https://wodolei.ru/catalog/vanny/180x70cm/
Профессору О стул держал слегка ошалелый, но очень смазливый юноша в студенческой экипировке – потертый свитер, бейсболка, бородка клинышком. Она села, сверкнув черными облегающими леггинсами, и указала парнишке на соседний стул.
– Никто не возражает, если я закурю? – Ее пальцы с ярко накрашенными ногтями чуть подрагивали, поднося сигарету ко рту.
Лицо у Нельсона горело. Он собирался откусить основательно, по-мужски, чтобы рот наполнился мягким, теплым, сочащимся кровью мясом, в носу защипало от лука и горчицы, а горячий сок струей хлынул в горло. Вместо этого он едва куснул передними зубами, прихватив веточку укропа, крошку булочки и листик горького салата. В этот самый миг Пенелопа О выпустила дым, и все, что Нельсон почувствовал, это вкус табака.
– Ленч за мой счет, Джеймс, – прошептала Пенелопа, беря молодого человека за руку. – Заказывай, что хочешь.
– Меня зовут Джейк. – Юноша почесал затылок под бейсболкой.
– Что хочешь, лапуля, ты это заработал. – Пенелопа затянулась.
Как персональный профессор Сексуальных Исследований, Пенелопа читала популярнейший курс: «От лорда Рочестера Граф Рочестер (Джон Уилмот) – английский поэт и придворный, фаворит Карла II, прославился, помимо злых сатирических стихов (в значительной части непристойных), своей развращенностью.
к Ларри Флинту: культурология траха», который сопровождался показами порнофильмов и выступлениями приглашенной порнозвезды, чье влагалище студентам предлагалось изучать в лупу. Список рекомендованной литературы включал высоколобую теорию и засаленные «Хастлеры» и «Oui» из аспирантской библиотеки; всячески приветствовалась мастурбация во время чтения и на занятиях, если они достаточно возбудят. Курс привлекал больше студентов, чем «Введение в химию», и в самой большой университетской аудитории обычно не хватало сидячих мест. Только здесь можно было увидеть разом столько восторженных юных лесбиянок и преисполненных благоговейного ужаса общежитских парней. Каждый семестр, перепробовав аспиранток, которые вели у нее дискуссионные группы – «мои сучки», называла их Пенелопа, – профессор начинала перебирать студентов, одного за другим, чередуя полы. «Мое сексуальное предпочтение – первокурсники», – объявила как-то она. Один бедолага имел опрометчивость пожаловаться; на университетской комиссии по сексуальным домогательствам Пенелопа произнесла пламенную речь об эротике в педагогике.
– Учить – значит соблазнять, – провозгласила она и закончила тем, что, поскольку сексуальные домогательства – орудие подавления женщин, ни к одной женщине это обвинение не применимо.
– А разве я не женщина? – воскликнула она, теребя бретельку кожаного бюстье.
Председательница комиссии, пятидесятилетняя краснеющая матрона с кафедры латинского языка, объявила вопрос исчерпанным.
Сейчас Пенелопа отвела запястье и мастерски выпустила струю дыма точно в Нельсона. «Мне надо пересесть на соседний стул, – подумал он, – подальше от этой выхлопной трубы».
– Кого Антони думает взять на поэтическую вакансию? – спросила Пенелопа.
Нельсон, уже начавший привставать, замер в полудюйме от сиденья. Поэтическая вакансия была его вакансия. Точнее, он за нее отвечал. Еще точнее, он был в комиссии по замещению вакансии, освободившейся после… после ушедшего поэта.
– Поэтическая вакансия? – переспросила Миранда манерным актерским голосом. – Какая поэтическая вакансия?
Нельсон опустился на место и бросил взгляд на соседний стол. Миранда встряхивала салфетку. Пенелопа с неожиданной силой кашляла в кулак. Студент, сдвинув на затылок бейсболку и уронив челюсть, смотрел на Пенелопу. «Если я пересяду, – подумал Нельсон, – 196 станет понятно, что я слушаю».
Пенелопа продолжала кашлять, и студент робко похлопал ее по спине.
– Не сейчас, Джейсон, – рявкнула Пенелопа, сразу переставая кашлять. Она затушила сигарету и зажгла новую. – Неужели ты не можешь думать ни о чем другом, ненасытный?
– Я – Джейк, – сказал он.
Тут подошла официантка. Пенелопа встрепенулась и принялась выпытывать, сколько именно растительных масел и жира содержит каждый салат. Миранда заказала клубный сандвич, а студент – похлебку из мидий с овощами.
Нельсон воспользовался передышкой, чтобы два раза откусить бургер и проглотить пару ломтиков картошки. Первый жар уже вышел из мяса, картошка была чуть холоднее, чем он любил. «Однако, – думал он, жуя, – лучше не подавать виду, что я слушаю разговор».
– Антони решил не зацикливаться на одной специальности? – тихо спросила Пенелопа, когда официантка отошла.
– М-м. – Миранда расправила салфетку на коленях.
– И слава Богу. Меньше всего факультету нужен еще один поэт.
Струйка едкого дыма проплыла между носом Нельсона и бургером.
Он всерьез взялся за работу по подбору кандидатов и вот уже три недели каждый вечер внимательно читал присланные досье. Складывалось впечатление, что каждый поэт в Северной Америке подал заявку: поэты традиционной, нетрадиционной и смешанной сексуальной ориентации, поэты мужчины, женщины и транссексуалы, поэты любого возраста, расовой и религиозной принадлежности, а также страны рождения; поэты, гремящие на всю Америку, поэты, не опубликовавшие ни строчки с 1973 года, двадцатидвухлетние поэты, еще не получившие степени. Досье пестрели пожелтевшими газетными вырезками, на которых, как доисторические насекомые в янтаре, сохранились молодые люди с кустистыми бачками и девушки с перманентом в стариковских очках. Были скрепленные степлером брошюрки, ротапринтные буклеты, ксерокопии с захолустных журнальчиков. Были сонеты, баллады, героические куплеты, верлибры, конкретная поэзия, силлабические вирши, вилланеллы, доггерели, альбы, оды и палиноды, секстины большие и малые и даже одна эпико-философическая поэма на дереве. В близкородственном мире университетских поэтов одни кандидаты писали рекомендации другим, излагая взаимоисключающие хвалы и уничтожая друг друга, как материя и антиматерия. Каждый из соискателей, как выяснилось, получил хотя бы одну награду, от Йельской премии молодым поэтам до победы в конкурсе на приз крохотного магазинчика в Оклахоме, где лауреату вручали четыре экземпляра поданных стихов и подарочный сертификат на два лица в «Международную блинную».
Нельсон откусил гамбургер, не чувствуя мяса, лука и даже горчицы. Первое собрание комиссии должно было состояться в начале января. На нем предполагалось сократить список кандидатов до трех, чтобы пригласить этих оставшихся на личную встречу. Палец снова заныл.
– Антони намерен, – говорила Миранда, – придать вакансии более научное направление.
Нельсон с отвращением проглотил кусок остывшего бургера. Все, что он сделал за это время, прочитав тонны писем, море биографий и кипу стихов, – все псу под хвост. Он вспомнил про список соискателей, с чьими досье уже ознакомился, не судя их – упаси его Бог снова судить хоть одного поэта, – но расставляя по ранжиру. Список был исчеркан, испещрен вставками и стрелочками вверх или вниз. Теперь это всего лишь отчет о напрасно потраченном времени.
– Чертовски правильно, – сказала Пенелопа, выпуская дым. – Поэты – такие свиньи.
Женщинам принесли ленч. Пенелопа затушила сигарету и принялась тыкать вилкой в салат, как будто помидоры и огурцы намерены сбежать. Миранда взяла четвертушку сандвича и деликатно откусила. Студент огляделся по сторонам и принялся уписывать похлебку, словно Оливер Твист в страхе, что ее могут отнять. Нельсон воспользовался отсутствием дымовой завесы, чтобы съесть как можно больше гамбургера, пока Пенелопа не прикончила салат и не закурила снова. Он старательно смотрел в «Нью-йоркское книжное обозрение», время от времени перелистывая страницы, хотя не прочел ни слова.
– Так кто у Антони на примете? – спросила Пенелопа.
– Антони заключил своего рода тактический союз с Викторией, – сказала Миранда. – Она, естественно, хочет еще одну лесби-критикессу.
– Антони это смущает?
– Ничуть. – Миранда отбросила назад волосы. – Просто Антони шире видит нужды факультета. У нас толком нет постколониалиста, если не считать Стива Стивенса, и вообще никого в исследовании знаменитостей.
– Как насчет Мэгги Вонг из Мичигана? Читала ее книгу о задумчивом мужчине-актере? Она замечательно пишет о Лансе Хенриксене и Патрике Маккухане. Или Гретхен Валь из Чикаго? Читала ее работу о Кину Ривсе? Просто фантастика. Уж точно обе подходят по всем параметрам!
Студент, стремительно орудуя ложкой, приканчивал похлебку. Пенелопа ущипнула его за руку.
– Обязательно есть по-свински, красавчик? – свирепо улыбаясь, спросила она.
– Простите, – подавился студент.
– Я не могу пока называть фамилии, – сказала Миранда, – но не беспокойся. Антони и Виктория сошлись на списке кандидатов, которые устроят всех.
– А что Вейссман?
– Что он?
– Вита Деонне? – Пенелопа мрачно рассмеялась. – Обеденный семинар?
– Брось, Пенни. – Миранда промокнула губы салфеткой. – Морт – отыгранная фигура.
– Но он все еще способен устроить пакость. – Пенелопа кончиками пальцев отодвинула салат и взяла сигарету. – Я хочу сказать, у нас впереди эта паскудная вечеринка по поводу Валентинова дня.
Миранда рассмеялась, и Нельсон сморщился от обиды за Вейссмана. Его ежегодный прием в честь любви и влюбленных каждый год грозил превратиться в шутку, и тем не менее весь факультет по-прежнему приходил.
– Нам просто придется рассматривать его sous rature под знаком вычеркивания (один из приемов в методологии Ж. Деррида).
, – сказала Миранда. Обе женщины рассмеялись.
Студент огляделся по сторонам и робко хихикнул.
– Ой, Джонни, – ласково промолвила Пенелопа, – ты ведь представления не имеешь, о чем мы говорим, мальчик? – Она поднесла спичку к сигарете и окуталась клубами ядовитого дыма.
– Джейк, – сказал студент, откидываясь на стуле и скрещивая руки на груди.
– Антони не думает взять на это место кого-нибудь с факультета? – поинтересовалась Пенелопа.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретного? – спросила Миранда таким тоном, будто знает ответ, но не хочет говорить.
– Ну, для Лотарингии Эльзас нам придется что-то сделать, если мы хотим удержать Кралевича. И еще есть Вита.
В этот миг Нельсон подносил ко рту колу и не выронил стакан только потому, что представил себе Виту в обмороке при одной мысли о штатной должности.
Дым от сигареты снова поплыл над столом. Нельсон посмотрел на холодные останки гамбургера в лужице застывшего жира и попытался вспомнить, когда последний раз видел Биту. Анонимное письмо с ее стола исчезло на следующий же день. С ведома Бриджит он оставил на автоответчике приглашение справить День благодарения у них, но Вита так и не перезвонила. Она уже неделю не являлась на консультации, и Нельсону приходилось отфутболивать ее студентов. Однажды он из лифта увидел, как она открывает дверь в кабинет, но тут кабина закрылась, а когда Нельсон снова спустился на третий этаж, Вита уже исчезла. Осталось лишь слабое возмущение воздуха, запах ее соли для ванн.
– Согласись, есть своя прелесть в том, чтобы взять на это место Биту, – говорила Пенелопа. – Если бы Мортон Вейссман был мертв, он бы перевернулся в гробу.
– Без сомнения, – кивнула Миранда, – но надо считаться с Викторией. Я слышала, что между Викторией и Витой существует личное напряжение.
Пенелопа фыркнула.
– Виктория наверняка запустила руку Вите в штанишки, а бедная дурочка не поняла, что этого ей и не хватает. Вы, американцы, страшные пуритане. – Пенелопа затянулась и продолжила, стараясь не выпустить дым изо рта: – Вита не маленькая девочка. Тоже мне преступление – сунуть фифе руку под юбку…
– Меня вот что смущает, – сказала Миранда. – Даже если не принимать Викторию в расчет, потянет ли Вита? – Она говорила резче и быстрее обычного – скорее Ида Лупино, чем Клодетта Кольбер. – По словам Антони, у нее. никакой эрекции.
Джейк-студент, который по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, посмотрел на женщин и хохотнул. Пенелопа с силой втянула воздух, и Нельсон испугался, что она подавится собственным дымом.
– Думай об этом как о тендерной конструкции, – посоветовала Миранда.
Студент снова фыркнул, глядя на Пенелопу. Та выпустила струю дыма ему в лицо.
– Ты легко заменим, – с жестоким весельем сказала она. – Мужчинка.
«Они же видят, что я здесь, – думал Нельсон. – Как они могут говорить в двух шагах от меня, словно ни в чем не бывало? Миранде известно, что я в комиссии. Ей не просто все равно, что я слушаю, – она говорит так, будто меня нет». Палец вспыхнул.
– Если бы ты знала, о ком думает Антони, – продолжала Миранда, – ты бы даже не заикнулась о Лотарингии или Вите.
– Я знаю, что такое sous rature, – проворчал студент. – Я не просто кусок мяса.
Нельсон затаил дыхание. Он хотел услышать фамилию кандидата, но боялся показать, что слушает.
– Прошу тебя, Миранда, – сказала Пенелопа.
Миранда, гордая тем, что знает тайну, лучилась светом, подобно даме на ренессансном полотне. Ее слушатели за обоими столиками считали сердцебиения, словно куртуазные влюбленные, оттягивающие мгновения восторга.
– Маллой Антилл, – сказала наконец Миранда, тряхнув черной гривой.
Пенелопа вскрикнула. Джейк-студент вздохнул и отвел глаза. Имя Маллоя Антилла, специалиста по постколониальным исследованиям, занимавшего сейчас персональный профессорский пост имени Сесила Родса в Колумбии, было у всех на слуху.
– Господи, – прошептала Пенелопа. – А он приедет? А денег у нас хватит?
– Ну, – заговорщицки шепнула Миранда. – Антони говорит, всегда можно укрупнить группы и уволить часть
лекторов.
Пенелопа от волнения забыла про сигарету. Дюймовый столбик пепла повис, дымя, как автомобильная покрышка. Студент сморщился и замахал рукой, отгоняя дым.
– Я разговариваю, Джерри, – одернула его Пенелопа. Потом Миранде: – Что скажет Виктория?
– Даже она понимает, что Маллой Антилл стоит пятнадцати – двадцати преподавателей литкомпозиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Никто не возражает, если я закурю? – Ее пальцы с ярко накрашенными ногтями чуть подрагивали, поднося сигарету ко рту.
Лицо у Нельсона горело. Он собирался откусить основательно, по-мужски, чтобы рот наполнился мягким, теплым, сочащимся кровью мясом, в носу защипало от лука и горчицы, а горячий сок струей хлынул в горло. Вместо этого он едва куснул передними зубами, прихватив веточку укропа, крошку булочки и листик горького салата. В этот самый миг Пенелопа О выпустила дым, и все, что Нельсон почувствовал, это вкус табака.
– Ленч за мой счет, Джеймс, – прошептала Пенелопа, беря молодого человека за руку. – Заказывай, что хочешь.
– Меня зовут Джейк. – Юноша почесал затылок под бейсболкой.
– Что хочешь, лапуля, ты это заработал. – Пенелопа затянулась.
Как персональный профессор Сексуальных Исследований, Пенелопа читала популярнейший курс: «От лорда Рочестера Граф Рочестер (Джон Уилмот) – английский поэт и придворный, фаворит Карла II, прославился, помимо злых сатирических стихов (в значительной части непристойных), своей развращенностью.
к Ларри Флинту: культурология траха», который сопровождался показами порнофильмов и выступлениями приглашенной порнозвезды, чье влагалище студентам предлагалось изучать в лупу. Список рекомендованной литературы включал высоколобую теорию и засаленные «Хастлеры» и «Oui» из аспирантской библиотеки; всячески приветствовалась мастурбация во время чтения и на занятиях, если они достаточно возбудят. Курс привлекал больше студентов, чем «Введение в химию», и в самой большой университетской аудитории обычно не хватало сидячих мест. Только здесь можно было увидеть разом столько восторженных юных лесбиянок и преисполненных благоговейного ужаса общежитских парней. Каждый семестр, перепробовав аспиранток, которые вели у нее дискуссионные группы – «мои сучки», называла их Пенелопа, – профессор начинала перебирать студентов, одного за другим, чередуя полы. «Мое сексуальное предпочтение – первокурсники», – объявила как-то она. Один бедолага имел опрометчивость пожаловаться; на университетской комиссии по сексуальным домогательствам Пенелопа произнесла пламенную речь об эротике в педагогике.
– Учить – значит соблазнять, – провозгласила она и закончила тем, что, поскольку сексуальные домогательства – орудие подавления женщин, ни к одной женщине это обвинение не применимо.
– А разве я не женщина? – воскликнула она, теребя бретельку кожаного бюстье.
Председательница комиссии, пятидесятилетняя краснеющая матрона с кафедры латинского языка, объявила вопрос исчерпанным.
Сейчас Пенелопа отвела запястье и мастерски выпустила струю дыма точно в Нельсона. «Мне надо пересесть на соседний стул, – подумал он, – подальше от этой выхлопной трубы».
– Кого Антони думает взять на поэтическую вакансию? – спросила Пенелопа.
Нельсон, уже начавший привставать, замер в полудюйме от сиденья. Поэтическая вакансия была его вакансия. Точнее, он за нее отвечал. Еще точнее, он был в комиссии по замещению вакансии, освободившейся после… после ушедшего поэта.
– Поэтическая вакансия? – переспросила Миранда манерным актерским голосом. – Какая поэтическая вакансия?
Нельсон опустился на место и бросил взгляд на соседний стол. Миранда встряхивала салфетку. Пенелопа с неожиданной силой кашляла в кулак. Студент, сдвинув на затылок бейсболку и уронив челюсть, смотрел на Пенелопу. «Если я пересяду, – подумал Нельсон, – 196 станет понятно, что я слушаю».
Пенелопа продолжала кашлять, и студент робко похлопал ее по спине.
– Не сейчас, Джейсон, – рявкнула Пенелопа, сразу переставая кашлять. Она затушила сигарету и зажгла новую. – Неужели ты не можешь думать ни о чем другом, ненасытный?
– Я – Джейк, – сказал он.
Тут подошла официантка. Пенелопа встрепенулась и принялась выпытывать, сколько именно растительных масел и жира содержит каждый салат. Миранда заказала клубный сандвич, а студент – похлебку из мидий с овощами.
Нельсон воспользовался передышкой, чтобы два раза откусить бургер и проглотить пару ломтиков картошки. Первый жар уже вышел из мяса, картошка была чуть холоднее, чем он любил. «Однако, – думал он, жуя, – лучше не подавать виду, что я слушаю разговор».
– Антони решил не зацикливаться на одной специальности? – тихо спросила Пенелопа, когда официантка отошла.
– М-м. – Миранда расправила салфетку на коленях.
– И слава Богу. Меньше всего факультету нужен еще один поэт.
Струйка едкого дыма проплыла между носом Нельсона и бургером.
Он всерьез взялся за работу по подбору кандидатов и вот уже три недели каждый вечер внимательно читал присланные досье. Складывалось впечатление, что каждый поэт в Северной Америке подал заявку: поэты традиционной, нетрадиционной и смешанной сексуальной ориентации, поэты мужчины, женщины и транссексуалы, поэты любого возраста, расовой и религиозной принадлежности, а также страны рождения; поэты, гремящие на всю Америку, поэты, не опубликовавшие ни строчки с 1973 года, двадцатидвухлетние поэты, еще не получившие степени. Досье пестрели пожелтевшими газетными вырезками, на которых, как доисторические насекомые в янтаре, сохранились молодые люди с кустистыми бачками и девушки с перманентом в стариковских очках. Были скрепленные степлером брошюрки, ротапринтные буклеты, ксерокопии с захолустных журнальчиков. Были сонеты, баллады, героические куплеты, верлибры, конкретная поэзия, силлабические вирши, вилланеллы, доггерели, альбы, оды и палиноды, секстины большие и малые и даже одна эпико-философическая поэма на дереве. В близкородственном мире университетских поэтов одни кандидаты писали рекомендации другим, излагая взаимоисключающие хвалы и уничтожая друг друга, как материя и антиматерия. Каждый из соискателей, как выяснилось, получил хотя бы одну награду, от Йельской премии молодым поэтам до победы в конкурсе на приз крохотного магазинчика в Оклахоме, где лауреату вручали четыре экземпляра поданных стихов и подарочный сертификат на два лица в «Международную блинную».
Нельсон откусил гамбургер, не чувствуя мяса, лука и даже горчицы. Первое собрание комиссии должно было состояться в начале января. На нем предполагалось сократить список кандидатов до трех, чтобы пригласить этих оставшихся на личную встречу. Палец снова заныл.
– Антони намерен, – говорила Миранда, – придать вакансии более научное направление.
Нельсон с отвращением проглотил кусок остывшего бургера. Все, что он сделал за это время, прочитав тонны писем, море биографий и кипу стихов, – все псу под хвост. Он вспомнил про список соискателей, с чьими досье уже ознакомился, не судя их – упаси его Бог снова судить хоть одного поэта, – но расставляя по ранжиру. Список был исчеркан, испещрен вставками и стрелочками вверх или вниз. Теперь это всего лишь отчет о напрасно потраченном времени.
– Чертовски правильно, – сказала Пенелопа, выпуская дым. – Поэты – такие свиньи.
Женщинам принесли ленч. Пенелопа затушила сигарету и принялась тыкать вилкой в салат, как будто помидоры и огурцы намерены сбежать. Миранда взяла четвертушку сандвича и деликатно откусила. Студент огляделся по сторонам и принялся уписывать похлебку, словно Оливер Твист в страхе, что ее могут отнять. Нельсон воспользовался отсутствием дымовой завесы, чтобы съесть как можно больше гамбургера, пока Пенелопа не прикончила салат и не закурила снова. Он старательно смотрел в «Нью-йоркское книжное обозрение», время от времени перелистывая страницы, хотя не прочел ни слова.
– Так кто у Антони на примете? – спросила Пенелопа.
– Антони заключил своего рода тактический союз с Викторией, – сказала Миранда. – Она, естественно, хочет еще одну лесби-критикессу.
– Антони это смущает?
– Ничуть. – Миранда отбросила назад волосы. – Просто Антони шире видит нужды факультета. У нас толком нет постколониалиста, если не считать Стива Стивенса, и вообще никого в исследовании знаменитостей.
– Как насчет Мэгги Вонг из Мичигана? Читала ее книгу о задумчивом мужчине-актере? Она замечательно пишет о Лансе Хенриксене и Патрике Маккухане. Или Гретхен Валь из Чикаго? Читала ее работу о Кину Ривсе? Просто фантастика. Уж точно обе подходят по всем параметрам!
Студент, стремительно орудуя ложкой, приканчивал похлебку. Пенелопа ущипнула его за руку.
– Обязательно есть по-свински, красавчик? – свирепо улыбаясь, спросила она.
– Простите, – подавился студент.
– Я не могу пока называть фамилии, – сказала Миранда, – но не беспокойся. Антони и Виктория сошлись на списке кандидатов, которые устроят всех.
– А что Вейссман?
– Что он?
– Вита Деонне? – Пенелопа мрачно рассмеялась. – Обеденный семинар?
– Брось, Пенни. – Миранда промокнула губы салфеткой. – Морт – отыгранная фигура.
– Но он все еще способен устроить пакость. – Пенелопа кончиками пальцев отодвинула салат и взяла сигарету. – Я хочу сказать, у нас впереди эта паскудная вечеринка по поводу Валентинова дня.
Миранда рассмеялась, и Нельсон сморщился от обиды за Вейссмана. Его ежегодный прием в честь любви и влюбленных каждый год грозил превратиться в шутку, и тем не менее весь факультет по-прежнему приходил.
– Нам просто придется рассматривать его sous rature под знаком вычеркивания (один из приемов в методологии Ж. Деррида).
, – сказала Миранда. Обе женщины рассмеялись.
Студент огляделся по сторонам и робко хихикнул.
– Ой, Джонни, – ласково промолвила Пенелопа, – ты ведь представления не имеешь, о чем мы говорим, мальчик? – Она поднесла спичку к сигарете и окуталась клубами ядовитого дыма.
– Джейк, – сказал студент, откидываясь на стуле и скрещивая руки на груди.
– Антони не думает взять на это место кого-нибудь с факультета? – поинтересовалась Пенелопа.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретного? – спросила Миранда таким тоном, будто знает ответ, но не хочет говорить.
– Ну, для Лотарингии Эльзас нам придется что-то сделать, если мы хотим удержать Кралевича. И еще есть Вита.
В этот миг Нельсон подносил ко рту колу и не выронил стакан только потому, что представил себе Виту в обмороке при одной мысли о штатной должности.
Дым от сигареты снова поплыл над столом. Нельсон посмотрел на холодные останки гамбургера в лужице застывшего жира и попытался вспомнить, когда последний раз видел Биту. Анонимное письмо с ее стола исчезло на следующий же день. С ведома Бриджит он оставил на автоответчике приглашение справить День благодарения у них, но Вита так и не перезвонила. Она уже неделю не являлась на консультации, и Нельсону приходилось отфутболивать ее студентов. Однажды он из лифта увидел, как она открывает дверь в кабинет, но тут кабина закрылась, а когда Нельсон снова спустился на третий этаж, Вита уже исчезла. Осталось лишь слабое возмущение воздуха, запах ее соли для ванн.
– Согласись, есть своя прелесть в том, чтобы взять на это место Биту, – говорила Пенелопа. – Если бы Мортон Вейссман был мертв, он бы перевернулся в гробу.
– Без сомнения, – кивнула Миранда, – но надо считаться с Викторией. Я слышала, что между Викторией и Витой существует личное напряжение.
Пенелопа фыркнула.
– Виктория наверняка запустила руку Вите в штанишки, а бедная дурочка не поняла, что этого ей и не хватает. Вы, американцы, страшные пуритане. – Пенелопа затянулась и продолжила, стараясь не выпустить дым изо рта: – Вита не маленькая девочка. Тоже мне преступление – сунуть фифе руку под юбку…
– Меня вот что смущает, – сказала Миранда. – Даже если не принимать Викторию в расчет, потянет ли Вита? – Она говорила резче и быстрее обычного – скорее Ида Лупино, чем Клодетта Кольбер. – По словам Антони, у нее. никакой эрекции.
Джейк-студент, который по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, посмотрел на женщин и хохотнул. Пенелопа с силой втянула воздух, и Нельсон испугался, что она подавится собственным дымом.
– Думай об этом как о тендерной конструкции, – посоветовала Миранда.
Студент снова фыркнул, глядя на Пенелопу. Та выпустила струю дыма ему в лицо.
– Ты легко заменим, – с жестоким весельем сказала она. – Мужчинка.
«Они же видят, что я здесь, – думал Нельсон. – Как они могут говорить в двух шагах от меня, словно ни в чем не бывало? Миранде известно, что я в комиссии. Ей не просто все равно, что я слушаю, – она говорит так, будто меня нет». Палец вспыхнул.
– Если бы ты знала, о ком думает Антони, – продолжала Миранда, – ты бы даже не заикнулась о Лотарингии или Вите.
– Я знаю, что такое sous rature, – проворчал студент. – Я не просто кусок мяса.
Нельсон затаил дыхание. Он хотел услышать фамилию кандидата, но боялся показать, что слушает.
– Прошу тебя, Миранда, – сказала Пенелопа.
Миранда, гордая тем, что знает тайну, лучилась светом, подобно даме на ренессансном полотне. Ее слушатели за обоими столиками считали сердцебиения, словно куртуазные влюбленные, оттягивающие мгновения восторга.
– Маллой Антилл, – сказала наконец Миранда, тряхнув черной гривой.
Пенелопа вскрикнула. Джейк-студент вздохнул и отвел глаза. Имя Маллоя Антилла, специалиста по постколониальным исследованиям, занимавшего сейчас персональный профессорский пост имени Сесила Родса в Колумбии, было у всех на слуху.
– Господи, – прошептала Пенелопа. – А он приедет? А денег у нас хватит?
– Ну, – заговорщицки шепнула Миранда. – Антони говорит, всегда можно укрупнить группы и уволить часть
лекторов.
Пенелопа от волнения забыла про сигарету. Дюймовый столбик пепла повис, дымя, как автомобильная покрышка. Студент сморщился и замахал рукой, отгоняя дым.
– Я разговариваю, Джерри, – одернула его Пенелопа. Потом Миранде: – Что скажет Виктория?
– Даже она понимает, что Маллой Антилл стоит пятнадцати – двадцати преподавателей литкомпозиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56