А потом представил себе Фрэнси Хэррисон, сидящую за праздничным столом в окружении друзей, и мысленно пожелал ей счастливого Рождества – то есть сделал то, что обещал Фрэнси в своем послании. Глава 35 Штаб-квартира в Гонконге «Корпорации Лаи Цина» горделиво вознеслась в небо на высоту пятнадцати этажей. В начале строительства лучшие предсказатели будущего тщательно изучили место застройки и представили свои рекомендации. В результате белокаменное гранитное здание со множеством колонн расположилось несколько под углом по отношению к проезжей части улицы, точно так же как главный вход был несколько смещен по отношению к центру здания. Все это было сделано для того, чтобы добрые духи не покинули дом. Восемь широких мраморных ступеней – восемь, как известно, счастливое число – вели к массивным дверям, окрашенным красным лаком, которые охраняли два свирепых бронзовых льва. Великолепный холл был выложен разноцветными мраморными плитами и украшен малахитовыми колоннами, изысканными мозаиками, статуями и тонкой резьбой. Офис Лаи Цина располагался не на последнем этаже, а, наоборот, на первом, в стороне от великолепного холла. Таким образом, всякий желающий повидать владельца корпорации получал к нему легкий доступ. Да и сам офис был прост и аскетичен, как и старый, сгоревший в порту Сан-Франциско.Увы, деревянные панели не покрывали стен, отштукатуренных и окрашенных в любимый Лаи Цином темно-сливовый цвет. Стол из тика заменили на стол из черного дерева, и в углу больше не стоял старомодный железный несгораемый шкаф. Вместо него в стену был вмурован сейф новейшей конструкции – просторный и надежный. Но зато, как и прежде, на столе в идеальном порядке располагались принадлежности для письма – европейской и китайской работы. В центре же стола, по обыкновению, лежала толстая папка с деловыми бумагами.Прошло уже более десяти лет с тех пор, как Фрэнси была в последний раз в Гонконге. На этот раз она остановилась не в отеле, а на белой вилле Мандарина, из окон которой был виден залив Рипалс. Внутри дома, построенного в неоклассическом стиле, сохранилось традиционное китайское убранство: вышитые драконами ширмы, старинная мебель из черного дерева и целая коллекция предметов старины – образчики каллиграфии, фарфор и картины. Стараниями Фрэнси был воздвигнут дом на Ноб-Хилле в Сан-Франциско, здесь же находились владения Лаи Цина.Мандарин сосредоточенно изучал за обедом лицо Фрэнси. Она уже пробыла в Гонконге неделю, и ему удалось ей все показать – великолепное здание штаб-квартиры корпорации и целую флотилию кораблей, не древних ржавых пароходов, купленных по дешевке, но новых скоростных судов, недавно сошедших со стапелей в Японии. Он также показал ей свою виллу и все собранные в ней сокровища, а потом несколько застенчиво произнес:– Все, что ты здесь видишь, Фрэнси, по справедливости принадлежит тебе. Без тебя я остался бы навсегда ничтожеством, ничем.Она в изумлении посмотрела на Мандарина.– Мне кажется, что уж кому-кому, а тебе не следует говорить об этом.Лаи Цин хранил молчание, пока слуги убирали со стола и вносили в гостиную чай в чудесных фарфоровых кувшинчиках.– Завтра мы отправляемся в Шанхай, – наконец произнес он, – а затем поплывем дальше вверх по реке, пока не доберемся до моей родной деревни.Фрэнси пришлось удивляться снова – за все время их знакомства Мандарин ни разу не предлагал ей совершить подобное путешествие. Лаи Цин продолжал:– Я хочу показать тебе место, где я родился и где прошло мое детство, а также храм предков, посвященный моей матери Лилин. Я езжу туда дважды в год, чтобы напомнить себе о своем прошлом – мне не следует забывать, что роскошь, которая меня окружает нынче, явление временное. Я езжу туда, чтобы очистить сердце от суеты и освежить душу. – Он сделал паузу и добавил: – Мне чрезвычайно важно, чтобы ты поехала со мной.Сказав это, Лаи Цин опустил глаза, словно изо всех сил старался что-то рассмотреть в кувшинчике с ароматным чаем. Озадаченная Фрэнси не могла скрыть своего удивления – видно, сегодня был какой-то особенный день. Ей еще не приходилось видеть Лаи Цина в таком состоянии. Казалось, он не мог избавиться от несвойственной ему неуверенности в себе.– Разумеется, я поеду с тобой, – сказала Фрэнси. – Для меня большая честь, что ты решил мне показать родные места.На следующее утро они отплыли в Шанхай, а прибыв туда, пересели на сверкающий белый пароходик, принадлежавший Лаи Цину, – назывался он «Мандарин». Пока они плыли по реке, Фрэнси почти не покидала палубу, громко восхищаясь открывающимися каждую минуту все новыми и новыми великолепными видами, но мандарин в течение всего путешествия хранил странное молчание.В Нанкине Лаи Цин и Фрэнси сошли на берег, и Мандарин провел молодую женщину по улицам и переулкам, по которым они с сестрой когда-то вместе бежали, скрываясь от работорговца. Фрэнси явственно слышала скорбные нотки в его голосе, когда он говорил о Мей-Линг, и догадалась, что всякий раз, совершая паломничество к родным местам, Мандарин высаживался в Нанкине и бродил по улицам в надежде разыскать сестру, хотя в глубине души был уверен, что это бесполезно.Великая река величаво несла свои воды. Временами взорам путешественников открывались крутые и высокие берега, и тогда их пароходик казался совсем крохотным, как ореховая скорлупа, временами же берег становился настолько плоским и ровным, что только по зарослям можно было определить, где кончается вода и начинается суша.Когда они наконец стали подплывать к крохотной пристани, за которой скрывалась деревня Лаи Цина, он спустился в каюту и надел синие вышитые одежды и парадную шляпу с пуговицей из редкого белого жада, закрепленной на верхушке. Красивый белый пароход осторожно приблизился к причалу, и матросы высыпали на палубу, помогая вахтенным пришвартоваться.На пристани тем временем начала собираться толпа. Затем с борта спустили сходни, и Лаи Цин вместе с Фрэнси сошли на берег. Люди на берегу стояли ошеломленные, молча наблюдая за странной иностранкой в варварском облачении, которая приехала вместе с их знаменитым земляком. Особенно их поразили ее светлые волосы и глаза, сверкавшие холодным синим огнем. Некоторые в страхе отворачивались от нее, потому что никогда до этого не видели белую женщину, некоторые падали ниц перед путешественниками, когда те проходили мимо и Лаи. Цин щедрой рукой раздавал монеты из висевшего у него на поясе кожаного кошелька. Наконец они вышли на тропинку и направились по ней к деревушке, в которой родился Мандарин.По пути Лаи Цин указывал на некоторые места и предметы, известные Фрэнси до сих пор только по его рассказам. Так, он продемонстрировал ей знаменитый пруд, в котором разводили белых уток и который в этот день напоминал стальную пластину, отражая в своих водах серое пасмурное небо. Увидела она и бесконечные серо-зеленые рисовые поля и детей, работавших на них; место, куда принесли тело младшего брата Лаи Цина, маленького Йена, на растерзание собакам и птицам. И вот, наконец, в отдалении запылал яркими красками и позолотой храм Лилин, где ее душа и душа ее маленького сына наслаждались покоем и общением с душами предков.От желтой глиняной стены, когда-то опоясывавшей деревню, остались только жалкие кучки камней и мусора, а многие домики наполовину разрушились и выглядели покинутыми. Один только дом старшего брата Лаи Цина на их фоне казался настоящим дворцом – на окнах красовалась натянутая на рамы по зимнему времени прочная рисовая бумага, а из трубы вилась узкая струйка дыма, вертикально уходившая в холодное неприветливое небо. Молодая жена старшего брата, издалека завидев знатных гостей, успела подмести двор и теперь стояла, застенчиво выглядывая из-за спины мужа, ожидавшего младшего брата в дверях – Лаи Цин после первой встречи больше ни разу не переступил порог их дома. Ее глаза расширились от удивления, когда она увидела, что рядом с Мандарином идет женщина с варварским обличьем, а старший брат пробурчал себе под нос: «Когда же, о боги, сын наложницы перестанет наносить ущерб славному имени Ки Чанг Фен? Он додумался до того, что притащил белую девку в дом своих родителей!» Впрочем, эта тирада, естественно, не предназначалась для ушей Лаи Цина – ведь лишь благодаря его деньгам они могли есть каждый день рис до отвала, да еще и наполнять флягу рисовой водкой, что старший брат делал, правда, несколько чаще, чем следовало.Молодая жена старшего брата тем временем выбежала из-за мужниной спины и преклонила колени перед Мандарином и белой женщиной. Коснувшись земли лбом, она произнесла:– Добро пожаловать, достопочтенный младший брат Ки Лаи Цин, добро пожаловать, достопочтенная гостья.Мандарин по-доброму улыбнулся женщине и помог ей подняться с колен. Потом он вежливо поблагодарил жену старшего брата за теплые приветствия. Старший брат также низко кланялся Мандарину, стараясь при этом не смотреть на иностранку, но та странным образом притягивала его взор. Ему еще не приходилось видеть белой женщины, и он решил, что она – уродливейшее существо в мире, а ее голубые глаза, излучавшие непривычный свет летнего неба, могли принадлежать только дьяволу в человеческом облике. Судя же по светлым, почти белым волосам, ей можно было, на его взгляд, дать, по меньшей мере, сто лет.– Добро пожаловать, младший брат, – проговорил хозяин дома, обращаясь исключительно к Лаи Цину и как бы не замечая Фрэнси. – Ты увидишь, что храм предков Лилин тщательно подметен и содержится в чистоте. К сожалению, позолоту местами сорвало из-за сильных зимних ветров, и мне пришлось потратить определенные средства, чтобы ее заменить. Каждую неделю моя жена ходит в храм твоих предков и в молитве отдает им дань уважения. Сходи, и ты увидишь все собственными глазами.– Спасибо за сообщение, старший брат, – ответил Лаи Цин. Затем он повернулся к Фрэнси и сказал по-английски: – Это второй сын Ки Чанг Фена от первой жены. Другие уже давно разбрелись по городам в поисках работы, но этот – слишком ленив, да и пьет много. Его молодая жена – добрая женщина, и ей жилось бы гораздо лучше без него, но она – китаянка и, согласно традициям, будет подчиняться своему мужу и никогда не осмелится его бросить, хотя он бьет ее и относится к ней хуже, чем к любой служанке. Такова судьба женщины в Китае.Фрэнси дружелюбно улыбнулась женщине, и та стыдливо юркнула за спину мужа. Лаи Цин протянул старшему брату небольшой кожаный кошелек, и тот опять принялся низко кланяться и благодарить, а хищное, выжидающее выражение на его лице сменилось масленой льстивой улыбкой.Жители деревни давно уже собрались и тихо стояли в почтительном отдалении, наблюдая за встречей братьев, но стоило Мандарину и Фрэнси направиться к ним, как они стали отворачиваться и прятать лица, опасаясь, что женщина, которую привел с собой Мандарин, является самым настоящим дьяволом.По дороге к храму Лаи Цин и Фрэнси повстречали кучку веселых ребятишек, которые, в отличие от взрослых, не испугались «белой дьяволицы», поскольку с ней вместе был Лаи Цин, а он всегда раздавал им монетки и маленькие подарки, доставая их из необъятных карманов широкого синего халата.Так они добрались до храма Лилин, расположенного, на холме. Увидев его вблизи, Фрэнси едва не вскрикнула от восторга. Алые стены храма блестели, словно обитые атласом, – такой эффект достигался тем, что каждый слой краски после просушки полировали мелкой наждачной бумагой, затем наносили новый слой краски, на него – слой лака, и операция повторялась вновь. Декоративная сквозная резьба по дереву отличалась особенной изысканностью, а загнутые к небу острые законцовки крыши были окрашены в зеленый цвет. Изнутри стены храма украшали мраморные плиты с вырезанными на них иероглифами, обозначавшими имена Лилин и ее двух погибших детей. Иероглифы были покрыты толстым слоем позолоты, которую время от времени подновляли.Лаи Цин зажег ароматические палочки и, вложив их в небольшие бронзовые держатели, многократно простерся ниц, а затем сказал, обращаясь к Фрэнси:– Я привел тебя сюда, потому что не могу более жить, отягощая свое сознание грехами. Прошу тебя с терпением и вниманием выслушать мой рассказ. Я поведаю тебе о двух истинах, а после – предоставлю тебе право судить меня по своему усмотрению. – Он глубоко вздохнул и добавил: – Давай присядем в доме моей матери, и я поведаю тебе секреты своей души.Фрэнси взглянула на мраморную плиту с отливающими золотом иероглифами – все, что осталось от Лилин и ее детей, – потом перевела взгляд на доброе лицо Мандарина и проговорила:– Мой добрый друг, чтобы ни хранилось в твоей душе, знай, что ты можешь поделиться этим со мной. Не опасайся моего суда, поскольку кто я такая, чтобы судить других? И помни – нет ничего под небом, что могло бы разрушить нашу дружбу и ту любовь, которую я питаю к тебе.– Посмотрим, – тихо сказал Мандарин.Рассказ Лаи Цина оказался длинным, и, когда он закончил, в глазах Фрэнси стояли слезы. Ее сердце было переполнено сочувствием к другу. Она раскинула руки и приняла Лаи Цина в свои любящие объятия.– Спасибо тебе, – прошептала она. – Все, что ты когда-либо совершил, имело своей целью одно только добро. Для меня большая честь иметь такого друга, как ты.Они покинули храм и начали медленно спускаться вниз по крутой извилистой тропке. Так они и шли вместе – гордый темноволосый китаец в торжественных развевающихся одеждах и светловолосая женщина в простой широкой голубой юбке. Они вернулись к ожидавшему их белоснежному пароходу, который был готов в любой момент отправиться в плавание по маршруту, по которому много лет назад двинулись Лаи Цин и его сестра Мей-Линг, и который Мандарину, после его паломничества в храм предков Лилин с Фрэнси, уже не суждено было никогда повторить. Глава 36 Фрэнси отплыла из Гонконга в Европу через неделю после путешествия на родину Лаи Цина: Она должна была встретиться в Париже с Энни, а затем они собирались вместе отправиться на поиски стоящей виноградной лозы для прививки своему калифорнийскому винограду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85