Он не стал ничего отрицать или подтверждать.
— Надеюсь, нет необходимости напоминать вам о нашей свадебной ночи? — сказал он. — Вы ясно показали, что мне следует искать удовольствия в других местах, а не у вас.
Элизабет уже не знала удержу.
— Тем не менее я… я требую, чтобы вы с ней расстались! А теперь прошу прощения, но мне хотелось бы удалиться к себе.
С каменным лицом Морган молча наблюдал, как, гордо подняв голову, она, словно королева, вышла из комнаты.
Медленным шагом он направился в библиотеку и устроился там в кресле, сняв сюртук, расстегнув рубашку и удобно вытянув свои длинные ноги. Тьма обступила его со всех сторон, такая же непроглядная, как его настроение. И хотя он неподвижно застыл в кресле, мысли вихрем кружились у него в голове.
Весь вечер, где бы он ни находился и с кем бы ни разговаривал, он думал только о ней. О своей жене. Женщине, которая противоречила и отказывала ему совершенно во всем.
И чем дольше он сидел, тем сильнее разгорался в нем огонь протеста.
На ком он женился? На высокомерной упрямой пуританке. С другой стороны, она мало похожа на строгую фанатичку. Весь вечер он только и любовался ее прекрасными обнаженными плечами. А разве мог он забыть тот миг, когда овладел ею? В его память та минута впечаталась огненными буквами. И как хорошо ему было внутри, в тесном горячем пространстве ее тела. Как он жаждал довести до конца начатое дело! Какой невиданной пыткой было оставить ее в тот момент! И как мечтал он вновь и вновь погружаться в ее глубины.
Вот и теперь кровь бешено закипела, пламень охватил тело, желание молнией пронзило его насквозь.
Но она, Элизабет, оставалась недостижимой.
Морган изо всех сил сжал челюсти. Так не должно быть. Он все изменит, чего бы это ему ни стоило.
Через две ступени он помчался вверх по лестнице.
Элизабет сидела перед туалетным столиком в скромной муслиновой ночной рубашке с длинными рукавами и высоким воротом. Ее золотые волосы были рассыпаны по плечам. Щеткой она расчесывала блестящие пряди, стараясь монотонными движениями успокоить разыгравшиеся нервы.
Она затруднялась, хвалить или бранить себя за взрыв неожиданного гнева.
С одной стороны, она была рада выговориться и показать изменнику-мужу, что не потерпит больше его любовницу.
Но с другой — ее тревожило его странное молчание. Уж не это ли, нашептывал ей навязчивый тихий голос, и обратило ее в бегство?
«Нет, я не струсила», — оправдывалась она перед собой.
«Да, струсила, — настаивал голос. — Ты жалкая трусиха».
Нет… И все же да. Она спасовала перед ним.
Элизабет перестала заниматься самобичеванием. Да, признала она наконец с тяжелым вздохом, человек, за которого она вышла замуж, обладал сильным характером.
И сегодня он особенно дал ей это почувствовать.
Дверь в коридор широко распахнулась, и Элизабет застыла на месте со щеткой в руке. Ее сердце дрогнуло, холодок предчувствия пробежал по спине,
Но страх длился всего секунду, его сменило возмущение. Как посмел он явиться к ней в комнату после их недавнего разговора!
Несколько стремительных шагов, и он оказался за ее спиной. Элизабет напряглась, но не обернулась. Их взгляды встретились в зеркале, ее настороженный и недоверчивый, его, к ее великому огорчению, совершенно непроницаемый.
— Что вам надо? — отрывисто спросила она.
— Вопрос не требует ответа. Я хочу с вами поговорить.
— Неужели нельзя подождать до утра? И выбрать для этого другое место?
— Нет, нельзя. Мы не можем ждать. Кроме того, дорогая женушка, мне очень здесь нравится, и уж отсюда вы никуда не скроетесь.
Глава 14
Сердце Элизабет тяжелыми ударами забилось в груди. С возрастающим беспокойством она наблюдала, как, заложив руки за спину, он неторопливыми шагами меряет комнату. Его белоснежная рубашка была не застегнута у ворота, обнажая поросшую темными волосами грудь. Элизабет следила за ним, и холодный ком страха рос у нее в груди.
— Вы ушли, не кончив разговора, Элизабет.
Она молчала. Рука со щеткой безвольно лежала на коленях.
— Наше с вами так называемое соглашение не работает, как мы того ожидали. Вы ведь не станете этого отрицать.
Элизабет подумала, затем кивнула.
— Тогда, мне кажется, пришло время определить наши обязанности. Вы решили поставить мне некоторые условия. Я готов их выполнять.
Наступило короткое молчание, затем он с твердостью продолжал:
— Но, боюсь, что и у меня есть свои требования. И хотя его тон был спокойным и миролюбивым,
Элизабет распознала в нем скрытое раздражение, и как пожалела она теперь о своей несдержанности! Она с трудом заставила себя заговорить.
— И какие же они?
Морган остановился прямо за ней, так что его рубашка касалась ее волос.
— Мы с вами женаты уже около месяца, — произнес он, как бы раздумывая. — Честно говоря, Элизабет, я жду большего от своей жены.
— Возможно, и я жду большего от своего мужа! — не сдержавшись, вспыхнула она.
— Вот и отлично. Потому что я готов, и даже жажду, исполнить свои супружеские обязанности.
Его взгляд опустился туда, где ее не сдерживаемые корсетом груди вздымали тонкую ткань рубашки.
В глазах появился огонек, который не позволял сомневаться в его намерениях. И вновь Элизабет почувствовала ту острую боль, разрывавшую ее на части. Словно от стрелы, пронзившей ее насквозь…
Элизабет задохнулась от ужаса. Неужели он вновь подвергнет ее пытке? Да она ее не вынесет! Она с криком вскочила на ноги.
— Я не это имела в виду…
— Но я имел в виду именно это.
Сильные руки схватили ее за плечи и повернули к себе. Его взгляд, казалось, проникал сквозь ее одежду. Он опустил руки.
— Вы меня водите за нос, Элизабет. К примеру, сегодня вечером на вас было красное платье, а красный цвет, как известно, цвет страсти. Но разве вы одариваете меня любовью? Совсем наоборот. — Он горько усмехнулся. — Моя добродетельная жена, я бы подчеркнул, моя добродетельная английская леди, вы холоднее льда.
Что она могла сказать в ответ? Ничего. Она только следила за ним широко открытыми, испуганными глазами.
Его палец презрительно поддел ворот ее ночной рубашки.
— Снимите это, — коротко приказал Морган.
Даже если бы Элизабет захотела, она не смогла бы пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Суровая непреклонность читалась в его взоре, и сам воздух в комнате вот-вот готов был взорваться.
— Возможно, вы предпочитаете мою помощь, — намекнул он коварно.
Элизабет побледнела, но, собрав силы, мужественно отразила атаку.
— Как вы смеете выставлять мне требования, когда сами не являетесь образцом супружеской верности?
Увидев, как заиграли желваки на его скулах, Элизабет затрепетала; никогда прежде она не чувствовала опасность так близко.
— Я хочу получить то, что мне принадлежит по праву, чтобы любить свою жену и заботиться о ней. Насколько я помню, именно в этом мы поклялись в церкви. — Его тон был беспощаден. — К тому же я куда лучший муж, чем вы жена!
— Нет, ни за что! — в бешенстве закричала она. — Вы получите только то, что я отдам по доброй воле!
— И кому же вы хотите все отдать? Наверное, Натаниелю? — издевался Морган. — Пожалуй, вам лучше спросить у него, где он был, когда вы приехали из Англии. И еще — почему он наконец явился. Сильно подозреваю, что он наскучил вдовушке в Нью-Йорке. А может быть, она сама ему приелась.
Потрясение было слишком велико. Кровь отлила от ее лица, когда до нее дошел смысл его слов. Он знал, что Натаниель был в Нью-Йорке. Знал, но ничего не сказал ей.
— Вы его нашли, — произнесла Элизабет, еле шевеля губами. — Значит, вы все-таки его нашли? — ее голос дрожал от ярости. — Какой глупой я была, когда рассчитывала на вашу честность! Но вы не ошиблись, мне действительно нужен Натаниель. Я всегда о нем мечтала и не переставала мечтать. И я… я собираюсь как можно быстрее получить развод!
Морган молчал, нахмурившись и сжав губы; его глаза горели, как два угля.
Не сдерживаясь и не думая о последствиях, Элизабет дала волю своему языку и говорила, что попало.
— Вы меня слышите? Мне нужен Натаниель, а не вы! Так и знайте! И вообще будьте вы прокляты!
Отголосок прошлого прозвучал в ее словах. «Мне нужен Натаниель, а не вы!» Сначала Амелия, и вот теперь Элизабет. Обе пренебрегали им. Неверные жены, ненадежный брат… Все они вероломные предатели.
Что-то надломилось в нем, и внезапно, ослепленный яростью и желанием, он грубо схватил ее и притянул к себе.
— Нет уж, — в бешенстве прошипел он. — Это ты будь проклята.
Он прижался ртом к ее рту и запустил руки в длинные золотые пряди, придерживая Элизабет, чтобы она не вырывалась. Он намотал на кулак волосы, чтобы подтянуть ее еще ближе.
Его рот был злобным и терзающим, будто орудие пытки. Сопротивление было напрасным, ее слабый жалобный крик смолк, задушенный его губами. У нее закружилась голова, и она почувствовала, что он взял ее на руки и отнес на кровать. Затем лег рядом. Она увидела над собой его лицо, искаженное гневом и каким-то еще непонятным ей чувством.
Он изо всех сил сжал ее в объятиях, так что ей стало больно. Его умелые прикосновения были образцом любовного искусства. Ничто не создавало преграды его рукам, смело бродившим по ее телу.
Элизабет точно знала, что на этот раз он не остановится. Всякий протест был бы бессмысленным, он все равно не станет ее слушать. И не будет же она вступать с ним в драку, когда он все равно ее одолеет.
Ее рубашка задралась к бедрам, обнажив стройные белые ноги; быстрые пальцы расстегнули пуговицы ее рубашки, но Элизабет не оказывала никакого сопротивления. Вот-вот готовые вылиться слезы жгли ей глаза.
— Вы пренебрегаете мною, Элизабет, вы отказываете мне на словах. Тогда почему ваше тело говорит об обратном?
Элизабет ожидала, что Морган сразу грубо набросится на нее, но он использовал совсем иные, хитрые уловки. Его пальцы вновь и вновь чуть поглаживали кончики ее грудей, приводя Элизабет в возбуждение. К ее полному отчаянию, розовые вершины напряглись и затвердели, и чувство неги разлилось по всему телу.
Теперь на лице Моргана появилась улыбка.
Одним резким движением через голову он сдернул с нее рубашку. Смуглая сильная рука легла ей на живот. Элизабет вздрогнула всем телом. Суровым взглядом он смотрел ей прямо в глаза.
— Ты еще никогда не называла меня по имени, Элизабет.
«Я не могу себя заставить», — беспомощно подумала она. Слова застряли у нее в горле. Его лицо потемнело.
— Назови меня по имени, Элизабет, — потребовал он. — Я жду.
У нее задрожали губы, и она отрывисто вздохнула. Напряжение достигло предела, Элизабет отвернулась, и глухие рыдания, вырвавшиеся из ее груди, нарушили тишину.
Ледяной холод охватил душу Моргана. Он взял ее за подбородок, повернул к себе и попытался исправить положение страстным поцелуем. Может, так оно и лучше, без стычек и баталий и ненужных перепалок.
Но он ощутил на своих губах нечто теплое, влажное и соленое…
Морган резко поднял голову и увидел ее глаза, огромные, зеленые, обиженные и блестевшие от непролитых слез. Он мгновенно отрезвел, спустившись на землю.
— Черт бы тебя побрал, — бросил он сквозь зубы ей в лицо. — Черт бы тебя побрал, Элизабет.
Последняя капля переполнила чашу страданий, и не в силах сдерживаться, Элизабет зарыдала. Громко, безутешно, свернувшись в комочек и уткнувшись в подушку.
Этого Морган совсем не ожидал. Дерзкий вызов, ссора, но только не взрыв отчаяния. Ее плач рвал на части его сердце.
Но самое главное, он не знал, что предпринять. Она застала его врасплох, он оказался безоружным перед потоком слез. Амелия всегда была уверена в себе, в своей красоте, и в ней не было и намека на слабость. Лишь теперь Морган сообразил, что мерил Элизабет той же меркой. Ему не приходило в голову, что она так ранима.
Осторожная рука прикоснулась к ней.
— Элизабет, — позвал Морган, и снова:
— Элизабет!
Она его не слышала. Он понял, что она ушла в себя, укрылась в убежище, куда он не мог проникнуть.
Неуверенно, почти со страхом, он взял ее за плечо и повернул к себе. И тогда, всхлипывая, она устроилась в его объятиях, словно он был защитником, а не причиной всех ее бед.
Морган прикрыл ее и себя одеялом. Она все еще плакала навзрыд, будто ее сердце было навеки разбито. Невольно он теснее сжал свои объятия, и ее теплые слезы лились ему на грудь… Оттаивая его замерзшее сердце, которое, как он считал, ничто уже не могло растопить.
Понемногу рыдания утихли. Прерывистое дыхание стало медленным и спокойным. Крепко прижавшись к нему, словно тут всегда было ее место, она мирно спала под защитой его рук.
Но Морган не мог уснуть. Не мог разобраться в беспорядочной лавине мыслей, где всегда главенствовала она одна, эта женщина, лишившая его покоя. До самого рассвета он пролежал, глядя в темноту.
На следующее утро Элизабет проснулась позже обычного. Еще не придя в себя, она зевнула и потянулась. И тут же обнаружила, что она совершенно нагая! Она невольно вскрикнула и посмотрела на подушку рядом: подушка была слегка примята.
И сразу вспомнила до мелочей все события прошлой ночи. Как рассердился Морган и как он упорствовал, настаивая на своем.
Элизабет припомнила, как пробудилась где-то перед рассветом — сумерки уже начали отступать — и в полудреме заметила, что спала, положив руку ему на грудь, там, где особенно густо темнели волосы. Она шевельнулась, и Морган тут же тихо шепнул ей что-то на ухо; его губы слегка коснулись ее виска.
— Спи, — чуть слышно повторил он.
Или ей это только приснилось?
Что на нее нашло? Она расплакалась по понятной причине. Но безумие искать защиты в объятиях того, кто держит тебя в рабстве. Только днем раньше она клялась себе, что нет на свете жестокосерднее человека, чем Морган О'Коннор. Сострадание, уверяла она себя, совершенно чуждо его натуре.
Элизабет натянула одеяло до самого подбородка. Когда прошлой ночью Морган вошел в комнату, атмосфера наэлектризовалась до предела, малейшая искра могла вызвать разряд. Накал чувств был так велик, что Элизабет вздрагивала при одном воспоминании об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34