дуба и, задрав вверх голову, что-то пристально разглядывала в густых ветвях. Голубые глаза ее от солнца щурились, толстогубый рот приоткрывался, и видны были белые влажные зубы.
Девчонка скучала и явно кого-то ждала в парке. Ратмир вытащил из щели между досками осколок зеркала, специально предназначенный для этой цели, и стал наводить солнечный зайчик на девчонку. Яркий блик соскользнул с разлапистых кленовых листьев Тоньке на голову, вспыхнули русые с желтизной волосы. Затем лучик ударил ей прямо в глаза. Девчонка зажмурилась и завертела головой, но Ратмир поспешно отвел зеркальце. По тому, как Тонька продолжала глазеть на дерево, он понял, что она не догадалась, откуда попал ей в лицо зайчик. Немного подождав, он снова направил луч ей в лицо. На этот раз девчонка не зажмурилась, тараща расширившиеся глаза, проследила за лучом и, глядя на чердачное окошко, негромко спросила:
— Рат, это ты?
Он засунул зеркальце в щель и отодвинулся от окошка, почувствовав затылком упругую паутину. Так и есть: порвал пауку-крестовику новенькую сеть!
— Я же знаю, что это ты, — донеслось до него снизу.
— Знаешь, а спрашиваешь, — пробурчал Ратмир.
— Что ты там делаешь? — заинтересованно спросила Тонька. — Голубиные гнезда разоряешь?
— Вот еще! — фыркнул тот. — Делать мне нечего!
— На речку сходить, что ли? — неуверенно произнесла девченка. И непонятно было, приглашает она его или просто рассуждает сама с собой вслух.
На речку, конечно, можно было бы сходить. До отъезда еще времени много. Ратмир собирался попозже зайти за Володькой Грошевым. Одному тащиться через весь город не хотелось. Приятель жил в соседнем доме, как две капли воды похожем на дом, в котором живет Ратмир.
— Вывелись птенцы? — спросила Тонька.
— Какие птенцы? — отвлекшись от своих мыслей, переспросил Ратмир.
— Взглянуть бы на них…
Вот оно что! Тоньке хочется сюда. Голубиные гнезда разбросаны по обеим сторонам чердака. Это даже не гнезда, а грязные площадки с наслоениями засохшего помета, на которых кое-как слеплены из сена и прутьев большие дырявые корзинки, в них-то голуби и выводят птенцов.
Он услышал, как девчонка пошла в их подъезд, но не двинулся с места: Тонька сама заберется сюда, ей не надо помогать, на деревья лазает как обезьяна.
Спустя некоторое время в коридоре послышалось шуршание, скрип, и в следующее мгновение Ратмир увидел в отверстиии люка Тонькину голову. Девчонка подтянулась на руках, коленками уперлась в доски и оказалась на чердаке. Со света она не сразу увидела мальчишку. Тонька все в том же коротком платье и босиком. Улыбнувшись Ратмиру, она быстро обследовала чердак. Вспугнутые голуби недовольно разбубнились, хлопая крыльями, стали нырять в щели под застрехами. В солнечном столбе еще быстрее заплясала искрящаяся пыль.
Проведя ладошкой по драной обивке дивана, девчонка уселась на него. Пружины голосисто запели, девчонка рассмеялась:
— Как музыкальная шкатулка.
Ратмир молча смотрел в окно. За парком блестела булыжником мостовая. Сразу от дороги вниз к речке спускались огороды. Отсюда видно купающихся ребятишек. На зеленом берегу разбросана их одежда. Что-то грустно нынче Ратмиру. Не оттого, что он уезжает из города, в Красном Бору тоже будет неплохо. И речка там есть, а за дальним сосновым бором — красивое лесное озеро. Оно глубокое, можно прямо с берега нырять и дна не достанешь. Только сейчас по-настоящему он понял, что жалко ему маленького Святополка. Как-то сразу пусто и тихо стало в квартире. Мать ходит с покрасневшими глазами, иногда присядет у плиты и задумается. Утром у нее подгорела картошка с салом. Ратмир хотел было сказать матери за завтраком, но отец взглянул на него и покачал головой: дескать, лучше помолчи! Так и сжевали подгоревшую хрустящую картошку, запив холодным кофе с молоком.
— Рат, послушай-ка, вот новость! — услышал он голос девчонки (совсем забыл про нее!). — Помнишь, у Сорокиных жил какой-то ихний родственник из деревни? Ну, такой тихий дядечка в косоворотке и сапогах? Так его нынче ночью забрали, оказался шпион!
— Шпион? — обалдело уставился на нее Ратмир.
— У него два нагана нашли и взрывчатку. Говорят, хотел железнодорожный мост взорвать.
— Зачем? — задал глупый вопрос Ратмир.
— Зачем шпионы все взрывают? Чтобы нам навредить, — бойко продолжала Тонька.
Надо же, в соседнем доме жил шпион, он, Ратмир, много раз видел его, но ему и в голову не пришло, что это враг! Незаметный такой гражданин в серой косоворотке. Даже в самую жару носил он сапоги, а на голове кепочку блином. Вежливый, всегда с ребятами здоровался… А машинист Сорокин-то, что же он, не знал?
Будто отвечая на его вопрос, Тонька сказала:
— И Сорокина забрали. Говорят, он тоже немецкий шпион. И дядечка этот никакой ему не родственник.
Ну и дела! Живешь себе, встречаешься, разговариваешь с людьми, а среди них скрывается шпион! И ничем-то он не отличается от других. Такой же, как и все.
— А тетя Маня? — спросил Ратмир. — Тоже шпионка?
— Она плачет-рыдает, — ответила Тонька. — Столько лет, говорит, прожила с мужем душа в душу и не знала, что он… шпион! Мол, политикой он сильно интересовался и даже как-то выпивши сказал ей, что скоро будет война с немцами и они победят Россию…
— Я шпионов, кроме как в кино, не видел, а тут сразу два жили под самым боком! — удивился Ратмир.
— Все ахают, — сказала Тонька.
Детей у Сорокиных не было, — кажется, один мальчик родился и сразу умер. Машинист был спокойный мужчина лет тридцати пяти, а жена его, тетя Маня, немного моложе. Жили они хорошо, никогда не ссорились. По крайней мере, скандалов у них никто не слышал. Ратмир много раз видел, как машинист в железнодорожной фуражке с деревянным сундучком в руке степенно проходил через парк к своему дому. Он водил товарные поезда, а тетя Маша работала в железнодорожной школе уборщицей. Дядечка в косоворотке появился у них сразу после майских праздников. Никто на него и внимания не обратил — мало ли к кому приезжают родственники из деревни?
— Иди-ка сюда, что я тебе покажу! — другим, незнакомым голосом позвала девчонка.
Ратмир подошел и остановился перед ней. Глядя на него снизу вверх раскосыми расширившимися глазами, Тонька приглушенно скомандовала:
— Сядь рядом!
Ратмир переступил босыми ногами по песку, отбросил со лба жесткую русую прядь — была у него такая привычка — и нехотя — он не привык, чтобы им командовали, — сел на диван, который издал еще более протяжный и жалобный писк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23