Когда рука, лежавшая у нее под грудью, шевельнулась и начала легко поглаживать кожу, она вздрогнула от неожиданности. Повернув голову к Луису, Эми встретила устремленный на нее взгляд горящих глаз.
— Я… я думала, что ты спишь, — прошептала она.
— Это твой призыв, — сообщил он тихим низким голосом, — разбудил меня.
Он оторвал мускулистое плечо от постели, и его длинные пальцы пробежали через треугольник светлых завитков вниз.
— Ты бредишь! Я никогда…
— Не лги мне, милая, — ласково перебил он. — Ты меня хочешь. Я почувствовал, как ты дрожишь у меня под рукой. — Его лицо склонилось к ее лицу. — Так и должно быть.
Эти блестящие глаза лишали ее последних остатков собственной воли, хотя она и пыталась — тщетно пыталась — отрицать очевидное:
— Я не хочу тебя. Не хочу! Мне ненавистно прикосновение твоей руки!
Она заметалась… тело уже снова было охвачено огнем.
Капитан не обращал внимания на ее отговорки. Одним указательным пальцем он продолжал ласкать ее там, где считал нужным, глядя ей в глаза и жарким шепотом повторяя обольстительные нежные слова на безупречном испанском языке.
Наконец он попросил:
— Поцелуй меня, ненаглядная, и скажи, что ты хочешь меня. Эми встряхнула головой:
— Нет. Нет. Ни за что. Никогда!
Твердое прекрасное лицо склонилось еще ближе, так близко, что она ощущала горячее дыхание у себя на щеке.
— Один поцелуй! Больше ничего. Только один поцелуй, querida.
Застонав, Эми подняла руку к его густой черной шевелюре, порывисто притянула к себе голову Луиса, пылко поцеловала и прошептала:
— Да, я хочу тебя. Хочу тебя, и ничего не могу с собой поделать.
— Я знаю, — сказал он.
И снова занялся с ней любовью.
Эми не слишком преуспела, когда на следующий день попробовала осуществить план побега. Солдаты мексиканского отряда были предупреждены, что миссис Парнелл, по всей вероятности, пожелает уехать из асиенды без сопровождения. Этого ни в коем случае нельзя допускать. Она постоянно должна находиться под защитой. Если прелестная вдова надумает посетить городок, то ее будет эскортировать доверенное лицо капитана, лейтенант Педрико Вальдес. Если она все-таки попытается выехать одна, ее следует задержать и немедленно препроводить к командиру отряда.
И вот в два часа пополудни двое решительных молодых солдат доставили, невзирая на ее сопротивление, взбешенную Эми в библиотеку, расположенную на первом этаже. Исполнив эту миссию, они отпустили ее, повернулись и удалились, закрыв за собой дверь.
При закрытых и прочно закрепленных ставнях в обшитом деревянными панелями помещении с книжными полками вдоль стен было совсем темно. Эми чувствовала, что здесь кто-то есть, и понимала, кто именно. Ей показалось, что волосы у нее на затылке встают дыбом. Она несколько раз моргнула и прищурилась, пытаясь определить, где же он находится.
Из угла, скрывающегося в тени, послышался низкий спокойный голос:
— Сюда, миссис Парнелл. К письменному столу.
— Вам это не сойдет с рук! — выкрикнула Эми, стиснув руки. — Я не ваша пленница. Я буду приходить и уходить когда пожелаю, будьте вы прокляты!
Из того же угла донесся уверенный ответ:
— Да нет, вы именно моя пленница. И будете приходить и уходить только тогда, когда я разрешу. И… — Эми услышала скрип ножек стула, отодвигаемого по каменным плиткам пола, — в случае неповиновения вы будете наказаны.
Эми вздрогнула, но отважно предупредила:
— Не подходите ко мне! Я буду орать изо всех сил!
— Вот сразу же и начинайте, — посоветовал он, обходя вокруг стола и медленно приближаясь к ней.
— У меня здесь есть какие-то права! — провозгласила она, надеясь, что голос у нее не задрожит.
— Несомненно.
— Я скажу Магделене и Педрико!
— Так чего же вы ждете?
Он приблизился и остановился, глядя на нее сверху вниз. Верхние пуговицы его белой рубашки были расстегнуты. Бронзовая грудь блестела от выступивших капелек пота. Когда он осторожно снял через голову цепь с Солнечным Камнем и опустил амулет в карман брюк, Эми с усилием сглотнула. Никогда еще Луис не выглядел столь опасным.
Она со страхом взглянула ему в глаза. От них, казалось, исходил жар. Эми невольно затрепетала и беспомощно охнула, когда он заключил ее в крепкое объятие длинных сильных рук и немилосердно тесно прижал к себе.
— Чего ты от меня хочешь? — прерывистым шепотом спросила она.
— Всего, — коротко сообщил он.
Наказание, которому была подвергнута Эми за неудавшуюся попытку к бегству, свелось к тому, что ей пришлось провести час в жарком полуденном полумраке библиотеки со своим хладнокровным мучителем. И — так же как раньше, против ее воли — назначенное им наказание унизительной плотской близостью обернулось для нее позорным наслаждением.
Их тела, покрытые испариной, скользили и распластывались одно по другому; они предавались чувственному безумству с такой неукротимой страстью, словно никак не могли насытиться друг другом.
Но вот наконец взаимная жажда была утолена, и они лежали на старом потертом кожаном диване, не обращая внимания на то, как прилипают к кожаной обивке их сплетенные, покрытые потом тела.
— Ты от меня не сможешь улизнуть.
Не отрывая щеки от его груди, Эми тихо возразила:
— Я непременно от тебя сбегу. И именно тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать.
Миновала неделя с того дня, когда Луис Кинтано со своим отрядом явился, чтобы расположиться лагерем в Орилье. В течение всей этой недели Эми не покидала ранчо, если не считать часов ее неудачного побега. Она понимала, что если не покажется в Сандауне в ближайшее время, то городские знакомые начнут строить догадки и беспокоиться о ней.
Конечно, по округе уже разнесся слух о том, что Луис Кинтано привел отряд на постой в Орилью. Эми имела обыкновение наведываться в городок каждую неделю, и если сейчас заведенный порядок нарушится, по округе могут разнестись и какие-нибудь гнусные сплетни.
Сколь это ни было ей противно, Эми отправилась на поиски надменного капитана. Дело было утром, и, найдя его одного в западном патио, она нерешительно направилась к нему.
Он сидел, вытянув ноги и угрюмо уставившись взглядом в пространство.
Эми прокашлялась, давая знать о своем приближении. Он повернул голову и в течение секунды глядел как бы сквозь нее. Затем кивнул, поднялся с кресла и осведомился:
— Чему я обязан этой честью, миссис Парнелл?
— Я пришла спросить, могу ли я сейчас съездить в город. Она была себе омерзительна из-за того, что голос у нее звучит точь-в-точь как у запуганного ребенка, выпрашивающего разрешение у строгого родителя.
— Бог мой, конечно, можете. Я пошлю Педрико сопровождать вас. Сколько времени вы рассчитываете там провести?
От этого неуместного любопытства Эми мгновенно вознегодовала:
— Откуда мне знать, долго ли я там пробуду! Разве я должна отчитываться за каждую минуту каждого дня?
— Нет. А вот за каждую минуту каждой ночи — непременно, миссис Парнелл.
Эми гневно воззрилась на него:
— Вы отвратительны, порочны и достойны презрения!
— Что же в этом случае следует сказать о вас?
— Чтоб вам сквозь землю провалиться!
Седовласому Педрико Эми смогла задать такие вопросы, которых не посмела бы адресовать Луису. Через несколько минут после того, как Педрико подсадил ее на высокое сиденье легкой коляски с крытым верхом и они тронулись по обсаженной пальмами подъездной дороге к воротам ранчо, Эми вздохнула и в первый раз за всю неделю позволила себе расслабиться.
Коснувшись плеча пожилого лейтенанта, она просто попросила его:
— Пожалуйста, Педрико… расскажи мне все, что знаешь.
Он понимающе кивнул.
Он рассказал Эми о своих бесплодных поисках в мексиканской пустыне, где он пытался найти юного истерзанного Луиса после того, как ее братья бросили его на верную смерть. О том, как подобрал одежду и сапоги с серебряными буквами.
— Но Луиса я не отыскал, — признал Педрико, качая головой, как будто до сих пор не мог в это поверить.
Он продолжал поиски еще больше двух лет, разъезжая по большим и малым поселениям, задавая вопросы, вглядываясь в лица, без конца высматривая Луиса: его поддерживала неведомо откуда взявшаяся уверенность, что Луис жив. Но, увы, мальчик словно растворился в воздухе.
Наконец он утратил всякую надежду. Он зарабатывал себе пропитание как придется: на золотых приисках, на скотоводческих фермах, в придорожных харчевнях.
Эми внимательно слушала, но вот Педрико, словно завершая повествование, сказал:
— А когда в Мексику вторглись французы, я вступил в освободительную армию Хуареса.
Поскольку он замолчал, Эми спросила:
— Но… капитан? Почему ты на его стороне? Педрико, это уже не тот Луис, которого мы знали с детства. Это холодный жестокий человек, который…
— Сеньора Эми, — перебил ее Педрико, сверля ее единственным зрячим глазом. — Я жизнь свою отдал бы за капитана! Вы и понятия не имеете, что такое эта война. Ему мы обязаны всем — даже тем, что просто остались в живых.
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
Педрико снова перевел взгляд на лошадей.
— Наш храбрый, но необученный отряд был отрезан от главных сил. Мы заблудились и начали разбредаться кто куда. Мы были испуганы и не знали, куда податься. — Он покачал головой, но тут же снова улыбнулся. — И вот когда нас окружили французы и казалось уже, что дело наше совсем плохо, что мы пропали, — откуда-то с холмов спустился могучий воин-индеец с белым шрамом на лице. Это был наш капитан!.. — Помолчав, словно заново воскрешая в памяти эти мгновения, Педрико продолжил: — Он приказал нам выстроиться в ряд позади него и держался так уверенно и властно, что мы не колебались. Мы пробились сквозь неприятельские ряды и вышли на соединение с главной армией. И только когда он привел нас в безопасное место, я понял, что вижу перед собой Луиса Кинтано!
— А он сказал тебе, где был все эти годы?
— Нет, сеньора, и я не спрашивал. Капитан очень скрытный человек.
— Да, это так.
Эми терпеливо и вежливо слушала, пока Педрико разливался соловьем, восхваляя человека, в чьем благородстве и бесстрашии был уверен. Было более чем очевидно, что лояльность Педрико по отношению к Кинтано непоколебима, и Эми это открытие не доставило радости.
Итак, она обречена жить в своем личном аду: окружающие ее люди просто слепы и не замечают ее мук. Педрико, и Магделена, и даже старый Фернандо смотрят на Луиса Кинтано с восхищением. Они довольны его присутствием в Орилье и только и мечтают, как бы ему угодить.
А ей самой гордость не позволит рассказать кому бы то ни было о том, что произошло — и продолжает происходить — между нею и бессердечным офицером Мексиканской освободительной армии. Никому она не сможет открыть, что в собственном доме она не более чем пленница ненасытного сластолюбца.
Эми подняла беспокойные синие глаза к скоплению небольших кирпичных зданий, показавшемуся на горизонте. Она глубоко вздохнула, потерла щеки, чтобы выглядеть не такой бледной, и приготовилась к встрече с торговцами и старыми друзьями, которые никогда, никогда не должны были узнать правду.
Глава 22
Техасский городок Сандаун, подобно ряду других городков на этой территории, ранее принадлежавшей Мексике, сохранял многие приметы испанского колониального стиля и застраивался вокруг «главной площади», которая, по сути, имела вид пыльного четырехугольника с немногими скамейками без спинок и несколькими тощими хлопковыми деревьями, посаженными четверть века назад и дающими скудную тень.
С южной стороны площади в безоблачное синее техасское небо возносились высокие белые остроконечные шпили собора Пресвятой Девы Марии. По соседству с католической миссией располагалась городская тюрьма, которая сейчас, когда день только начинался, была свободна от постояльцев, — впрочем, к ночи ситуация могла измениться.
На западной стороне площади целый квартал занимало плоское приземистое строение. Большие квадратные пилястры поддерживали наклонную крышу крыльца, и вывеска, прикрепленная к одной из высоких балок, гласила, что это заведение Мака.
Пещероподобный холл этого заведения являл собой одновременно галантерейный магазин, аптеку, бакалейную лавку, шорную мастерскую, мебельный склад и почтовую контору. Сам же Мак, ирландец с большими кулаками и объемистым животом, всегда носил широкий и длинный фартук с завязками на спине, а поверх него — низко сидящий ремень с парой заряженных «кольтов» сорок четвертого калибра. Улыбался он чаще, чем хмурился, и в его синих глазах то и дело вспыхивали веселые искорки. Он не боялся никого в мире, но его миниатюрная жена-мексиканка Лена и четверо малолетних сыновей — темноволосых черноглазых сорванцов — с легкостью брали верх над добродушным коренастым ирландцем.
Скопление шумных таверн, которые здесь назывались кантонами, салунов с матерчатыми навесами над дверьми и открытых круглые сутки игорных притонов заставляло благородных сандаунских дам держаться подальше от северной стороны площади. Находились, однако, и такие женщины, которые не избегали этого оживленного пятачка: они здесь зарабатывали средства к существованию.
В комнатах над особенно развеселыми салунами размещались бордели, где, если верить слухам, джентльмен мог «позволить себе самое безнравственное и разнузданное поведение, пока у него есть чем платить». Женщины, которые обеспечивали клиентам удовольствие, были соблазнительны, более чем легко одеты и готовы помочь мальчикам весело провести время.
На восточной стороне площади можно было посетить дантиста, похоронное бюро, телеграфную контору, парикмахерскую, магазин дамских шляп и единственную на весь Сандаун гостиницу под названием «Ла-Посада», то есть «Постоялый двор».
Вдоль узких пыльных улиц, ведущих к центру города, выстроились кое-какие более современные кирпичные здания, пара просторных домов, где сдавались меблированные комнаты, и немногочисленные величественные асиенды.
Одна такая асиенда — большой внушительный дом, окруженный высокой стецрй из розовых кирпичных блоков и затейливых чугунных решеток, — стояла особняком и на некотором расстоянии от дороги, ведущей в город с юга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50