Установка сантехники, реально дешево
— Ты что, не соображаешь, что это война? Тебя же могли убить, к такой-то матери!
Какого хрена тебя туда понесло? Вся эта территория перекрыта!
— Я…
Наконец она увидела черные глаза, пронзавшие ее взглядом, в котором читался страх. Это был Тони Кампобелло.
— Что, правила не для тебя? Ты слишком важная птица для этого? Да тебя же могли пристрелить, и всех остальных вместе с тобой!
Нет, она больше не будет этого слушать. Хватит! Этому пора положить конец. Она уже один раз слышала от него нечто подобное, и снова у него это не получится, он не свалит на нее всю вину. На этот раз она уж не виновата ни в чем, как, может быть, и в прошлый раз, когда погиб Билл.
— Хватит орать на меня, черт побери! — закричала она в свою очередь. Ее зеленые глаза уставились на Тони, как дула М-16. — Я ничего такого не сделала. Никто из-за меня не пострадал. Это к вам тут подобралась вся северная армия, сэр!
Если ваши солдаты не в состоянии удерживать ее на расстоянии от этой вонючей базы, то я тут ни при чем. И нечего на меня кричать! Я только отошла на десять футов от того места, где была, это не преступление! А по мне стали стрелять!
— А какого черта вы собирались здесь увидеть? Светских дам за чашечкой чаю? Это, черт меня дери, военная база!
Они стояли, крича друг на друга. Раненых уже увезли, вертолет снова улетел, а они все стояли и переругивались. Никто вокруг и не думал вмешиваться, считая, что это не их дело. Так оно и было. Это началось давно, и теперь неминуемо должна наступить развязка.
Она продолжала кричать, но вдруг ее глаза наполнились слезами. Но на этот раз она плакала от злости и собственной беспомощности.
— Хватит на меня орать! — снова крикнула она. — В том, что эти люди пострадали, я не виновата!
— Но так могло быть! — отвечал он, но в этот момент на джипе подъехали Ральф с лейтенантом. Они издали увидели, как эти двое яростно переругиваются и размахивают кулаками.
Ральф стиснул зубы.
Увидев лейтенанта. Тони отступил, а Ральф посмотрел на него с нескрываемой враждебностью.
— Опять ты? — не сдерживая раздражения, спросил он.
Но Ральфа Тони не боялся.
— Ей там задницу могли оторвать, — сказал он в виде объяснения.
— Слава Богу, этого не случилось, — сказал лейтенант. Он был старше Билла и был совершенно потрясен событиями сегодняшнего утра. — Я, наверное, немного поторопился, пригласив представителей прессы взглянуть на туннели.
Да, фотограф убит, Пакстон едва осталась в живых, Ральф стал не похож на самого себя. Пока лейтенант говорил, Ральф выразительно посмотрел на Пакстон.
— Наверное, все-таки следует быть осторожнее. За каким чертом ты туда пошла?
— Не знаю. Берти сказал, что хочет сделать несколько снимков. А я решила посмотреть, что он будет снимать. Я просто пошла за ним, и вдруг по мне начали стрелять.
— Если бы вы не связались по рации, до сих пор были бы там, дорогая леди, — с уважением заметил лейтенант. — Вы неплохо соображаете и, вероятно, спасли жизнь тем трем парням.
Пакстон взглянула на Тони, она все еще продолжала злиться.
— А вот сержант считает, что я пыталась их угробить.
Лейтенант только улыбнулся. Кампобелло был лучшим из его людей, хотя и чересчур горячим.
— Этого я не говорил, — пробормотал тот. — Я только сказал, что ее саму чуть не угробили.
А ведь он когда-то обвинял Пакстон в том, что Билл погиб из-за нее… Но то другая история.
— Вот это ближе к истине, — ответил Ральф.
Пока Тони и Пакстон, продолжая свирепо посматривать друг на друга, садились в джип, Ральф стал договариваться с лейтенантом, как бы доставить тело Берти в Сайгон. Этого трудягу все любили, и его гибель была настоящей потерей. Еще одного человека не стало. Еще одна смерть. Как можно пережить такое!
— Я бы хотела поблагодарить радиста на базе, — тихо сказала Пакстон, когда они собрались уезжать.
Лейтенант представил ей радиста. Подавая ему руку, Пакстон расплакалась.
— Я просто хотела вас поблагодарить. — Она не знала, что сказать еще. Ведь этот человек спас ей жизнь — тем, как спокойно, по-деловому, невозмутимо вел переговоры.
— Ну что вы, Дельта-Дельта, — сказал он, растягивая слова. Он явно был с Юга, но Пакстон не спросила, откуда именно. — Худо, что вы попали в такую кашу.
— Но вы мне помогли оттуда выбраться. Это самое главное.
Выяснилось, что все спасенные парни выжили. Только Берти погиб Ральф был очень подавлен, и почти всю дорогу в Сайгон они молчали.
Тони они больше не видели, но Ральф все еще на него сердился. В результате он вылил свое раздражение на Пакстон, накричав на нее. Это был трудный день для всех — еще один ужасный день войны, а он даже не смог составить репортаж, за которым, собственно, и ехал. Ральф решил, что приедет снова в другой раз, но сейчас нужно было возвращаться, чтобы сообщить о случившемся в «Ассошиэйтед Пресс» и сделать все необходимое для отправки Берти.
— Что с тобой, хотелось бы знать! Стоит вам сойтись вместе, вы начинаете орать как ненормальные! — Он сердился на Пакстон, по крайней мере так могло показаться. На самом деле он страшно перенервничал из-за нее, и теперь, когда все закончилось и она осталась жива, перенес свое напряжение на нее же.
— Он обвинил меня в том, что я по собственной неосторожности чуть не подставила этих парней под удар.
— Ты подставила под удар себя, что гораздо хуже. Ты здесь для чего? Чтобы писать о войне, а не для того, чтобы лезть под пули, пытаясь кому-то что-то доказать. А этот — так и вообще псих какой-то.
— Это точно, — язвительно подтвердила Пакстон.
С головы до ног она была в грязи, перемешанной с кровью радиста. Это напомнило ей о других поездках и о том, зачем она все-таки вернулась в Сайгон. Не потому, что любила все это. А потому, что в этом ее долг; Но долг, перед кем? Перед собой?
Перед своей страной? Перед газетой? А может быть, перед Ральфом? Питером? Биллом? Непростой вопрос. По пути в Сайгон они молчали. День был тяжелым для всех. В том числе и для Тони, который долго ходил, сердясь на себя и пытаясь понять, что же он на самом деле чувствует по отношению к Пакстон.
Глава 21
Когда на следующий день Ральф встретил Пакстон в офисе «Ассошиэйтед Пресс», он все еще немного сердился, но она пригласила его пообедать вместе, и после пары выпитых стаканов он смягчился.
— Ну ты, девчонка, задала нам жару. Когда ты лежала там вместе с этими парнями, я думал, ты тоже ранена. Ты хоть понимаешь, что следующей подстрелили бы тебя? Я просто видел, как это будет.
— Я тоже, — призналась Пакстон, отпивая кофе суа. Это был крепчайший кофе со сгущенным молоком из банки. Год назад он показался ей отвратительным, теперь же нравился.
— Ты боялась? — спросил он, понизив голос.
Она в ответ улыбнулась:
— Потом — да. А там на месте… даже не знаю. Я испугалась, когда подумала, что меня могут, не убить, а взять в плен.
Вот это действительно страшно.
Такое уже случалось. Журналистов брали в плен, но обычно быстро освобождали. Вьетнамцы с севера делали это из пропагандистских целей, надеясь, что о них напишут, но всегда оставалась вероятность, что в следующий раз они окажутся менее дружелюбными. Истории о пытках и избиениях во вьетнамском плену стали расхожими.
— Я больше думала о том, как бы спасти ребят, пока они еще живы.
Ральф задумчиво кивнул:
— Бедняга Берти.
— Он был женат? — Пакстон не была близко знакома с фотографом, но всегда хорошо к нему относилась.
— Нет. У него была подруга. Кажется, из Чолона. А кроме нее, по-моему, никого. Ни жены, ни детей. Я звонил в посольство. Завтра его отправляют в Лондон. — Пакстон кивнула, вспомнив, как гроб с Биллом отсылали Дебби. Ральф взглянул на нее и на миг показался стариком. — Слушай, а тебе это не надоело? Я имею в виду, когда вокруг все время гибнут. Иногда я думаю, как, интересно, живется там, где люди умирают только от рака или падая с трамплина?
Пакстон невесело улыбнулась. Она прекрасно понимала его, хотя некоторое время прожила как раз в таких местах. Но привыкнуть к этому невозможно — гибель людей по-прежнему тяжело переносить, она так же задевает за живое. И все же никто, казалось, не в силах уехать отсюда. Не могут они бежать, бросив неоконченное дело. Так случилось и с ней, когда она вернулась в Штаты. Пакстон чувствовала себя там не на месте, потому что в глубине души знала — все продолжается.
— Да, разумеется, я тоже от всего этого устала.
— Меня одно беспокоит, — откровенно начал Ральф. После третьего стакана алкоголь ударил ему в голову, что случалось нечасто. Пакстон очень редко видела его навеселе. — Я думаю о Франс и о ребенке. Это же ад кромешный — родить здесь ребенка.
— Ты можешь вернуться в Штаты вместе с ними, — мягко ответила Пакстон, а про себя подумала, что совсем не уверена, что это на самом деле возможно. Ральф пробыл во Вьетнаме слишком долго, ему будет трудно в Америке. Такое случается с журналистами — они так долго работают в Турции, Алжире, Вьетнаме, что им потом не прижиться вновь в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке. Возможно, Ральф — один из них. А может быть, и она сама тоже.
— Франс не хочет со мной ехать. Она хочет остаться здесь.
Ей слишком хорошо известно, что значит быть женой американского солдата. Она уже была замужем за отцом Ана. Остальные американцы смешивали ее с дерьмом, а его семья ее люто ненавидела. Она думает, что, если поедет со мной в Штаты, люди на улице закидают ее камнями. И знаешь что, Пакс? Я сам не уверен, что этого не случится. А потому и не знаю, есть ли у меня право забирать их отсюда. А ведь здесь ужасно, это не то место, где может расти ребенок. Там, в Штатах, сколько бы я мог сделать для Ана! А здесь я доволен даже тем, что могу обеспечить им безопасность, сносно прокормить и оградить от всякой пакости. ан был еще совсем маленьким мальчиком, но Пакетов видела и пятилетних, торгующих на улицах героином. Ничего такого с Аном, конечно, не могло случиться. Франс очень заботилась о нем, держала его при себе дома. Он ходил во французский католический детский сад для избранных, ведь его мать была леди до мозга костей. Но они жили в умирающем мире, и в этот же мир войдет и новый ребенок.
— Кстати, как Франс? — спросила Пакстон.
— Располнела, — он засмеялся, — но держится молодцом Ральф очень радовался ребенку. У него не было детей, и вот теперь, в тридцать девять, он собирается стать отцом. При посторонних и в кругу друзей Ральф разыгрывал равнодушие, но на самом деле был на седьмом небе.
Затем Ральф пошел обратно в офис, а Пакстон решила зайти в отель «Катинат» на Нгуенхью, чтобы поплавать в бассейне, а потом вернуться в «Каравеллу» и закончить статью. Она так и не успела как следует осмыслить все случившееся накануне в Кучи и сейчас, идя по длинному гостиничному коридору, полностью погрузилась в мысли о статье. Внезапно она почувствовала, как кто-то коснулся ее руки. Пакстон отпрянула, а затем подняла глаза и изумленно застыла на месте. Перед ней стоял Тони.
— Я… — Она не знала, что сказать, опасаясь, как бы он снова не начал на нее кричать. Похоже, он по-другому и общаться не умеет. — Что привело вас сюда?
Он взглянул на нее, и лицо его сделалось темно-красным.
Куда легче с ней разговаривать, когда она в полевом снаряжении и солдатских ботинках, а золотистые волосы спрятаны под каску А сейчас она вдруг показалась ему ослепительно красивой, такой женственной… Он почувствовал себя последним дураком, жалел, что вообще пришел сюда, но знал, что обязан был это сделать — Я хотел извиниться перед вами. — Она посмотрела в его темно-карие глаза, и на миг он показался ей мальчишкой. — Простите, что я накричал на вас вчера. Я… я так за вас испугался.
И кроме того, мне было так тяжело вас снова там увидеть, — сказал он, и глаза его увлажнились. Он по-прежнему переживал из-за гибели Билла Квинна, как не переживал за многих других, и знал, что Пакстон тоже не забыла его. Тони был не из тех, кто умеет прятать свои чувства. — Вам-то там тоже, наверное, было тяжело.
Пакстон кивнула, тронутая его откровенностью. Теперь она смогла с ним говорить.
— Я не знала, куда мы едем. Просто отправилась на выезд, собирала материал для статьи. И вдруг мы оказались там. Я ни о чем не могла думать, кроме… — В горле возник горький ком, Пакстон не договорила и отвернулась. Но затем снова взглянула на Тони. — Наверное, вы были правы. Когда голова слишком занята кем-то одним, невольно ставишь "од удар себя или других.
— Я не должен был этого говорить. Он не из-за вас погиб.
Я вас обвинял тогда просто потому, что до черта надоело винить во всем «чарли». Они убили уже так много отличных парней. И Вот снова. Билл и сам был виноват. — Тони покачал головой. — Не надо было лезть в тот туннель, и он прекрасно знал об этом.
Но он ведь из тех, кто всегда берет всю ответственность на себя.
Всегда первым шел он, а не кто-то другой, но до того дня ему везло. А вчера и вы туда же. У нас чуть не на дворе засели вьетконговцы, а вы прямо к ним в лапы! Ну если бы кто-то другой, то еще ладно. Когда я в какой-то миг подумал, что вас могут захватить, то чуть с ума не сошел.
— Спасибо, — тихо сказала Пакстон и улыбнулась. — Спасибо за заботу.
Очень легко ни о ком не заботиться и никого не любить.
Когда перед твоими глазами прошло столько смертей, гибель еще одного человека уже не потрясает. Иначе погибнешь сам.
— Когда мы возвращались обратно, я тоже испугалась, — ответила Пакстон. — Но там, под деревьями, у меня не было времени пугаться. Рядом были раненые. Страх пришел, когда все закончилось.
— Они были очень близко, — заметил Тони. Он обсуждал это с лейтенантом. Вся эта история могла закончиться очень плохо. — Все могло повернуться иначе. — Ему становилось не по себе, когда он об этом думал.
— Да, мне повезло. Я как раз собираюсь сегодня об этом писать.
— А-а, — разочарованно протянул Тони. — Я-то приехал забрать у Мак-Ви кое-какие бумаги и подумал, что, может быть… что… ну… мы сможем где-нибудь выпить кофе.
С минуту Пакстон колебалась, стараясь понять, что он от нее хочет, но затем решила, что статья может и подождать. Оба они были слишком потрясены вчерашним, так что будет совсем неплохо, если они выпьют вместе по чашечке кофе и помирятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Какого хрена тебя туда понесло? Вся эта территория перекрыта!
— Я…
Наконец она увидела черные глаза, пронзавшие ее взглядом, в котором читался страх. Это был Тони Кампобелло.
— Что, правила не для тебя? Ты слишком важная птица для этого? Да тебя же могли пристрелить, и всех остальных вместе с тобой!
Нет, она больше не будет этого слушать. Хватит! Этому пора положить конец. Она уже один раз слышала от него нечто подобное, и снова у него это не получится, он не свалит на нее всю вину. На этот раз она уж не виновата ни в чем, как, может быть, и в прошлый раз, когда погиб Билл.
— Хватит орать на меня, черт побери! — закричала она в свою очередь. Ее зеленые глаза уставились на Тони, как дула М-16. — Я ничего такого не сделала. Никто из-за меня не пострадал. Это к вам тут подобралась вся северная армия, сэр!
Если ваши солдаты не в состоянии удерживать ее на расстоянии от этой вонючей базы, то я тут ни при чем. И нечего на меня кричать! Я только отошла на десять футов от того места, где была, это не преступление! А по мне стали стрелять!
— А какого черта вы собирались здесь увидеть? Светских дам за чашечкой чаю? Это, черт меня дери, военная база!
Они стояли, крича друг на друга. Раненых уже увезли, вертолет снова улетел, а они все стояли и переругивались. Никто вокруг и не думал вмешиваться, считая, что это не их дело. Так оно и было. Это началось давно, и теперь неминуемо должна наступить развязка.
Она продолжала кричать, но вдруг ее глаза наполнились слезами. Но на этот раз она плакала от злости и собственной беспомощности.
— Хватит на меня орать! — снова крикнула она. — В том, что эти люди пострадали, я не виновата!
— Но так могло быть! — отвечал он, но в этот момент на джипе подъехали Ральф с лейтенантом. Они издали увидели, как эти двое яростно переругиваются и размахивают кулаками.
Ральф стиснул зубы.
Увидев лейтенанта. Тони отступил, а Ральф посмотрел на него с нескрываемой враждебностью.
— Опять ты? — не сдерживая раздражения, спросил он.
Но Ральфа Тони не боялся.
— Ей там задницу могли оторвать, — сказал он в виде объяснения.
— Слава Богу, этого не случилось, — сказал лейтенант. Он был старше Билла и был совершенно потрясен событиями сегодняшнего утра. — Я, наверное, немного поторопился, пригласив представителей прессы взглянуть на туннели.
Да, фотограф убит, Пакстон едва осталась в живых, Ральф стал не похож на самого себя. Пока лейтенант говорил, Ральф выразительно посмотрел на Пакстон.
— Наверное, все-таки следует быть осторожнее. За каким чертом ты туда пошла?
— Не знаю. Берти сказал, что хочет сделать несколько снимков. А я решила посмотреть, что он будет снимать. Я просто пошла за ним, и вдруг по мне начали стрелять.
— Если бы вы не связались по рации, до сих пор были бы там, дорогая леди, — с уважением заметил лейтенант. — Вы неплохо соображаете и, вероятно, спасли жизнь тем трем парням.
Пакстон взглянула на Тони, она все еще продолжала злиться.
— А вот сержант считает, что я пыталась их угробить.
Лейтенант только улыбнулся. Кампобелло был лучшим из его людей, хотя и чересчур горячим.
— Этого я не говорил, — пробормотал тот. — Я только сказал, что ее саму чуть не угробили.
А ведь он когда-то обвинял Пакстон в том, что Билл погиб из-за нее… Но то другая история.
— Вот это ближе к истине, — ответил Ральф.
Пока Тони и Пакстон, продолжая свирепо посматривать друг на друга, садились в джип, Ральф стал договариваться с лейтенантом, как бы доставить тело Берти в Сайгон. Этого трудягу все любили, и его гибель была настоящей потерей. Еще одного человека не стало. Еще одна смерть. Как можно пережить такое!
— Я бы хотела поблагодарить радиста на базе, — тихо сказала Пакстон, когда они собрались уезжать.
Лейтенант представил ей радиста. Подавая ему руку, Пакстон расплакалась.
— Я просто хотела вас поблагодарить. — Она не знала, что сказать еще. Ведь этот человек спас ей жизнь — тем, как спокойно, по-деловому, невозмутимо вел переговоры.
— Ну что вы, Дельта-Дельта, — сказал он, растягивая слова. Он явно был с Юга, но Пакстон не спросила, откуда именно. — Худо, что вы попали в такую кашу.
— Но вы мне помогли оттуда выбраться. Это самое главное.
Выяснилось, что все спасенные парни выжили. Только Берти погиб Ральф был очень подавлен, и почти всю дорогу в Сайгон они молчали.
Тони они больше не видели, но Ральф все еще на него сердился. В результате он вылил свое раздражение на Пакстон, накричав на нее. Это был трудный день для всех — еще один ужасный день войны, а он даже не смог составить репортаж, за которым, собственно, и ехал. Ральф решил, что приедет снова в другой раз, но сейчас нужно было возвращаться, чтобы сообщить о случившемся в «Ассошиэйтед Пресс» и сделать все необходимое для отправки Берти.
— Что с тобой, хотелось бы знать! Стоит вам сойтись вместе, вы начинаете орать как ненормальные! — Он сердился на Пакстон, по крайней мере так могло показаться. На самом деле он страшно перенервничал из-за нее, и теперь, когда все закончилось и она осталась жива, перенес свое напряжение на нее же.
— Он обвинил меня в том, что я по собственной неосторожности чуть не подставила этих парней под удар.
— Ты подставила под удар себя, что гораздо хуже. Ты здесь для чего? Чтобы писать о войне, а не для того, чтобы лезть под пули, пытаясь кому-то что-то доказать. А этот — так и вообще псих какой-то.
— Это точно, — язвительно подтвердила Пакстон.
С головы до ног она была в грязи, перемешанной с кровью радиста. Это напомнило ей о других поездках и о том, зачем она все-таки вернулась в Сайгон. Не потому, что любила все это. А потому, что в этом ее долг; Но долг, перед кем? Перед собой?
Перед своей страной? Перед газетой? А может быть, перед Ральфом? Питером? Биллом? Непростой вопрос. По пути в Сайгон они молчали. День был тяжелым для всех. В том числе и для Тони, который долго ходил, сердясь на себя и пытаясь понять, что же он на самом деле чувствует по отношению к Пакстон.
Глава 21
Когда на следующий день Ральф встретил Пакстон в офисе «Ассошиэйтед Пресс», он все еще немного сердился, но она пригласила его пообедать вместе, и после пары выпитых стаканов он смягчился.
— Ну ты, девчонка, задала нам жару. Когда ты лежала там вместе с этими парнями, я думал, ты тоже ранена. Ты хоть понимаешь, что следующей подстрелили бы тебя? Я просто видел, как это будет.
— Я тоже, — призналась Пакстон, отпивая кофе суа. Это был крепчайший кофе со сгущенным молоком из банки. Год назад он показался ей отвратительным, теперь же нравился.
— Ты боялась? — спросил он, понизив голос.
Она в ответ улыбнулась:
— Потом — да. А там на месте… даже не знаю. Я испугалась, когда подумала, что меня могут, не убить, а взять в плен.
Вот это действительно страшно.
Такое уже случалось. Журналистов брали в плен, но обычно быстро освобождали. Вьетнамцы с севера делали это из пропагандистских целей, надеясь, что о них напишут, но всегда оставалась вероятность, что в следующий раз они окажутся менее дружелюбными. Истории о пытках и избиениях во вьетнамском плену стали расхожими.
— Я больше думала о том, как бы спасти ребят, пока они еще живы.
Ральф задумчиво кивнул:
— Бедняга Берти.
— Он был женат? — Пакстон не была близко знакома с фотографом, но всегда хорошо к нему относилась.
— Нет. У него была подруга. Кажется, из Чолона. А кроме нее, по-моему, никого. Ни жены, ни детей. Я звонил в посольство. Завтра его отправляют в Лондон. — Пакстон кивнула, вспомнив, как гроб с Биллом отсылали Дебби. Ральф взглянул на нее и на миг показался стариком. — Слушай, а тебе это не надоело? Я имею в виду, когда вокруг все время гибнут. Иногда я думаю, как, интересно, живется там, где люди умирают только от рака или падая с трамплина?
Пакстон невесело улыбнулась. Она прекрасно понимала его, хотя некоторое время прожила как раз в таких местах. Но привыкнуть к этому невозможно — гибель людей по-прежнему тяжело переносить, она так же задевает за живое. И все же никто, казалось, не в силах уехать отсюда. Не могут они бежать, бросив неоконченное дело. Так случилось и с ней, когда она вернулась в Штаты. Пакстон чувствовала себя там не на месте, потому что в глубине души знала — все продолжается.
— Да, разумеется, я тоже от всего этого устала.
— Меня одно беспокоит, — откровенно начал Ральф. После третьего стакана алкоголь ударил ему в голову, что случалось нечасто. Пакстон очень редко видела его навеселе. — Я думаю о Франс и о ребенке. Это же ад кромешный — родить здесь ребенка.
— Ты можешь вернуться в Штаты вместе с ними, — мягко ответила Пакстон, а про себя подумала, что совсем не уверена, что это на самом деле возможно. Ральф пробыл во Вьетнаме слишком долго, ему будет трудно в Америке. Такое случается с журналистами — они так долго работают в Турции, Алжире, Вьетнаме, что им потом не прижиться вновь в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке. Возможно, Ральф — один из них. А может быть, и она сама тоже.
— Франс не хочет со мной ехать. Она хочет остаться здесь.
Ей слишком хорошо известно, что значит быть женой американского солдата. Она уже была замужем за отцом Ана. Остальные американцы смешивали ее с дерьмом, а его семья ее люто ненавидела. Она думает, что, если поедет со мной в Штаты, люди на улице закидают ее камнями. И знаешь что, Пакс? Я сам не уверен, что этого не случится. А потому и не знаю, есть ли у меня право забирать их отсюда. А ведь здесь ужасно, это не то место, где может расти ребенок. Там, в Штатах, сколько бы я мог сделать для Ана! А здесь я доволен даже тем, что могу обеспечить им безопасность, сносно прокормить и оградить от всякой пакости. ан был еще совсем маленьким мальчиком, но Пакетов видела и пятилетних, торгующих на улицах героином. Ничего такого с Аном, конечно, не могло случиться. Франс очень заботилась о нем, держала его при себе дома. Он ходил во французский католический детский сад для избранных, ведь его мать была леди до мозга костей. Но они жили в умирающем мире, и в этот же мир войдет и новый ребенок.
— Кстати, как Франс? — спросила Пакстон.
— Располнела, — он засмеялся, — но держится молодцом Ральф очень радовался ребенку. У него не было детей, и вот теперь, в тридцать девять, он собирается стать отцом. При посторонних и в кругу друзей Ральф разыгрывал равнодушие, но на самом деле был на седьмом небе.
Затем Ральф пошел обратно в офис, а Пакстон решила зайти в отель «Катинат» на Нгуенхью, чтобы поплавать в бассейне, а потом вернуться в «Каравеллу» и закончить статью. Она так и не успела как следует осмыслить все случившееся накануне в Кучи и сейчас, идя по длинному гостиничному коридору, полностью погрузилась в мысли о статье. Внезапно она почувствовала, как кто-то коснулся ее руки. Пакстон отпрянула, а затем подняла глаза и изумленно застыла на месте. Перед ней стоял Тони.
— Я… — Она не знала, что сказать, опасаясь, как бы он снова не начал на нее кричать. Похоже, он по-другому и общаться не умеет. — Что привело вас сюда?
Он взглянул на нее, и лицо его сделалось темно-красным.
Куда легче с ней разговаривать, когда она в полевом снаряжении и солдатских ботинках, а золотистые волосы спрятаны под каску А сейчас она вдруг показалась ему ослепительно красивой, такой женственной… Он почувствовал себя последним дураком, жалел, что вообще пришел сюда, но знал, что обязан был это сделать — Я хотел извиниться перед вами. — Она посмотрела в его темно-карие глаза, и на миг он показался ей мальчишкой. — Простите, что я накричал на вас вчера. Я… я так за вас испугался.
И кроме того, мне было так тяжело вас снова там увидеть, — сказал он, и глаза его увлажнились. Он по-прежнему переживал из-за гибели Билла Квинна, как не переживал за многих других, и знал, что Пакстон тоже не забыла его. Тони был не из тех, кто умеет прятать свои чувства. — Вам-то там тоже, наверное, было тяжело.
Пакстон кивнула, тронутая его откровенностью. Теперь она смогла с ним говорить.
— Я не знала, куда мы едем. Просто отправилась на выезд, собирала материал для статьи. И вдруг мы оказались там. Я ни о чем не могла думать, кроме… — В горле возник горький ком, Пакстон не договорила и отвернулась. Но затем снова взглянула на Тони. — Наверное, вы были правы. Когда голова слишком занята кем-то одним, невольно ставишь "од удар себя или других.
— Я не должен был этого говорить. Он не из-за вас погиб.
Я вас обвинял тогда просто потому, что до черта надоело винить во всем «чарли». Они убили уже так много отличных парней. И Вот снова. Билл и сам был виноват. — Тони покачал головой. — Не надо было лезть в тот туннель, и он прекрасно знал об этом.
Но он ведь из тех, кто всегда берет всю ответственность на себя.
Всегда первым шел он, а не кто-то другой, но до того дня ему везло. А вчера и вы туда же. У нас чуть не на дворе засели вьетконговцы, а вы прямо к ним в лапы! Ну если бы кто-то другой, то еще ладно. Когда я в какой-то миг подумал, что вас могут захватить, то чуть с ума не сошел.
— Спасибо, — тихо сказала Пакстон и улыбнулась. — Спасибо за заботу.
Очень легко ни о ком не заботиться и никого не любить.
Когда перед твоими глазами прошло столько смертей, гибель еще одного человека уже не потрясает. Иначе погибнешь сам.
— Когда мы возвращались обратно, я тоже испугалась, — ответила Пакстон. — Но там, под деревьями, у меня не было времени пугаться. Рядом были раненые. Страх пришел, когда все закончилось.
— Они были очень близко, — заметил Тони. Он обсуждал это с лейтенантом. Вся эта история могла закончиться очень плохо. — Все могло повернуться иначе. — Ему становилось не по себе, когда он об этом думал.
— Да, мне повезло. Я как раз собираюсь сегодня об этом писать.
— А-а, — разочарованно протянул Тони. — Я-то приехал забрать у Мак-Ви кое-какие бумаги и подумал, что, может быть… что… ну… мы сможем где-нибудь выпить кофе.
С минуту Пакстон колебалась, стараясь понять, что он от нее хочет, но затем решила, что статья может и подождать. Оба они были слишком потрясены вчерашним, так что будет совсем неплохо, если они выпьют вместе по чашечке кофе и помирятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48