Во втором абзаце нашелся наконец ответ. Сердце остановилось, когда она прочла:
«Несмотря на то что Вы обладаете всеми качествами, необходимыми для поступления в Рэдклифф, мы полагаем в данный момент… возможно, другой институт… мы сожалеем, но уверены, что Вы добьетесь многого в любом академическом институте, который выберете… Желаем Вам всего наилучшего…» Глаза моментально наполнились слезами, слова и строчки заплясали и расплылись. В один миг все мечты рухнули. Рэдклифф отказал ей. Что делать? Может, ей действительно место только на Юге, в семейном кругу с недалекими рассуждениями за обеденным столом с матерью и братом? Или все-таки поехать в Вассар, Веллесли или Смит, приславшие положительные ответы? Но они такие нудные, эти традиционные учебные заведения.
Нервничая, она надорвала второй конверт. Может быть, стоит подумать о Станфорде? Но в первом же абзаце был почти дословно повторен ответ из Рэдклиффа. Они желали ей всего хорошего и советовали обратиться в другой колледж. Таким образом, выхода не оставалось. Правда, не пришел пока ответ из Беркли, но надежды на него никакой. Она чувствовала страшную тяжесть на душе, когда поднималась по ступенькам и входила в дом. Самое неприятное, что об этих отказах придется сказать матери и брату.
Первой обо всем узнала, естественно; Квинни. Поначалу она очень огорчилась за Пакси, но потом отнеслась к отказам философски:
— Если они не приняли тебя, значит, так и должно было случиться. Однажды ты оглянешься назад и поймешь это.
Но сейчас Пакстон была подавлена крушением ее планов на самостоятельность. Она не хотела оставаться на Юге, не хотела учиться в колледже для девочек, и у нее не хватало смелости поехать в Беркли. Однако мудрая Квинни заглянула на два шага дальше:
— Слушай, детка, а как насчет Калифорнии? Это далеко отсюда, но тебе там может понравиться. — Одна из ее дочерей уехала в Окленд несколько лет назад и, хотя никогда не бывала там раньше, все время писала, что Сан-Франциско чудесный город. — Я слышала, это очень красивый город, да и климат там не такой холодный, как на Севере. — Она ласково улыбнулась девочке, которую любила и растила с самого рождения. Ей было больно видеть, как она переживает. — Твоя мама убьет меня, если узнает, что я тебе тут советую, но, мне кажется, тебе стоит подумать о Калифорнии.
— Она убьет нас обеих, если услышит этот разговор, — усмехнулась Пакстон. — Но Калифорния — так далеко. — , я ничего там не знаю.
— Калифорния далеко. — Теперь улыбнулась Квинни. — Не будь глупенькой, это всего несколько часов на самолете, как говорит моя Роза. Подумай об этом вечером. Может, этот колледж Беркли — то, что тебе нужно.
Но вечером за обедом Беатрис и Джордж продолжили атаку на Пакстон. По их мнению, и ее колледж расположен гораздо ближе к дому, чем ей того бы хотелось, письмо из Рэдклиффа разрешило все сомнения. Они вовсе не расстроились из-за отказа, только воодушевились. Как и Квинни, они решили, что это судьба, но, в отличие от Квинни, всерьез думали при этом, что вот и хорошо, что мечтаниям пришел конец, теперь все будет так, как и должно быть. Пакстон была удручена еще и тем, что не сдержала своего обещания перед отцом, не поступила в его альма-матер. Ей хотелось рассказать о своих переживаниях хоть кому-нибудь, поделиться невыносимой тяжестью, но для Квинни это будет слишком, не говоря уже о матери и брате. Все друзья Пропадали в заботах о поступлении, как и Пакстон, они ждали ответов из колледжей, куда послали заявки.
Парень, пригласивший ее на вечер, позвонил ночью, она попыталась поделиться с ним, рассказать хоть что-то, но он сам только что был принят в престижный колледж, поэтому витал где-то в облаках и не слышал ее. Пришло время принимать собственное решение. Ночью в постели она вспомнила дневной разговор с Квинни: мысль о поездке в Калифорнию то представлялась ей полным безумием, то решением многих вопросов.
Но примут ее туда или откажут? В конце недели мать и Джордж добились своего, она дала обещание послать согласие в «Сладкий шиповник» на следующей неделе, пообещав себе повторить попытку поступить в Рэдклифф в следующем году. Она почувствовала облегчение, сделав наконец какой-то выбор.
Пребывание дома станет более сносным, если знать, что это не на всю жизнь.
На следующей неделе в понедельник пришел ответ из Беркли.
Они извещали, что она принята. Почему-то это сообщение взволновало Пакстон; она тут же поспешила на кухню показать его Квинни. Няня тоже очень обрадовалась. Она была уверена, что придет именно положительный ответ и разрешит все проблемы.
— Ну вот все и прояснилось!
— Почему ты так думаешь? — Пакстон не понимала, откуда у Квинни такая уверенность в необходимости выбрать именно Беркли, но чувствовала, что ни один ответ из пришедших за два месяца не радовал ее так, как этот.
— А разве ты сама не чувствуешь?
— Действительно, я очень рада. Я немного волнуюсь и не могу решиться, но я рада.
— А что ты почувствовала, когда приходили ответы из других школ?
— Уныние… скуку… и я совершенно не ощущала между ними разницы: Вассар, или Смит, или что-то другое.
— Хотя мне очень грустно будет расставаться с тобой, но : это лучшее решение. Подумай над ним, детка. Помолись. Прислушайся к Богу и своему желудку. Во всех сложных ситуациях слушай, что говорит твой живот, что ты чувствуешь внутри.
Твой организм знает, какой ответ правильный. Мы все чувствуем через него, — и она с серьезным видом ткнула себя в большой живот. — Когда ты чувствуешь себя хорошо — решение верно. Но если у тебя что-то болит, бурчит или режет внутри, будь уверена: ничего путного у тебя не выйдет.
Пакстон рассмеялась над этой незатейливой премудростью.
Старая няня, как всегда, права, Квинни знала ответы на все вопросы и была умнее, чем мать, Джордж и сама Пакстон, вместе взятые.
— Квинни, сумасшествие даже думать об этом. — Пакстон села на стул и принялась грызть морковку. Квинни было приятно смотреть на нее — юную, красивую, с удивительно спокойным лицом. Она из людей, живущих в согласии со своим внутренним миром. Это цельная и сильная натура, что редко встретишь у таких молоденьких девушек. После смерти отца семь лет назад она немало передумала, это способствовало ее взрослению. — А что я скажу им?
— Правду, как только поймешь, в чем она для тебя. И пожалуйста, не делай ничего только потому, что я так сказала.
Делай то, что хочешь делать, что для тебя правильно, если уверена в этом Подумай еще раз обо всем. — Квинни опять многозначительно похлопала себя по животу.
Пакси расхохоталась и встала. Высокая, тоненькая, она была очень похожа на отца, в движениях ее сквозила обворожительная грация. Она была выше многих подруг и не замечала этого. К большому удивлению Квинни, она вообще не проявляла интереса к собственной внешности. Она была красива без усилий с ее стороны.
Пакси больше интересовалась тем, что происходило у нее в голове или в душе. Она была слишком похожа на отца, чтобы заботиться о красоте. Такое равнодушие к своим внешним достоинствам частенько раздражало мать, желавшую видеть Пакстон участницей показов мод в Юниор-лиге и Обществе дочерей Гражданской войны, но дочь не выражала к этому ни малейшей склонности. Она была тихой, задумчивой, ее всегда поражали суета и страсти, кипевшие на этих мероприятиях. Ей нравилось разговаривать о серьезных вещах с учителями в школе и немногими друзьями; они обсуждали недавние события во Вьетнаме, последствия гибели президента Кеннеди, позицию Джонсона но гражданским правам, Мартина Лютера Кинга и организованные им демонстрации. Пакстон увлекалась политикой, важнейшими событиями, их связью и влиянием друг на друга. Ей было действительно интересно думать и писать об этом.
Через неделю она подошла к одному из своих любимых учителей поговорить о колледже в Беркли.
— Я Считаю, это одна из лучших школ в стране. А почему ты спрашиваешь? — заинтересовался он.
Пакстон засомневалась, говорить или нет, и тут же ответила:
— Я думаю, стоит мне ехать туда или нет?
— Ответ из Рэдклиффа не оправдал твоих ожиданий? — Он знал, как она хотела поступить туда, и готов был искренне посочувствовать.
— Они отказали мне, как и Станфорд. Все остальные приняли. — Пакстон перечислила колледжи, куда она послала анкеты, и учитель тоже остановился на Беркли. Сам он был с севера и по себе знал, как важно обрести самостоятельность и собственный опыт. Он считал, что дети с запада должны ехать на восток, а с востока на запад на год или два, они должны посмотреть мир, чтобы расширить кругозор и представить себе все его разнообразие.
— Я бы на твоем месте не задумывался ни на минуту, это твой шанс. Оставь пока Рэдклифф, он никуда не убежит, ты сможешь перевестись туда на последних курсах. Бог с ним, езжай на запад, ты полюбишь его.
Она слушала и воодушевлялась. В конце концов, может, Квинни и права, может, это выход.
Пакстон ничего не говорила матери несколько дней, а в пятницу решилась и послала согласие в Беркли. Вечером того же дня за обедом она не выдержала.
— Я отправила свое согласие сегодня, — спокойно сказала она, ожидая бурю, которая вскоре последует.
— Молодец, — поспешил с похвалой брат. Ну вот она сделала так, как они с матерью и говорили. Оказалось, все не так сложно, как представлялось матери. — Ты довольна собой, Пакс? Ты заслужила похвалу.
Она усмехнулась в ответ, зная, что сейчас произойдет.
— Да, на самом деле, да. Я много думала. Это мой первый серьезный выбор, и, наверное, я сделала его правильно.
Мать посмотрела на нее с опаской, предусмотрительно не задавая вопросов.
— Я рада, что ты пошла по этому пути, Пакстон, — сдержанно сказала она, как бы прощупывая почву.
— Я тоже, — проговорила Пакстон.
— Много замечательных девушек поступили в этом году в «Сладкий шиповник», Пакстон. Это чудесная школа, и тебе там будет хорошо, — весело подытожил брат.
Пакстон спокойно посмотрела на них.
— Да, конечно, — согласилась она, — но я поступила не туда. — На минуту все замерли. Недобрые предчувствия матери оправдались. — Я отослала письмо в Калифорнийский университет, в колледж Беркли.
Над столом повисла оглушительная тишина, затем брат резко откинулся на спинку стула и швырнул свою салфетку на стол.
— Кто тебя надоумил сделать такую чудовищную глупость?
Квинни тихонько вышла из столовой, как бы для того, чтобы положить в блюдо ростбиф.
— Я посоветовалась со старшими друзьями и учителями в школе. Они все сказали, что Беркли — отличная школа и замечательно учиться именно там, если я не поступила в Рэдклифф.
— Но почему Калифорния? — в отчаянии прошептала мать. — Почему из всех возможных колледжей ты выбрала этот?
Но все и так знали, почему она это сделала, собирались они признаваться в этом или нет. Пакстон хотела уехать от них подальше. Она была несчастлива дома с тех пор, как умер отец, и они ничего не сделали, чтобы помочь ей. Они жили своей жизнью, изредка пытаясь заставить ее жить так же, никогда не интересуясь, хочет ли она этого. Ожидалось, что она со временем примет их стиль жизни, не раздумывая, подходит он ей или нет. По их мнению, ее желания значили немного, если все вокруг живут так. Но она сделала собственный выбор, чтобы жить своей жизнью. Она выбрала Калифорнию.
— Я решила, что должна сделать так, — объяснила она, глядя прямо в глаза матери. Она не спорила и не доказывала своей правоты. Ей было все равно, что они скажут или сделают.
Слава Богу, отец оставил на ее счету небольшой капитал, которого хватит на оплату учебы там, где она пожелает. Следовательно, мать не может заставить ее сделать по-своему, угрожая не платить за обучение.
— Твой отец был бы разочарован таким поступком, — холодно произнесла мать, но этот упрек был не правдой.
— Я пыталась поступить в Гарвард, как он хотел, мама, — как можно более вежливо отозвалась Пакстон. — Я не поступила, но, думаю, он простил бы меня. — Она вспомнила рассказ отца о том, как он пытался поступить в Принстон и Йель, но провалился, и ему пришлось «приземлиться» в Гарварде. А она «приземлится» в Беркли.
— Я имею в виду, он огорчился бы из-за твоего внезапного отъезда из дома.
— Я вернусь, — мягко сказала она, но вдруг задумалась, а захочет ли она возвращаться? Вернется ли она? Кто знает, будет ли она работать в Саванне после окончания или, полюбив Калифорнию, останется там навсегда?
С одной стороны, она отчаянно стремилась уехать отсюда, с другой, наоборот, было жалко оставлять дом, в котором выросла.
Грустно прощаться с друзьями, но сама возможность уехать давала ощущение свободного полета. В Саванне она постоянно чувствовала себя третьей лишней. Она никогда не делала того, чего ждала мать, не из вредности или капризов — ей просто не приходило в голову сделать так, как нужно матери. Причин, чтобы уехать, более чем достаточно. Она не могла оставаться на Юге, не могла жить вместе с родными, все время делая вид, что между ними есть что-то общее.
Вдруг она отчетливо представила, как чужды они друг другу, как .необходимо ей начать другую, свою собственную, жизнь.
— И как часто ты намереваешься приезжать домой? — с укором в голосе поинтересовалась мать. Квинни тоже посмотрела из-за плеча на Пакси.
— Я буду приезжать на Рождество и, конечно, летом на каникулы. — Это все, что она могла пообедать, ведь больше всего она хотела свободы. — Я буду приезжать так часто, как смогу. — И улыбнулась, ожидая примирительных взглядов или улыбки, но они не отозвались на этот шаг навстречу. — Вы тоже можете навестить меня, если захотите.
— Мы с твоим отцом как-то раз были в Лос-Анджелесе, — с неприязнью вспомнила Беатрис. — Это ужасное место. Я никогда не хотела бы побывать там снова.
— Но Беркли находится недалеко от Сан-Франциско. — Пакстон могла бы сказать «недалеко от преисподней» — для матери это звучало бы одинаково.
Остаток вечера прошел в молчании.
Глава 3
Утром в день отъезда Пакстон стояла в уютной кухне и в последний раз разглядывала ее, собираясь с силами перед дальней дорогой, со слезами на глазах, склонив голову на мягкое плечо Квинни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48