https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala-s-podsvetkoy/
Чудесно, а затем осталась только боль.
Он прижимал ее к себе, губами собирая слезы с ее лица.
— О, дорогая, — сказал Жозеф, — я бы не поступил так, но ты неожиданно овладела мной.
— Я… овладела… тобой? — Он кивнул.
— Никогда раньше меня не соблазняли с таким проворством. Это все, что мне оставалось сделать, чтобы не выглядеть полным дураком.
Он сел, улыбаясь ее изумлению.
— Такой решительный рот, — прошептал он, обводя мизинцем ее губы.
С легкостью пушинки Жозеф дотронулся до кончика ее языка своим.
— Да, — добавил он, — люди делают так. Всегда, но не так очаровательно, как ты. Но ты еще увидишь.
Ей удалось улыбнуться в ответ.
— Я не думала, что это окажется так легко. Ведь целый месяц ты выполнял очень достойное и благородное решение не трогать меня.
Жозеф засмеялся:
— А мы проводили время вместе в одной спальне. Может быть, нам просто была нужна нейтральная территория.
— Сегодня ночью, — крикнул ей вслед виконт, когда Мари-Лор несколько неуверенным шагом пошла по дороге, направляясь обратно на кухню.
«Сегодня ночью, любовь моя».
Месье Коле был в гневе, а Робер в ней разочаровался. Мари-Лор не просто опоздала на работу, а опоздала более чем на целый час!
Она могла бы придумать какое-нибудь объяснение — чувствовала себя нездоровой, или (вероятно, более убедительное) что месье Жозеф в это утро был очень настойчивым и не хотел отпускать ее. Но девушка ничего не сказала. Она оставалась удивительно молчаливой, не желая нарушать хрупкое равновесие между душой и телом лишними словами.
В наказание ее оставили после ужина чистить металлические каминные экраны. Это была грязная работа, и Мари-Лор не осталось времени переодеться до прихода Батиста. Она смогла только смыть с рук грязь и сажу и пригладить волосы.
На лице Батиста было обычное выражение — понимающее, спокойное, с чуть заметной иронией, вполне безобидной.
Она приветливо кивнула. Интересно, изменилась ли она? Но она должна выглядеть по-другому. Она стала другой.
Все теперь изменилось.
Глава 12
Он встретил ее в том же самом расшитом халате и домашних туфлях, которые надевал прежде. Но если обычно его халат был распахнут и под ним виднелись рубашка и панталоны, то сегодня он был плотно запахнут и крепко перевязан поясом на тонкой талии. Мари-Лор поняла, что под ним ничего нет. Волосы Жозефа, не забранные в косичку, падали ему на плечи. Уголки губ слегка приподняты. Блики желтого света играли на его шее, черные непроницаемые глаза блестели, как у насторожившегося лесного зверя.
Девушка медленно сделала несколько шагов и остановилась. Ее смутила его неподвижность. Стыдясь своего поношенного платья, она к тому же заметила пятна сажи на своих чулках.
«Какой красивый халат, — подумала она, — темно-серый бархат, расшитый сложными узорами пурпурных и золотых нитей». Как жаль, что у Мари-Лор нет ничего красивого, в чем бы она могла приходить сюда.
Жозеф покачал головой:
— Это не важно, Мари-Лор. Честное слово.
Неужели ее мысли так легко прочитать?
Но в таком случае он должен знать, как сильно она хочет его.
Он протянул руку ей за спину, расстегнул платье и осторожно через голову снял его и бросил на пол. Потянул за шнуровку корсета, и нижняя юбка последовала за платьем. Было ясно, что ему знакомы все ее завязки и застежки не хуже, чем ей пуговицы его панталон. Когда Жозеф опустился на колени и по очереди снял каждую туфлю и стянул чулки, Мари-Лор положила руки ему на голову, перебирая пальцами пряди густых волос. Он целовал ее ноги.
Потом быстро поднялся и отступил на несколько шагов назад. Она собрала всю свою волю, чтобы не закрыть глаза, и стояла перед ним, опустив руки, а его взгляд медленно скользил вниз и вверх по ее обнаженному телу. Широкая улыбка расплывалась по его лицу.
— О да! — Это был скорее вздох, а не звук, туманный теплый воздух обволакивал ее тело. Она чувствовала его формы по движению взгляда и дыханию — ямочки, округлости. Довольно приятные формы: конечно, она невысокая, но в целом очень даже неплоха.
Мари-Лор знала, что хороша собой. Ей всегда говорили об этом, совершенно очевидно, что не только ее знание книг привлекало часть небольшой клиентуры папа. Из-за этого она несколько пренебрежительно относилась к своей внешности, предпочитая не обсуждать эту тему и притворяясь, что внешность ее не волнует.
Однако сейчас она волновалась, ей хотелось быть красивой… для него.
Жозеф хотел поднять ее и отнести на кровать.
— Нет, — сказала она. Он поднял брови.
— Не сразу.
У него дрогнули губы.
Она, быстро сообразив, каким узлом завязан его пояс, осторожно потянула за конец.
Он стряхнул с плеч тяжелый бархатный халат, который тут же упал на пол, и ногой отшвырнул его в сторону.
Жозеф стоял в непринужденной позе, слегка покачиваясь на стройных мускулистых ногах. И с веселым вызовом смотрел на нее. Сможет ли она разглядывать его тело с той же смелостью, которую видела в его глазах?
Сможет ли она так свободно и уверенно скользить взглядом по его плечам, торсу? Или она, ошеломленная, будет просто глазеть на его крепкие мускулы, на полоску темных волос на животе? На плоские розовые соски и мощный символ его пола, поднимающийся из темной заросли волос?
Мари-Лор не могла притворяться равнодушной, все это было слишком ново, слишком удивительно. Она широко раскрыла глаза, и вздох вырвался из ее полураскрытых губ.
— Бог мой, — прошептала девушка, — как ты прекрасен.
— И ты, Мари-Лор, и ты, — шептал Жозеф. Он подошел так близко, что касался ее груди. Отведя назад ее густые волосы, он дотронулся губами до кончика ее уха, не переставая крепче прижимать ее к себе. Всем своим телом она чувствовала его возбуждение. Она нерешительно пошевелила бедрами, поглаживая ими низ его живота. Это было так приятно!
Но он уже поднял ее, и она обхватила ногами его талию, тихонько постанывая от наслаждения. Она думала, что он спешит, как это было днем. Она вспомнила, как однажды подслушала разговор Жиля с друзьями, они шутили над тем, что бывает момент, когда невозможно больше ждать.
Но Жозеф, казалось, умел ждать.
Он перенес ее на постель, сел рядом, взял что-то со столика и протянул ей.
— На этот раз, — сказал он, — ты наденешь его на меня сама.
Это значило, что она может его потрогать. Ей захотелось сделать это, как только он снял халат. Но после того, что произошло днем, не решалась. Мари-Лор подумала, нет ли особых правил, по которым, как в танце, что-то можно трогать сначала, а что-то потом?
Или — потрясающая мысль! — все позволено? Можно делать все, что тебе нравится? То, что доставляет удовольствие, и… как это чудесно, то, чем ты можешь доставить удовольствие другому?
Она осмотрела эту штуку и решила, что ее надо надевать, как очень тонкий чулок. Медленными и осторожными движениями она натянула презерватив на головку его пениса.
Губы Жозефа дрожали. Ей приятно было это делать, и она только удивлялась, что пенис от ее прикосновений становится все больше. Но как жаль, что приходится таким образом его прятать.
— Ложись, — сказал Жозеф.
На столе стоял большой тяжелый канделябр. Жозеф придвинул его ближе к кровати и раздвинул полог.
— Я хочу как можно больше света, — тихо объяснил он. Легкими поцелуями он покрывал ее груди, шею, живот. Мари-Лор не сразу поняла, что он старается не пропустить ни одной веснушки и целует каждую из них.
Если бы ей хватало воздуха, она бы рассмеялась.
— Я так долго думал об этом. — Он улыбнулся и снова наклонил голову, быстро облизывая языком каждое бронзовое пятнышко, как кот, слизывающий пролитые сливки.
Он спускался все ниже. На бедрах и животе Мари-Лор было мало веснушек, но он не пропускал ни одной из них, его шелковистые волосы гладили ее кожу при каждом неторопливом изучающем поцелуе.
Затем Жозеф вернулся к ее груди, и его шероховатый язык обжег сосок. Она выгнулась, чтобы прильнуть разгоряченным телом к его божественно сладостной плоти. Потом Мари-Лор почувствовала, как желание пронзило ее сознание, и в то же мгновение (как только он мог угадать эту минуту?) Жозеф раздвинул ее ноги, раскрывая ее перед собой и лаская нежными сильными пальцами. Вдруг все ее чувства, весь мир, вся вселенная сосредоточились в одной точке — на кончике его пальца.
— А-а, вот и ты, — прошептал Жозеф, почувствовав, как в ответ напряглась ее плоть, от его пальца, как будто от факела, внутри Мари-Лор вспыхнуло пламя, а тело словно таяло, растворялось, как сахар в кипящем медном котелке. Она услышала собственный стон. И поняла, что готова.
Жозеф опустился на нее, обхватив бедрами. Волосы на его груди щекотали ее груди. Он снова приподнялся и… вошел в нее.
Мари-Лор увидела беспокойство в его глазах. Он не хотел причинять ей боль. Жозеф хотел доставить партнерше наслаждение.
«Да, да…» — попыталась произнести Мари-Лор, но лишь ахнула, и шепот перешел во вздох. А он все разжигал ее страсть. Ее вздохи и стоны становились все глубже и громче.
Она напрягалась, стараясь полнее раскрыться перед ним и вобрать в себя целиком всю эту сказочно сладостную плоть. Но каждый раз он почти выходил из нее, как бы желая повторить все сначала.
Мари-Лор на мгновение позволила себе испугаться, что он не удовлетворит ее, оставит жаждущей и задыхающейся от страсти. «Нет, он не сделает этого, — убеждала она себя. — Нет!» Она обвила его руками, ухватившись за поясницу. (Так приятно было ощущать его кожу тогда ночью в ее комнате на чердаке.) Притягивала его к себе, ухватившись за ягодицы и сжимая их.
Жадно! Бесстыдно! Непристойно! Она смотрела Жозефу в лицо и видела, как исчезает беспокойство и радость загорается в его глазах.
Быстрее! Ему удалось подчинить ее своему ритму, чтобы в унисон участвовать в этом удивительном танце, в огненном беге, в переплетении наслаждения и страсти, страсти и наслаждения.
Странная улыбка мелькнула на губах Жозефа, и неожиданно мир перевернулся. Мари-Лор оказалась сидящей верхом на нем, ее груди — в его руках, а тело переполнено им. Она покраснела и пыталась прикрыться волосами, спутавшимися в массу пропитанных потом медных локонов.
Он сильнее обхватил ее груди, сжимая соски между пальцев. Он выгнул спину, и ей стало безразлично то, что он мог увидеть. Пусть смотрит, пусть знает, пусть слышит ее глубокие вздохи, жадное животное рычание, вырывавшееся из губ, пусть видит содрогания ее тела — но он, должно быть, испытывает то же! Мари-Лор откинула голову, и у нее вырвался крик; она услышала, как вскрикнул и он. Затем он опустил ее на свою мокрую, соленую от пота грудь. Его сердце — или это было ее — бешено колотилось. Жозеф обнял Мари-Лор, их мокрые, дрожащие, изнемогавшие от страсти тела как будто очутились в центре вихря.
Возможно, она спала — минуту? час? — или просто перенеслась в новую страну, гражданкой которой стала, в республику любви и наслаждений. Когда Мари-Лор услышала хрипловатый шепот Жозефа, то не могла сказать, доносится ли он издалека или звучит совсем рядом.
— Знаешь, я волновался. Из-за сравнения с месье X. Он крепче обнял ее, положив на нее свое бедро. Она уютно устроилась в его объятиях. Ее щека приятно горела от соприкосновения с его щетиной. Страна, с которой она знакомилась, как она теперь понимала, была его телом, с тропами и дорожками, изгибами и возвышенностями и влажными роскошными садами. Она нашла его руку, сжала ее и поцеловала тыльную сторону ладони. Потом немного повернула голову, чтобы видеть его глаза, несколько озабоченное выражение лица.
— Но все же, — продолжал Жозеф, — этот джентльмен производит впечатление в постели. Я весь день волновался, что могу разочаровать тебя, будучи из плоти и крови.
Просто из плоти и крови.
— Ты производишь на меня достаточно сильное впечатление, — заверила Мари-Лор. — Но ты многому еще должен научить меня.
Он приподнялся на локте, выражение его лица стало серьезным, а глаза теплыми и мягкими и… бархатными как ночь.
— Для меня было бы большой честью, Мари-Лор, — сказал он, — если найдется что-нибудь, чему бы я мог научить тебя.
Глава 13
Он, конечно, был намного опытнее ее. Но Мари-Лор казалось, что они учат друг друга, когда каждую ночь их пальцы и губы прослеживают все линии их тел — форму живота, строение запястья или ключицы, поясницу, переходящую в ягодицы.
Они стали исследователями, первооткрывателями особых знаков и чудес природы, коллекционерами, знатоками чудесного и необычайного. Рана на бедре Жозефа, которую зашил Жиль, вызывала у Мари-Лор удивление. Она почти зажила и представляла собой «хорошую работу по сравнению с раной на боку, да, вот здесь, это дело рук мясника, военного хирурга». Она содрогнулась, прогоняя мысль о том, что было бы, если б пуля попала на дюйм выше и правее.
Жозеф целовал следы ожогов на пальцах Мари-Лор, чуть дотрагиваясь до них губами. «Мне приснилось, — однажды ночью прошептал он, — что мои поцелуи превращают их снова в чернильные пятна».
Две ямочки на изгибе поясницы Мари-Лор.
— Ты не знаешь, что они у тебя есть? — воскликнул он. — Подойдем к зеркалу, я их тебе покажу.
У нее никогда не было трельяжа. «Какое чудо, — думала она, — увидеть свое маленькое веснушчатое розовое тело рядом с ним, длинноногим, смуглым, мускулистым, с гордой осанкой». Она бесконечно долго, из всех возможных положений вглядывалась в изображения Жозефа и свое.
Они со смехом меняли позы, как будто позировали для тех гравюр, которые он когда-то контрабандой привозил во Францию, и придумывали под ними подписи:
«Ненасытный хозяин».
«Развратная горничная».
— Султан, — предложил он, завязывая шейный платок на голове в виде тюрбана, — и его одалиска.
Она с беспокойством посмотрела на него, смущенная его острым взглядом.
Итак, жизнь Мари-Лор переменилась. Тихо, незаметно и безвозвратно. Она радовалась, что все произошло именно так, радовалась, что перенесла все шутки, когда все поддразнивали ее, а повода для этих шуток не существовало.
В то время как сейчас, когда притворство обернулось правдой, никого нисколько не интересовало, чем занимались они с Жозефом во время своих ночных свиданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Он прижимал ее к себе, губами собирая слезы с ее лица.
— О, дорогая, — сказал Жозеф, — я бы не поступил так, но ты неожиданно овладела мной.
— Я… овладела… тобой? — Он кивнул.
— Никогда раньше меня не соблазняли с таким проворством. Это все, что мне оставалось сделать, чтобы не выглядеть полным дураком.
Он сел, улыбаясь ее изумлению.
— Такой решительный рот, — прошептал он, обводя мизинцем ее губы.
С легкостью пушинки Жозеф дотронулся до кончика ее языка своим.
— Да, — добавил он, — люди делают так. Всегда, но не так очаровательно, как ты. Но ты еще увидишь.
Ей удалось улыбнуться в ответ.
— Я не думала, что это окажется так легко. Ведь целый месяц ты выполнял очень достойное и благородное решение не трогать меня.
Жозеф засмеялся:
— А мы проводили время вместе в одной спальне. Может быть, нам просто была нужна нейтральная территория.
— Сегодня ночью, — крикнул ей вслед виконт, когда Мари-Лор несколько неуверенным шагом пошла по дороге, направляясь обратно на кухню.
«Сегодня ночью, любовь моя».
Месье Коле был в гневе, а Робер в ней разочаровался. Мари-Лор не просто опоздала на работу, а опоздала более чем на целый час!
Она могла бы придумать какое-нибудь объяснение — чувствовала себя нездоровой, или (вероятно, более убедительное) что месье Жозеф в это утро был очень настойчивым и не хотел отпускать ее. Но девушка ничего не сказала. Она оставалась удивительно молчаливой, не желая нарушать хрупкое равновесие между душой и телом лишними словами.
В наказание ее оставили после ужина чистить металлические каминные экраны. Это была грязная работа, и Мари-Лор не осталось времени переодеться до прихода Батиста. Она смогла только смыть с рук грязь и сажу и пригладить волосы.
На лице Батиста было обычное выражение — понимающее, спокойное, с чуть заметной иронией, вполне безобидной.
Она приветливо кивнула. Интересно, изменилась ли она? Но она должна выглядеть по-другому. Она стала другой.
Все теперь изменилось.
Глава 12
Он встретил ее в том же самом расшитом халате и домашних туфлях, которые надевал прежде. Но если обычно его халат был распахнут и под ним виднелись рубашка и панталоны, то сегодня он был плотно запахнут и крепко перевязан поясом на тонкой талии. Мари-Лор поняла, что под ним ничего нет. Волосы Жозефа, не забранные в косичку, падали ему на плечи. Уголки губ слегка приподняты. Блики желтого света играли на его шее, черные непроницаемые глаза блестели, как у насторожившегося лесного зверя.
Девушка медленно сделала несколько шагов и остановилась. Ее смутила его неподвижность. Стыдясь своего поношенного платья, она к тому же заметила пятна сажи на своих чулках.
«Какой красивый халат, — подумала она, — темно-серый бархат, расшитый сложными узорами пурпурных и золотых нитей». Как жаль, что у Мари-Лор нет ничего красивого, в чем бы она могла приходить сюда.
Жозеф покачал головой:
— Это не важно, Мари-Лор. Честное слово.
Неужели ее мысли так легко прочитать?
Но в таком случае он должен знать, как сильно она хочет его.
Он протянул руку ей за спину, расстегнул платье и осторожно через голову снял его и бросил на пол. Потянул за шнуровку корсета, и нижняя юбка последовала за платьем. Было ясно, что ему знакомы все ее завязки и застежки не хуже, чем ей пуговицы его панталон. Когда Жозеф опустился на колени и по очереди снял каждую туфлю и стянул чулки, Мари-Лор положила руки ему на голову, перебирая пальцами пряди густых волос. Он целовал ее ноги.
Потом быстро поднялся и отступил на несколько шагов назад. Она собрала всю свою волю, чтобы не закрыть глаза, и стояла перед ним, опустив руки, а его взгляд медленно скользил вниз и вверх по ее обнаженному телу. Широкая улыбка расплывалась по его лицу.
— О да! — Это был скорее вздох, а не звук, туманный теплый воздух обволакивал ее тело. Она чувствовала его формы по движению взгляда и дыханию — ямочки, округлости. Довольно приятные формы: конечно, она невысокая, но в целом очень даже неплоха.
Мари-Лор знала, что хороша собой. Ей всегда говорили об этом, совершенно очевидно, что не только ее знание книг привлекало часть небольшой клиентуры папа. Из-за этого она несколько пренебрежительно относилась к своей внешности, предпочитая не обсуждать эту тему и притворяясь, что внешность ее не волнует.
Однако сейчас она волновалась, ей хотелось быть красивой… для него.
Жозеф хотел поднять ее и отнести на кровать.
— Нет, — сказала она. Он поднял брови.
— Не сразу.
У него дрогнули губы.
Она, быстро сообразив, каким узлом завязан его пояс, осторожно потянула за конец.
Он стряхнул с плеч тяжелый бархатный халат, который тут же упал на пол, и ногой отшвырнул его в сторону.
Жозеф стоял в непринужденной позе, слегка покачиваясь на стройных мускулистых ногах. И с веселым вызовом смотрел на нее. Сможет ли она разглядывать его тело с той же смелостью, которую видела в его глазах?
Сможет ли она так свободно и уверенно скользить взглядом по его плечам, торсу? Или она, ошеломленная, будет просто глазеть на его крепкие мускулы, на полоску темных волос на животе? На плоские розовые соски и мощный символ его пола, поднимающийся из темной заросли волос?
Мари-Лор не могла притворяться равнодушной, все это было слишком ново, слишком удивительно. Она широко раскрыла глаза, и вздох вырвался из ее полураскрытых губ.
— Бог мой, — прошептала девушка, — как ты прекрасен.
— И ты, Мари-Лор, и ты, — шептал Жозеф. Он подошел так близко, что касался ее груди. Отведя назад ее густые волосы, он дотронулся губами до кончика ее уха, не переставая крепче прижимать ее к себе. Всем своим телом она чувствовала его возбуждение. Она нерешительно пошевелила бедрами, поглаживая ими низ его живота. Это было так приятно!
Но он уже поднял ее, и она обхватила ногами его талию, тихонько постанывая от наслаждения. Она думала, что он спешит, как это было днем. Она вспомнила, как однажды подслушала разговор Жиля с друзьями, они шутили над тем, что бывает момент, когда невозможно больше ждать.
Но Жозеф, казалось, умел ждать.
Он перенес ее на постель, сел рядом, взял что-то со столика и протянул ей.
— На этот раз, — сказал он, — ты наденешь его на меня сама.
Это значило, что она может его потрогать. Ей захотелось сделать это, как только он снял халат. Но после того, что произошло днем, не решалась. Мари-Лор подумала, нет ли особых правил, по которым, как в танце, что-то можно трогать сначала, а что-то потом?
Или — потрясающая мысль! — все позволено? Можно делать все, что тебе нравится? То, что доставляет удовольствие, и… как это чудесно, то, чем ты можешь доставить удовольствие другому?
Она осмотрела эту штуку и решила, что ее надо надевать, как очень тонкий чулок. Медленными и осторожными движениями она натянула презерватив на головку его пениса.
Губы Жозефа дрожали. Ей приятно было это делать, и она только удивлялась, что пенис от ее прикосновений становится все больше. Но как жаль, что приходится таким образом его прятать.
— Ложись, — сказал Жозеф.
На столе стоял большой тяжелый канделябр. Жозеф придвинул его ближе к кровати и раздвинул полог.
— Я хочу как можно больше света, — тихо объяснил он. Легкими поцелуями он покрывал ее груди, шею, живот. Мари-Лор не сразу поняла, что он старается не пропустить ни одной веснушки и целует каждую из них.
Если бы ей хватало воздуха, она бы рассмеялась.
— Я так долго думал об этом. — Он улыбнулся и снова наклонил голову, быстро облизывая языком каждое бронзовое пятнышко, как кот, слизывающий пролитые сливки.
Он спускался все ниже. На бедрах и животе Мари-Лор было мало веснушек, но он не пропускал ни одной из них, его шелковистые волосы гладили ее кожу при каждом неторопливом изучающем поцелуе.
Затем Жозеф вернулся к ее груди, и его шероховатый язык обжег сосок. Она выгнулась, чтобы прильнуть разгоряченным телом к его божественно сладостной плоти. Потом Мари-Лор почувствовала, как желание пронзило ее сознание, и в то же мгновение (как только он мог угадать эту минуту?) Жозеф раздвинул ее ноги, раскрывая ее перед собой и лаская нежными сильными пальцами. Вдруг все ее чувства, весь мир, вся вселенная сосредоточились в одной точке — на кончике его пальца.
— А-а, вот и ты, — прошептал Жозеф, почувствовав, как в ответ напряглась ее плоть, от его пальца, как будто от факела, внутри Мари-Лор вспыхнуло пламя, а тело словно таяло, растворялось, как сахар в кипящем медном котелке. Она услышала собственный стон. И поняла, что готова.
Жозеф опустился на нее, обхватив бедрами. Волосы на его груди щекотали ее груди. Он снова приподнялся и… вошел в нее.
Мари-Лор увидела беспокойство в его глазах. Он не хотел причинять ей боль. Жозеф хотел доставить партнерше наслаждение.
«Да, да…» — попыталась произнести Мари-Лор, но лишь ахнула, и шепот перешел во вздох. А он все разжигал ее страсть. Ее вздохи и стоны становились все глубже и громче.
Она напрягалась, стараясь полнее раскрыться перед ним и вобрать в себя целиком всю эту сказочно сладостную плоть. Но каждый раз он почти выходил из нее, как бы желая повторить все сначала.
Мари-Лор на мгновение позволила себе испугаться, что он не удовлетворит ее, оставит жаждущей и задыхающейся от страсти. «Нет, он не сделает этого, — убеждала она себя. — Нет!» Она обвила его руками, ухватившись за поясницу. (Так приятно было ощущать его кожу тогда ночью в ее комнате на чердаке.) Притягивала его к себе, ухватившись за ягодицы и сжимая их.
Жадно! Бесстыдно! Непристойно! Она смотрела Жозефу в лицо и видела, как исчезает беспокойство и радость загорается в его глазах.
Быстрее! Ему удалось подчинить ее своему ритму, чтобы в унисон участвовать в этом удивительном танце, в огненном беге, в переплетении наслаждения и страсти, страсти и наслаждения.
Странная улыбка мелькнула на губах Жозефа, и неожиданно мир перевернулся. Мари-Лор оказалась сидящей верхом на нем, ее груди — в его руках, а тело переполнено им. Она покраснела и пыталась прикрыться волосами, спутавшимися в массу пропитанных потом медных локонов.
Он сильнее обхватил ее груди, сжимая соски между пальцев. Он выгнул спину, и ей стало безразлично то, что он мог увидеть. Пусть смотрит, пусть знает, пусть слышит ее глубокие вздохи, жадное животное рычание, вырывавшееся из губ, пусть видит содрогания ее тела — но он, должно быть, испытывает то же! Мари-Лор откинула голову, и у нее вырвался крик; она услышала, как вскрикнул и он. Затем он опустил ее на свою мокрую, соленую от пота грудь. Его сердце — или это было ее — бешено колотилось. Жозеф обнял Мари-Лор, их мокрые, дрожащие, изнемогавшие от страсти тела как будто очутились в центре вихря.
Возможно, она спала — минуту? час? — или просто перенеслась в новую страну, гражданкой которой стала, в республику любви и наслаждений. Когда Мари-Лор услышала хрипловатый шепот Жозефа, то не могла сказать, доносится ли он издалека или звучит совсем рядом.
— Знаешь, я волновался. Из-за сравнения с месье X. Он крепче обнял ее, положив на нее свое бедро. Она уютно устроилась в его объятиях. Ее щека приятно горела от соприкосновения с его щетиной. Страна, с которой она знакомилась, как она теперь понимала, была его телом, с тропами и дорожками, изгибами и возвышенностями и влажными роскошными садами. Она нашла его руку, сжала ее и поцеловала тыльную сторону ладони. Потом немного повернула голову, чтобы видеть его глаза, несколько озабоченное выражение лица.
— Но все же, — продолжал Жозеф, — этот джентльмен производит впечатление в постели. Я весь день волновался, что могу разочаровать тебя, будучи из плоти и крови.
Просто из плоти и крови.
— Ты производишь на меня достаточно сильное впечатление, — заверила Мари-Лор. — Но ты многому еще должен научить меня.
Он приподнялся на локте, выражение его лица стало серьезным, а глаза теплыми и мягкими и… бархатными как ночь.
— Для меня было бы большой честью, Мари-Лор, — сказал он, — если найдется что-нибудь, чему бы я мог научить тебя.
Глава 13
Он, конечно, был намного опытнее ее. Но Мари-Лор казалось, что они учат друг друга, когда каждую ночь их пальцы и губы прослеживают все линии их тел — форму живота, строение запястья или ключицы, поясницу, переходящую в ягодицы.
Они стали исследователями, первооткрывателями особых знаков и чудес природы, коллекционерами, знатоками чудесного и необычайного. Рана на бедре Жозефа, которую зашил Жиль, вызывала у Мари-Лор удивление. Она почти зажила и представляла собой «хорошую работу по сравнению с раной на боку, да, вот здесь, это дело рук мясника, военного хирурга». Она содрогнулась, прогоняя мысль о том, что было бы, если б пуля попала на дюйм выше и правее.
Жозеф целовал следы ожогов на пальцах Мари-Лор, чуть дотрагиваясь до них губами. «Мне приснилось, — однажды ночью прошептал он, — что мои поцелуи превращают их снова в чернильные пятна».
Две ямочки на изгибе поясницы Мари-Лор.
— Ты не знаешь, что они у тебя есть? — воскликнул он. — Подойдем к зеркалу, я их тебе покажу.
У нее никогда не было трельяжа. «Какое чудо, — думала она, — увидеть свое маленькое веснушчатое розовое тело рядом с ним, длинноногим, смуглым, мускулистым, с гордой осанкой». Она бесконечно долго, из всех возможных положений вглядывалась в изображения Жозефа и свое.
Они со смехом меняли позы, как будто позировали для тех гравюр, которые он когда-то контрабандой привозил во Францию, и придумывали под ними подписи:
«Ненасытный хозяин».
«Развратная горничная».
— Султан, — предложил он, завязывая шейный платок на голове в виде тюрбана, — и его одалиска.
Она с беспокойством посмотрела на него, смущенная его острым взглядом.
Итак, жизнь Мари-Лор переменилась. Тихо, незаметно и безвозвратно. Она радовалась, что все произошло именно так, радовалась, что перенесла все шутки, когда все поддразнивали ее, а повода для этих шуток не существовало.
В то время как сейчас, когда притворство обернулось правдой, никого нисколько не интересовало, чем занимались они с Жозефом во время своих ночных свиданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39