Вы, может, и не поверите, но он цвета различает! В самом деле! Сестра говорит, что это ужасно странно, но он сказал ей, что на ней зеленое пальто, и пальто действительно было зеленое.
— Не может быть.
— Да нет, правда, как бог свят! — обиделась барменша.
— Нет, — сказал Билли. — Может, он и сумеет отличить зеленое от красного, но отличить на телеэкране, какая лошадь из трех или четырех пришла первой, он сможет вряд ли. Это и зрячему не всегда под силу.
Билли задумался.
— С другой стороны, я сегодня потерял кучу денег на этих фотофинишах.
Он поразмыслил еще.
— И не я один, между прочим. Я слышал, как еще несколько букмекеров жаловались, что выложили кучу денег за Джетсета. Билли нахмурился:
— Тут что-то кроется, это ясно. Только вот что? Внезапно Билли опустил свою кружку на стол с грохотом, от которого содрогнулся весь бар.
— Радио, говорите, слушает? А какое радио?
— Откуда я знаю? — испуганно ощетинилась барменша.
Билли принялся лихорадочно соображать.
— Он живет рядом с ипподромом. Предположим, ему удалось подслушать результат фотофиниша, прежде чем его объявили по громкоговорителям. Но это дает слишком малый промежуток времени… как успел этот Джейми — а может, и не он один, а многие другие, которые тоже это слышали, — как они успели сделать ставки?
— Не понимаю, о чем это вы, — сказала барменша.
— Пойду-ка я, загляну в гости к Джейми Финланду, — сказал Билли Хитчинс. — И спрошу, кого или что он слышал — если, конечно, он вообще что-то слышал.
— Ну ты загнул! — рассудительно сказал менеджер. — Единственный человек, который может оттянуть время, — это судья!
— О господи! — воскликнул Билли, пораженный этой мыслью. — А как насчет судьи?
Арнольд Роупер ничего не знал о прениях, разгоревшихся в баре. Для Арнольда Билли Хитчинс был всего лишь именем на табличке, висящей над ларьком букмекера. Ну как можно было предвидеть, что сообразительный Билли Хитчинс заглянет в паб, а барменшей в пабе окажется девушка, сестра которой живет по соседству со слепым мальчиком? И что этот мальчик случайно перехватит секретное сообщение Роупера своим радиоприемником, который может принимать радиоволны в диапазоне от ста десяти до ста сорока мегагерц?
Арнольд Роупер спокойно отправился домой. Его портативный радиопередатчик, как всегда, был надежно спрятан во внутреннем кармане пиджака, и короткая антенна была убрана.
Мало используемая маломощная волна, на которой передавал свои сообщения Роупер, была, с его точки зрения, вполне безопасной. Поймать ее мог разве что пролетающий мимо самолет. А летчику ни за что не пришло бы в голову сопоставить прозвучавшее в эфире число с номером победителя фотофиниша в Аскоте, в Эпсоме, в Ньюмаркете или в Йорке.
Перед тем как уйти с ипподрома, Арнольд Роупер тщательно упаковал чрезвычайно тонкий и дорогой прибор и запер его в сейф. Прибор принадлежал фирме, на которую работал Роупер. Арнольд Роупер не был судьей. Он работал оператором камеры, которая фиксирует фотофиниш. Он сам печатал снимок; он мог не отдавать его судье сразу, а немного потянуть; и именно он первым узнавал, кто победитель.
БОЛТ С РЕЗЬБОЙ
Пути правосудия длинны, извилисты, дорогостоящи и временами заводят в тупик. Впрочем, в этом рассказе правосудие все же достигает своей цели. Но по дороге мы получаем кое-какие уроки.
Урок первый: доброту надо проявлять с умом. Урок второй: на всякую хитрую дырку найдется болт с резьбой.
Сэнди Натбридж стоял, опираясь на белую ограду частного тренировочного загона в Южной Каролине, и пытался раскусить скрытного и на первый взгляд неприметного человека, который вместе с ним приехал смотреть лошадь.
Человек (Джулз Реджинальд Харлоу) был англичанином, как и сам Сэнди Натбридж. Сэнди намеревался продать ему кобылу-двухлетку, выращенную в Южной Каролине. Сейчас кобылку гоняли быстрым галопом. Сидел на ней первоклассный конюх, которого Сэнди Натбридж приглашал, когда речь шла о сделках на сумму со многими нулями.
Сэнди многословно расписывал достоинства кобылки и ее родословную. Причем для разнообразия на сей раз все это было правдой. Жар, с которым он расхваливал точеную голову, добрые глаза и широкую грудь, был обоснованным. В настоящий момент кобылка вполне заслуживала всех расточаемых ей похвал. Ну а будущее одному богу известно.
Джулз Реджинальд Харлоу созерцал плавные движения кобылки и прислушивался к неподдельному энтузиазму в голосе барышника. Харлоу считал Сэнди Натбриджа неплохим знатоком своего дела, но предпочитал присмотреться к лошади самолично.
Конюх сделал по загону два круга: один шагом и рысью, второй — галопом. Теперь он натянул повод и рысью подъехал к двоим зрителям.
— Спасибо, Пит, — кивнул ему Натбридж.
— Да, спасибо вам, — сказал Джулз и обернулся к барышнику: — Если ветеринар подтвердит, что лошадь здорова, я ее возьму.
Мужчины ударили по рукам. Джулз Харлоу спокойно сел в темно-зеленый «Линкольн-Таун», стоявший у ворот загона, и уехал.
Сэнди Натбридж позвонил в агентство, на которое работал, и сообщил об успехе сделки. Его начальник, Рэй Уичелси, владелец агентства, очень ценил Сэнди Натбриджа. В основном как торговца, но и как человека тоже. Коренастая фигура Сэнди, жесткие седеющие волосы и респектабельный английский выговор внушали клиентам доверие к агентству и заставляли их раскошеливаться.
— Наш мистер Харлоу — из молчунов, — докладывал Сэнди Натбридж. — Я бы не сказал, что он так уж хорошо разбирается в лошадях. Мы с ним договорились насчет кобылки, но я не стал просить его положить задаток на депозит, потому что вы сказали этого не делать.
— Все правильно. Как он выглядит? Озадаченный Сэнди попытался описать клиента, как мог.
— Ну… невысокий такой. Лет около пятидесяти. Обыкновенный. Но с аристократическим английским выговором. В сером костюме, при галстуке. В толпе не выделяется.
— Наш мистер Харлоу, — произнес Рэй Уичелси спокойно, но с нажимом, — этот мистер Харлоу, которого вы только что описали, — крупный компьютерщик. Изобретатель. И крупный предприниматель. Я в этом почти уверен.
— Ну а нам-то что? — спросил Натбридж.
— А то, что он может позволить себе купить целый табун таких кобылок.
Скромный мистер Харлоу покупал великолепную двухлетку в подарок на свадьбу жизнерадостной вдовушке, которая избрала его своим третьим мужем. Первый и второй мужья помыкали ею, но зато, скончавшись, оставили ей по целому состоянию. Джулз Харлоу был богаче их обоих, но предпочитал, чтобы правила в доме жена. Вдовушка в нем души не чаяла.
Она прекрасно разбиралась в лошадях и проводила целые дни на ипподроме. До того, как Джулз встретился с ней, он весьма смутно представлял себе, что такое Кентуккийское дерби. Он проводил свои дни, конструируя и разрабатывая микросхемы. Джулз казался тихим, потому что был целиком погружен в свои мысли.
Когда эти двое впервые отобедали и переспали вместе, они обнаружили, что их интересы и характеры, на первый взгляд столь разные, странным образом сходятся. А время спаяло их союз намертво.
А тем временем в Англии матушка Сэнди Натбриджа радостно собирала вещи и безуспешно пыталась утихомирить двоих внучат, Боба и Миранду. Бобу было десять лет, Миранде восемь. Они с бабушкой ехали в Южную Каролину, чтобы провести две недели пасхальных каникул вместе с папой.
Сэнди Натбридж был в разводе и редко виделся со своими детьми. Предстоящий приезд детей и матери радовал его несказанно. Целых две недели! Сэнди попросил Рэя Уичелси, чтобы тот на это время освободил его от работы.
Он выслал своим деньги на дорогу: его матушка была вдовой и жила на скудную пенсию, а бывшая супруга Сэнди, которая снова вышла замуж, сказала, что, если он желает повидать детей, пусть сам и оплачивает дорогу. Сэнди поехал встречать детей в аэропорт. Детишки повисли у него на шее, и Сэнди понял, что деньги были потрачены не зря. Его мама, в новом платье, утирала слезы платочком, а ребята, никогда прежде не покидавшие Англии, глазели на бескрайние просторы Америки, изумленно разинув рот.
Сэнди Натбридж снимал двухкомнатную квартиру на четвертом этаже кондоминиума, стоявшего на берегу озера. Из окна открывался изумительный вид на яхты, лес, серо-голубую гладь озера и заходящее солнце. А всего в часе езды по хорошей дороге лежал край коневодов, где Сэнди сидел в офисе Рэя Уичелси, закинув ноги на стол и попивая кофе из одноразовых стаканчиков. Рэй Уичелси не платил ему жалованья — только комиссионные, и комиссионные Сэнди получал наличными.
Короче, жизнь Натбриджа полностью соответствовала стандартам умеренного процветания — жизнь достаточно честного торговца, не страдающего политическими амбициями.
Дети — и мать Сэнди, — конечно, устали от перелета через океан. Но тем не менее пришли в экстаз от «настоящего американского ужина», состоявшего из гамбургеров и жареной картошки. Дети впервые услышали выражение «захлопни варежку» и повторяли его с невинным удовольствием.
Это было во вторник. В среду утром, когда подошло время завтрака, Сэнди Натбридж накинул поверх пижамы тонкий халат и, оставив свое семейство поглощать незнакомые им прежде кукурузные хлопья, как всегда, спустился вниз, в холл кондоминиума, купить в киоске-автомате свежую газету.
За столом в холле сидел служащий кондоминиума в синей форме. Он исполнял одновременно обязанности охранника и консьержа, записывал, кто кому звонил, и передавал сообщения. Сэнди Натбридж, как обычно, мимоходом бросил ему: «Привет, Билл!» — и направился к лифту, не обратив внимания на двух вооруженных полицейских, стоявших у столика Билла. Но тут Билл сказал полицейским:
— Это он!
Полицейские внезапно ожили, точно марионетки, которых дернули за веревочки. Они набросились на Сэнди Натбриджа, с размаху приложили его лицом о стенку, оклеенную обоями с зеленым рисуночком, и приказали:
— Руки вверх! Ноги расставить!
Сэнди Натбридж прожил в Штатах достаточно долго и знал, что протестовать бесполезно. Надо же полицейским убедиться, что он не прячет под пижамой пистолет! Сэнди показалось нелепым, что они так грубо сковали ему руки за спиной и «зачитали его права», которые состояли в основном из угрозы, что все им сказанное может быть обращено против него. Но ведь в Америке так принято.
— Простите, а в чем, собственно, меня обвиняют? — поинтересовался Сэнди.
Полицейские этого не знали. Им было сказано просто «доставить Натбриджа для допроса».
Сэнди Натбридж попросил позволения вернуться наверх, чтобы одеться и сказать детям, что он отлучится на пару часов. Полицейские не потрудились ответить — просто пихнули его в сторону двери.
— Билл, предупредите мою маму! — крикнул Сэнди через плечо. Впрочем, он не рассчитывал, что его просьба будет выполнена. Билл был не из тех, кто спешит оказать услугу.
Сэнди Натбридж все еще не принимал арест всерьез. Уж слишком это было похоже на сцену из фарса. Он здорово посмеялся над полицейскими, которые долго петляли по переулкам, потому что никак не могли выехать на шоссе, ведущее в город. Но когда в участке его бесцеремонно затолкали в камеру и заперли, Сэнди начал понимать, что дело серьезное.
После длительных протестов ему наконец позволили сделать один звонок. Сэнди позвонил своему приятелю-адвокату и попросил успокоить его семью, которая, вне сомнения, тревожится, и немедленно приехать на выручку.
Сэнди Натбридж никогда прежде не пользовался услугами адвокатов в связи с уголовными делами — его еще ни разу не арестовывали. Поэтому он не знал, что его приятель — неплохой собутыльник, но адвокат не блестящий. Он даже не подозревал, что арестовали его именно из-за этого приятеля, который сообщил кое о чем тому, кому этого рассказывать не стоило.
Приятель-адвокат, которого звали Патрик Грин, пообещал разузнать, за что, собственно, арестовали Сэнди, и через некоторое время сообщил:
— Тебя разыскивала ВНС по делу о неуплате налогов трехгодичной давности, связанному с депозитами в твоем банке. Подозревают, что ты замешан в торговле наркотиками.
В четверг утром ошеломленный и к этому времени уже всерьез встревоженный Сэнди Натбридж оказался в суде (после ночи, проведенной в неуютной камере) и предстал перед судьей. Судья не был уверен, имеется ли достаточно доказательств для его заключения под стражу, но у него был готов выход для любой ситуации. На просьбу Патрика Грина отпустить Сэнди немедленно прокурор ответил, что, поскольку Натбридж является британским гражданином и живет в Америке по «зеленой карте» (которая на самом деле была белой), он может скрыться и покинуть страну до того, как ВНС завершит расследование. Поэтому прокурор возражал против того, чтобы Натбридж был отпущен под залог.
Однако судья, у которого за плечами были годы и годы нудных разбирательств, стукнул своим молоточком и объявил, что Натбридж может быть отпущен под залог в сто тысяч долларов.
Патрик Грин примерно этого и ожидал. Но для Сэнди Натбриджа подобная сумма была неслыханной. У него не было сотни тысяч, и его банк не дал бы ему такой суммы без надежного дополнительного обеспечения. Однако если он не достанет денег, ему придется сидеть за решеткой до самого суда, а поскольку никто не мог точно сказать, в чем именно его обвиняют, сидеть пришлось бы долго, Патрик Грин заверил друга Сэнди, что набрать денег на залог — раз плюнуть. Ведь, в конце концов, он же вернет эти деньги, как только будет назначен срок разбирательства и Сэнди явится в суд.
Они принялись скрести по сусекам: сколько-то нашлось у самого Сэнди, еще сколько-то набрала его мама, которая позвонила соседям и назанимала, сколько могла, и взяла небольшую сумму под залог своей пенсии в банке, где ей доверяли; сколько-то дал Рэй Уичелси — из своих денег, а не из тех, что принадлежали фирме. Сэнди твердо заявил, что неповинен ни в каком преступлении, и Рэй ему поверил.
В четверг к вечеру все деньги, что можно, были собраны. Но десяти тысяч все равно не хватало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35