— Если младенец есть, Джейс, то он определенно твой.
— «Если», Алексис? Ты не уверена?
— Нет. Но задержка составляет семь дней.
— Выясни.
• — И что тогда? — Алексис знала ответ. Она сделает аборт. И мало того, что она испытает дискомфорт, еще ведь существует риск, что бульварные газеты пронюхают об этом. А что же мужчина, чья потенция стала причиной того, что с ней произошло? Этот мужчина найдет для нее лучшего из лучших специалистов в этой области, наверняка своего коллегу, от которого она вправе ожидать полного молчания и предельной аккуратности.
Однако Джейс не спешил изложить этот очевидный план — дескать, я все беру на себя, — и в воцарившемся молчании что-то происходило.
Две вещи.
Одна происходила с ней, другая — с ним.
То, что происходило с Алексис, было знакомым и понятным — накатывающее тепло в нижней части живота, подающее сигнал о том, что наступило время менструации. Вскоре последуют судороги — неприятные, но не столь уж болезненные, и начнется кровотечение, от слабого до умеренного, которое будет продолжаться пять дней.
Она не беременна, просто случилась задержка, и Алексис, испытав внезапное облегчение, едва не выболтала эту радостную новость.
Однако она все-таки сдержалась — совсем ни к чему позволять Джейсу так легко соскочить с крючка.
Его молчание объяснялось тем, что происходило, — бушующая в нем буря столь заинтриговала ее, что она была не в силах заговорить, даже если бы пожелала. Тем более что она этого и не желала, ей досташшло огромное удовольствие видеть, как он стоит перед ней и смотрит на нее со смешанным чувством ярости, муки, страсти, желания.
Алексис хотелось, чтобы он смотрел на нее вот так всегда, чтобы он прикоснулся к ней и занялся с ней любовью, как делал это раньше.
Она представила себе, как Джейс касается ее, а она начинает дрожать, и теперь просто обязана была заговорить:
— Джейс? Что, если я беременна?
— Тогда, — пожал он плечами, — мы поженимся.
— Поженимся?
— Это мое предложение, Алексис. Мой выбор.
Брак отсутствовал в списке ее желаний, равно как и младенец. Однако все это было в его списке.
Однако Джейс просил ее выйти за него замуж, он хочет этого, он выбирает ее. В качестве невесты. Своей жены. Матери его ребенка.
Судорога в животе напомнила ей, что ребенка-то нет.
Хотя он мог быть. Поэтому ей просто нужно удержать Джейса подальше от постели в течение ближайших пяти дней. У Алексис было тревожное чувство, что подобное воздержание для него не будет трудным, что он отнюдь не жаждет прикоснуться к ней, как жаждала этого она, мечтая о его прикосновениях.
Но Джейс все-таки прикоснется к ней снова и, полагая, что она беременна, станет заниматься любовью, не заботясь о последствиях, и тогда беременность станет вскоре реальностью.
Или же она может продолжать принимать противозачаточные таблетки и, учитывая ее чувствительность к гормонам, станет походить на беременную… И они с Джейсом поженятся до его отъезда на войну… А пока будущий отец будет оказывать помощь раненым солдатам за морем, у нее случится выкидыш… и она будет выглядеть такой несчастной, когда он приедет к ней в День святого Валентина, что он будет вынужден на какое-то время отложить развод.
А что сделает она? Она скажет, что хочет попытаться еще раз, как только ей позволит акушер.
И она действительно попытается?
Да, если ей не удастся к тому времени заставить Джейса смотреть на нее так, как он смотрит сейчас — испытывая яростное, мучительное желание.
А если она не сможет пробудить в нем подобную страсть без помощи ребенка?
Тогда она забеременеет.
А какой матерью она будет? Ответ высветился в его горящих зеленых глазах: хорошей, преданной и неэгоистичной. Другого Джейс не приемлет.
— Алексис?
— Это и мой выбор, Джейс.
— В таком случае выясни окончательно и дай мне знать.
Глава 6
— Она была беременна?
Джейс не успел ответить на негромко заданный вопрос Джулии — помешало появление Марго. С калориями. Оформленными весьма эффектно.
Венок из сахарного тростника окаймлял красную чашу с орехами макадамии и горячий шоколад в зеленых кружках. Кроме еды, были предложены игральные карты, украшенные лентами.
Джейс поблагодарил Марго за калории и карты и заверил ее, что непременно даст ей знать, если им понадобится что-то еще. Они перебросились несколькими фразами, поскольку Марго явно хотелось поболтать с Джейсом.
К тому моменту когда Марго наконец ушла, Джулия решила, что Джейс давно забыл о ее вопросе.
Но она ошиблась.
— Нет, — ответил он так, словно их разговор и не прерывался. — Она никогда не была беременна. Я это выяснил, когда через несколько дней мы встретились, чтобы обсудить наши планы. Алексис была достаточно серьезна, когда мы обсуждали наши планы на жизнь. Но в ней не чувствовалось беспокойства, не было…
— Тревоги.
— Тревоги, Джулия? — Именно это слово он употребил, когда Алексис предстала перед ним со своей ложью. — О чем?
— О том, что она становится матерью. О необходимости заботиться, об ответственности за новую жизнь.
— Да, — мягко произнес Джейс. — Алексис не пугало ничто, кроме потери того, чего ей хотелось.
— Вас.
— Да… меня.
— Но почему?
Его улыбка не была высокомерной — она была сдержанной, даже чуть-чуть суровой.
— Почему Алексис хотела меня? Хороший вопрос. Честно говоря, я не знаю.
— Мой вопрос был не об этом. Почему вы собрались жениться на ней? На женщине, которую вы не любили?
— Обычные причины, — терпеливо пояснил Джейс. — Мой ребенок. Моя ответственность. И прочная вера, я полагаю, в феномен семьи.
— А вы хотели ребенка? — с интересом посмотрела на него Джулия.
Она читает в его сердце, подумал Джейс. В этом средоточии гибельных крайностей — льда и пламени, где ничто не способно выжить. Он ничего не хотел. До младенца. Его младенца.
— Хотел ли я?
— Да. Разве нет?
У него в сердце неожиданно перемешались самые разные чувства. Он никогда бы не смог вообразить, что можно испытывать надежду на фоне ужаса. И радость.
Тем не менее надежда и радость присутствовали. Как и любовь. И когда пришло осознание истины, вскрылась ложь, Джейс испытал сожаление по поводу несостоявшейся прекрасной жизни, словно она уже существовала, но должна была закончиться.
Джейс до сих пор сожалел о той фантомной, замечательной жизни, сожалел о потере того, чего не было.
— Простите, — пробормотала Джулия. — Я не должна была спрашивать об этом.
— Почему же? Я как раз думал об ответе на этот вопрос. Ответ — и да и нет. Ни у меня, ни у Алексис не было особого желания иметь ребенка.
— Но вы были бы замечательным отцом.
Он встретил это уверенное и смелое заявление Джулии с некоторым удивлением. И с удивленной неуверенностью. И тихо прошептал:
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Наступило молчание. Мерцающее, мягкое, многозначительное. Взгляд Джулии упал на рождественскую колоду карт.
— Вы играете в карты? — спросил Джейс.
— Играла, — призналась она. — Когда-то играла.
Когда-то играла, подумал Джейс. Приглашение к рассказу о загадочном прошлом.
— У вас есть любимая игра? — поинтересовался он.
— Кункен.
— Когда-то я тоже играл в кункен. — Это была единственная карточная игра, которую он знал. Научился он ей от медицинской сестры во время командировки в Афганистан и с того времени несколько раз играл на таких же политых кровью землях. Игра в карты была способом скоротать время между боями. И хотя это вряд ли имело какое-то значение, он почти всегда выигрывал.
— Вы хорошо играли… играете?
Огонек сверкнул в ее лавандовых глазах.
— Как правило, да. Меня учила моя двоюродная бабушка. Она была сильным игроком, моя бабушка Энн. — Это имя она произнесла с любовью. — Когда я была маленькая, бабушка позволяла мне выигрывать — иногда. Но когда я стала постарше и начала понимать, как именно следует играть, она перестала меня щадить. И это было справедливо, потому что к тому времени бабушка научила меня всем своим трюкам.
— Трюкам?
— Да. Например, какую карту нужно сбрасывать, какую брать взамен.
Скорее это не трюки, а умение, подумал Джейс и улыбнулся:
— Хотите сыграть?
— Конечно. — Глаза ее заблестели. — На обычную сумму?
Джейса Коултона заманивали, более того — втягивали в эту волшебную историю, которая значила так много для этой невольной соблазнительницы.
— Конечно. А какова обычная сумма?
Губы, которых он недавно коснулся и которые она сосредоточенно жевала, теперь показались ему чарующими.
— Миллион долларов за очко.
Джейс выиграл несколько партий. Повезло. Джулия выиграла все остальные. Мастерство и трюки!
И еще очарование. Ибо он был очарован ею.
— Зачем вы летите в Лондон? — поинтересовался Джейс, когда она бледными изящными руками тасовала карты — и вдруг замерла, обдумывая ответ.
Приняв решение, она подняла на него глаза.
— Встретить Рождество.
Джейс молчал, ожидая дальнейших пояснений.
— Моя сестра Уинни умерла семь лет назад.
— Очень сожалею.
— Я тоже. Мы знали с момента ее рождения, что она не жилец на этом свете, однако…
— Это не уменьшает горечи утраты.
— Не уменьшает. — Джулия втянула в себя воздух, затем улыбнулась — слегка. И когда заговорила о своей сестре, глаза у нее засветились. — Уинни любила Рождество. Мы вместе его любили. После ее смерти я избегала его, пряталась от него.
— А Лондон имеет какое-то особое значение?
— Нет. То есть универмаг «Кентерфилдз» в Лондоне имеет. Любимые украшения Уинни были из «Кентерфилдза», мы заказывали их по каталогу и получали по почте. Я никогда не была в Лондоне и все свои рождественские праздники проводила в Канзасе.
— Где вы живете.
— Где я жила. Я уехала из Канзаса.
Бросила дом, подумала она как-то удивительно спокойно. Куда девалась ее паника?
— Вы переезжаете в Лондон?
— Нет. Я побуду там лишь во время Рождества — посмотрю Рождество. — И опять ее сердце не дрогнуло.
Не было ли какой-то доли истины среди нагромождений лжи Алексис? О том, что незнакомцы во время полета склонны к исповедям. Готовы излить друг другу то, что они до сих пор таили в себе. Может, причиной была некая стратосферная магия, о которой Алексис ей рассказала? Магия, изгоняющая панику и страх?
Да, магия определенно присутствовала во время этого полета. И был волшебник с зелеными глазами, который смотрел на нее удивительным взглядом. И в результате она абсолютно уверилась в том, что способна уехать из Канзаса, покинуть дом, увидеть «Кентерфилдз» и встретить Рождество.
— А потом? — спросил этот иллюзионист, как будто и не сомневался, что она выживет и будет процветать даже после Лондона.
— Затем поеду жить в Сиэтл. — Жить снова. Пытаться жить. Наконец-то она ощутила что-то похожее на панику. Но это ощущение быстро исчезло… было изгнано им.
— Сиэтл, — повторил Джейс. — Эмералд-Сити.
— Да. Куда еще ехать девушке из Канзаса? — Она произнесла это довольно беззаботно, потому что последние остатки паники улетучились. И тогда она спокойно призналась себе, что это название — Эмералд-Сити — и в самом деле помогло ей остановиться на Сиэтле. И чем больше она узнавала о нем, тем больше оно ей нравилось. Наилучшим местом. Для нее.
— Сиэтл, говорят, очень красив?
— Да.
Они пили горячий шоколад, ели орехи, играли в кункен и улыбались.
Джейс и Джулия улыбались оба, даже тогда, когда в салон первого класса вбежала маленькая девочка.
Ее звали Софи, ей было три годика, ее платьице было украшено поблескивающими снежинками, золотые кудряшки на голове подпрыгивали.
Ее отец появился сразу вслед за ней, он пытался соразмерить свои длинные шаги с семенящими шажками дочки. Он извинился вслух для тех, кто мог его слышать, и в голосе его звучали нежность и любовь к этому рождественскому эльфу.
Им повезло, что удалось заполучить места возле перегородки, объяснил отец Софи. Пока его жена укладывала спать двух близнецов шести месяцев от роду, он присматривал за Софи. Должен был присматривать.
Он не понял, как ей удалось убежать от него. Все случилось так внезапно. Хотя это была вполне обычная для Софи выходка, и бег ее, как всегда, сопровождался веселым смехом.
Она была воплощением Рождества, эта Софи. И еще долго после того, как она оказалась на руках отца и отец унес ее, улыбки не покидали лица пассажиров первого класса.
Такой могла быть Грейс Алисия Куинн, которая пела как ангел и каталась на серебряной ледяной поверхности озера. Или Эдвина Энн Хейли, Уинни, которая тоже была ангелом, но которая не танцевала, не каталась на коньках и не бегала.
Когда Джулия взглянула на сидящего рядом Джейса, ей показалось, что она увидела боль в его глазах, которую он тут же постарался прогнать.
— Где вы остановитесь в Лондоне? — спросил он.
— В «Иден-Найтсбридже». Как и вы. По крайней мере так говорила Алексис.
— Она, похоже, проделала большую работу. Выяснила не только каким рейсом я лечу, но и где остановлюсь. Впрочем, это было не так уж трудно сделать.
— Вы не собирались проводить медовый месяц в «Иден-Найтсбридже»?
Джейс ответил не сразу. Выражение лица его сделалось суровым и строгим.
— Когда-то Алексис и я планировали пожениться накануне вечером. Но затем я решил лететь в Лондон один.
Глаза его смотрели серьезно. Однако Джулия помнила о промелькнувших в них тенях, когда его взгляд оторвался от снегопада, а также когда Софи, радуясь Рождеству, бежала по проходу и смеялась.
Джулия сказала:
— Чтобы встретить Рождество. Одному.
— Чтобы встретить Рождество, — негромко подтвердил Джейс Коултон. — Одному.
Глава 7
Алексис Аллен была искусная лгунья. Но она также умела изрекать неоспоримые истины. Она была совершенно права в том, что во время преодоления воздушного пространства на пассажиров действует стратосферная магия.
И в то же время она довольно уверенно заявила, что чары рассеются, как только самолет коснется земли. Наступившая реальность заставит разочароваться в мужчине — или в женщине, хотя этот вариант Алексис не рассматривала, — и породит острое желание поскорее убежать прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29