Он был невозмутим, хотя она изводила его все утро. А она сознательно делала это в наказание за вчерашние заигрывания и за то, что он не сдержал обещания.Шеннон не хватало Джона, хотя они были знакомы меньше сорока восьми часов. Ей казалось, она любит его. Но она знала, что часто ошибается, принимая за любовь глубокие душевные переживания. Джон отказался передать Кахнаваки ее просьбу, несмотря на ее гнев и раздражение. Значит, она небезразлична Джону. Он был готов пренебречь шестилетней дружбой с Кахнаваки, хотя дорожил ею.Чтобы угодить Кахнаваки, ему нужно доказать, что он не влюблен в золотоволосую пришелицу из другого мира. Но Джон не воспользовался случаем, чтобы завоевать доверие саскуэханноков.Шеннон снова взглянула в зеркальце. Ее лицо, ничем не защищенное от солнца, приобрело красивый смуглый цвет. На нем играл легкий румянец. Раньше Шеннон достигала такого эффекта с помощью румян и бронзового геля. От природы у нее длинные густые ресницы. Наверное, надо подкрасить их на всякий случай, чтобы глаза стали выразительнее.Синяк на лбу – сначала багровый, потом сине-зеленого цвета – почти совсем исчез. Многочасовой сон в мягкой удобной постели Джона Катлера чудесным образом изменил ее глаза. Белки глаз – ослепительно белые, радужная оболочка – сияющая. Лицо ее светилось счастьем. Неужели она влюбилась?Дверь резко распахнулась. У Шеннон перехватило дыхание. Перед нею стоял Джон Катлер с чисто выбритым твердым и волевым подбородком.– Ну? – нетерпеливо спросил он. – Теперь лучше?– Потрясающе! – Шеннон вздохнула с восхищением, бросила в сумку пудреницу и благоговейно погладила гладкую кожу на высоких скулах. – Беру назад все свои слова!– Все? – пробормотал Джон, обнял Шеннон своими ручищами и осторожно прижал спиной к двери.Глядя ей прямо в глаза, он заявил серьезным голосом, что хочет ее.Его губы приблизились к ее рту. И она не противилась. Его язык нежно коснулся ее губ, языка. Он изучал ее рот со всей мужской страстью, постанывая от желания и наслаждения. «Нельзя было разрешать Джону целовать себя, – подумала Шеннон. Только не сегодня. Сегодня он идет к своей саскуэханнокской невесте».Гордость помешала Шеннон полностью отдаться охватившему ее желанию. Она осознавала, что стоит Джону удовлетворить свое вожделение, как его поведение изменится. Он станет «своенравным», и не сможет сохранить преданность одной женщине. Пока язык Шеннон изучал и пробовал рот Джона Катлера, она крепко держала его руки ради блага их хозяина.Казалось, поцелуй длился вечно. Оба задыхались и ловили ртом воздух. Губы Джона оторвались от ее рта. Он опирался лбом о дверь, прижимаясь к щеке Шеннон гладко выбритой теплой щекой.– Мне хотелось поцеловать тебя с тех пор, как только я увидел тебя. Я хотел чувствовать тебя, пробовать тебя, обнимать тебя…– Вот ты и поцеловал меня. Мы оба никогда не забудем этого поцелуя. Ты необычный мужчина, Джон. Ты знаешь, как доставить женщине удовольствие и, – ее умиротворяющий голос упал до шепота, – знаешь, когда остановиться.– Разве?– Если мы займемся любовью, ты потеряешь сестру Кахнаваки. Даже если Кахнаваки никогда не узнает об этом…– Я всегда буду знать, что слаб. Я всегда буду жалеть об этом, – закончил за нее Джон. – Ты права. Очень мудро. Очень, – он постучал лбом по гладкой двери, – разумно, Шеннон.– Я рада, что ты поцеловал меня, – Шеннон нежно погладила его по щеке. – Ты для меня побрился?– Конечно, – Джон вздохнул, отошел от нее и сел на край стола. – Не то, чтобы я побрился для тебя. Ты заставила меня подумать… Передо мной всегда стояла задача убедить Кахнаваки, что я – подходящий муж для его сестры. Когда я понял, как ты относишься к моей бороде, что тебе больше нравится выбритое лицо, меня осенило впервые за все шесть лет, что, возможно, не Кахнаваки противится браку.– Понимаю, – Шеннон кивнула, стараясь не поддаться чувству ревности. – Возможно, ты прав, Джон. – И не удержалась, уколола его. – Значит, ты побрился для нее?Джон был удручен.– Я не такой, как саскуэханноки. И с этим ничего не поделаешь. Но я могу остричь или отрастить волосы, или одеться по-другому. Посоветуй мне еще что-нибудь, Шеннон. Мнение женщины – очень ценно.Шеннон внимательно осмотрела его, покраснела и, наконец, сказала:– Все прекрасно, Джон.– Я польщен, – Джон добродушно усмехнулся.– Когда ты улыбаешься, ты неотразим. Улыбайся, когда придешь в деревню. Перед такой улыбкой не устоит не только твоя невеста, но и никакая женщина в мире.– Не устоит? – Джон схватил Шеннон за руку и усадил на колени. – Ни одна женщина не устоит?– Джон… – выдержать еще один поцелуй, простонала она мысленно, невозможно. Она попыталась остановить Джона. К ее разочарованию и облегчению Джон, казалось, согласен с ней. Поцелуй был нежным и приятным с оттенком желания, таящегося в их сердцах.Шеннон снова погладила его лицо.– У меня есть лосьон. Он защитит твою кожу от ожога.– Что бы ты ни говорила, Шеннон, – пробормотал Джон, уткнувшись лицом ей в волосы, – я рад, что ты заставила меня побриться. Из-за этой чертовой бороды я не мог почувствовать, какие у тебя мягкие, нежные волосы.– Нам пора идти, Джон. Ты говорил, что до деревни идти четыре часа.– Пора, – он позволил ей слезть с его колен. – Ты готова?– Сначала я хочу заплести косы.В глазах Джона промелькнула печаль.– Хочешь быть похожей на жителей деревни?– Мне все равно, понравлюсь я им или нет. Я хочу, чтобы они поняли, я – не сумасшедшая, – Шеннон грустно вздохнула. – Не ревнуй. Мне не нужен Кахнаваки. Если мы будем ссориться всю дорогу, для нас это будет невосполнимой потерей. Возможно, эти часы будут последними, что мы проведем вместе.– Мы ни за что не будем ссориться. Пойду, оседлаю мула.– Постой, – почти сразу рассеялось сияние любви. – Кто из нас поедет на муле?– Я иду пешком, но хочу, чтобы ты приехала в деревню отдохнувшей.– Нет, я иду, ты едешь. У тебя ведь болит нога.– Ты поедешь.– Стать похожей на Пилигрима или, как его там? Благодарю покорно. Лучше не бери мула совсем.– Надо спросить у Герцогини, что она думает по этому поводу, – рассмеялся Джон. – Ей не нравятся такие длинные прогулки, не то, что Принцу.– Собаки пойдут с нами? Как хорошо!– Только Герцогиня. Поиграет и поохотится с деревенскими мальчишками. Принц останется стеречь хижину. У него есть чувство ответственности. А мул нам нужен, чтобы привезти из деревни шкуры. Послушай, давай-ка сюда вот это, – Джон взял ее сумку, схватил свой кожаный мешок и распахнул двери. – Только после вас, мисси.Шеннон вышла из хижины и огляделась вокруг, отмечая все подробности, в особенности – лесную усадьбу Джона Катлера. Ей хотелось запомнить ее навсегда такой, какой она видела ее в эту минуту. Ей хотелось навсегда запомнить Джона Катлера – с бородой и чисто выбритым – и она знала, что не забудет его никогда.– Шеннон?– Иду. * * * – Это, наверное, самое прекрасное место на земле, – заметила Шеннон, когда они проходили через лесок, пронизанный лучами солнца. Ее безбородый спутник, соглашаясь, кивнул головой.– Видно, тебе подходит этот лес. Я думал, к этому времени ты устанешь до смерти…– Ты это серьезно? Я хотела бы прожить в таком месте всю свою жизнь. Могла бы бесконечно идти рядом с тобой, слушать пение птиц и шелест листьев. Как смешно Герцогиня выглядит на спине у мула! Никогда бы не подумала, что она так быстро устанет. Мы идем не больше двух часов.– Почти три. Герцогиню растили не для такой жизни. Моя сестра подарила мне ее, иначе она бы здесь не оказалась.– Герцогиня – самая потрясающая собака на свете.– Она – прекрасный охотник. Я не жалуюсь.– Но Принц больше подходит для жизни в лесу, правда? Ты называешь его ответственным. Так всегда называл меня мой брат. Но по отношению ко мне – гиперответственность.– Что это значит?– Я поступаю всегда так, будто судьба мира у меня в руках. Я считаю себя ответственной за все и незаменимой там, где что-то идет не так. Несомненно, это плохая черта характера. Или… по крайней мере, Фил старается излечить меня от этого.– У тебя, оказывается, всегда были иллюзии, – нахмурился Джон. – А я надеялся, что это от ушиба головы.Шеннон весело рассмеялась.– Не было у меня никаких иллюзий. Только видение, о котором я тебе говорила вчера. В остальном мои воспоминания ясные и четкие. Тогда я тоже ушибла голову.– Ты выздоровела?– Совершенно. Не волнуйся, – она игриво сморщила носик. – У тебя самого тоже гиперответственность, но не столь огромная, как у меня. Если б ты слышал, как смеялся надо мной Филипп, узнав, что я не спала всю ночь перед своим первым днем выборов. Мне казалось тогда, что мой голос мог повлиять на судьбу всей страны.– Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Ты принимала участие в выборах? Это же смешно!– Почему?– Когда я был мальчишкой, я мечтал стать королем или рыцарем. Я думал, все девочки хотят быть принцессами. Но ты…Шеннон сдержала улыбку.– Что я?– Ты мечтала стать мужчиной! Выборы!– Очень смешно. Там, откуда я пришла, Джон Катлер, совсем не обязательно быть мужчиной, чтобы иметь власть или быть полезным.– Ты полезна в моем мире. Ты развлекаешь меня.– Ах, успокойся. Ты настоящий шовинист. И это твой недостаток. Там, откуда я пришла, мужчина может разговаривать с женщиной на любые темы, и их отношения становятся более полными.– Они говорят о политике?!– Конечно. И об экономике. Они прямо и откровенно говорят о сексе.– Секс? Что это?– Половые сношения. Ну, я не знаю, как вы их называете. Спариваться?Джон фыркнул.– Ты говоришь непристойности, женщина. Я расскажу об этом Кахнаваки.– Что?– Не беспокойся. Я скажу, что тебе это подходит.– Какой же ты несносный!Джон бросил повод и схватил Шеннон, заставляя ее замолчать.– Давай обсудим «спаривание» честно и откровенно. Ты девственница?– Не твое дело!– Ну вот! – Джон отпустил ее. – Нет на земле места, где бы мужчины и женщины могли обсуждать подобные вопросы. Это противоестественно.– Ты же не пытаешься просто обсудить этот вопрос. Ты стараешься смутить меня, – высокомерно заметила Шеннон. – Прекрати. Пошли дальше.– Подожди.– Что еще? – Она хмуро посмотрела на Джона. Джон отошел от нее, поднес ко рту сложенные чашечкой ладони. Герцогиня тут же спрыгнула с мула и села у ног хозяина. И вдруг зазвучала мелодичная песня красногрудой малиновки. Вдалеке запела еще одна малиновка.– Как красиво! Джон? Это Кахнаваки отвечает тебе?Джон самодовольно кивнул.– Он научил меня.– Вы подаете друг другу сигналы! Как мне нравится!– Кахнаваки может подражать дюжине птиц. Я научился только двум. Правда, крик совы у меня еще не очень хорошо получается.– Покажи, пожалуйста, – попросила Шеннон. – Только один раз. Это так волнующе.– Хорошо, – Джон еще раз сложил чашечкой ладони и раздалось почти идеальное уханье совы. Ответ Кахнаваки был более низким, и Джон слегка поморщился. – Он талантлив. И должно быть, смущен. Мы пользуемся криком совы ночью.– Научи меня.– Зачем? Сигналы нужны на охоте, а ты не ешь «мяса невинных животных», – Джон развязал свой мешок и вынул из него красиво украшенную бахромой кожаную куртку.– Что это, Джон? Какая красивая! Разве не прелесть эти украшения! Стежки, вышивка бусами…– Шкура невинного животного, – уколол ее Джон.– Перестань дразнить меня, – пальцы Шеннон пробежали по бесчисленным рядам красных и белых стеклянных бусин. – Кто вышивал ее, Джон?– Эту куртку сшила вторая жена моего отца. Она заканчивала шитье, когда я принес ей печальную весть. Она настояла, чтобы я взял ее и носил… вместо отца.– Как грустно. Ты берег ее для особого случая?– Я не надевал ее прежде. Но теперь…Шеннон рассердилась и быстро отвернулась от него, сожалея, что любовалась курткой. Он наденет ее для своей невесты! А почему бы и нет? Разве он не побрился для нее? Когда же, наконец, он кончит заискивать? Джон сообщил Кахнаваки о своем прибытии. Прекрасная невеста, наверное, тоже прихорашивается – причесывается, пользуется душистыми травами, чтобы волосы блестели и от них исходил возбуждающий аромат. Надевает свое лучшее платье, сбереженное для долгожданной встречи.Сестра Кахнаваки. Она, должно быть, красавица. В этой семье из поколения в поколение передаются драгоценные гены: изящная фигура, огромные бездонные черные глаза, гладкая бронзовая кожа.– Ну? – весело спросил Джон. – Как я выгляжу? Я надел ее первый раз.Шеннон неохотно повернулась к нему.– Превосходно! Уверена, невеста будет потрясена.– Шеннон, что-нибудь не так?– Пойдем быстрее. Нельзя заставлять невесту ждать.– Ты злишься? – Джон пытался вспомнить, чем обидел ее. – Потому что я спросил, девственница ли ты? Я пошутил.– Знаю. – Шеннон стало стыдно за свое ребяческое поведение. Отбросив ревность, она прикоснулась к мягкой бахроме на куртке и сказала: – Я никогда не видела более красивой одежды и более красивого мужчину. Боюсь, я немного волнуюсь перед встречей с саскуэханноками. Извини меня.– Они полюбят тебя. Я сказал Кахнаваки, какое у тебя доброе сердце. Но я не сказал ему, чтобы не ввести его в заблуждение, как дорога для меня ты. Ты многому меня научила, Шеннон Клиэри.– Я? Чему это я тебя научила? – Шеннон вспыхнула от похвалы.Джон прижал ее к себе. Щека Шеннон прильнула к мягкой коже куртки.– Ты помогла мне понять своего отца. Ты освободила меня от горечи из-за его… измены. Я понимаю сейчас, как трудно было ему объяснить свой уход от законной жены.Шеннон вонзила когти в ладонь. Как сильно задевают – нет, – разрушают ее чувства слова Джона. Уход? Разве история не повторяется? Он снова думает о сестре Кахнаваки! Он захвачен мыслями о первом дне новой жизни, а не о последнем дне жизни с Шеннон.«Его «жизни» с тобой? – поддела она себя. – Два дня, Шеннон. Всего два дня. Посчитай их. Он был влюблен в сестру Кахнаваки шесть лет. А ты надеешься, что два дня, проведенные с тобой изменят его решение. Дай ему шанс! Этот парень пытается поступить правильно и быть верным своей невесте, и ты должна помочь ему».– Джон?– Да?– Хочу ответить на твой вопрос, – Шеннон глубоко вздохнула и выпалила. – Я не девственница, – Джон уставился на нее, а она холодно пояснила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38