Если верить Мэттью, все прошло благополучно.
Пакстон кивнула. Странно, она увидит мальчика, которого назвали в память о Питере. А для нее не будет ни детей, ни мужчин. Она хотела одного: уехать во Вьетнам и добиться правды. Странно, как сильно изменилась ее жизнь. Мечты ушли: она хотела в Гарвард, а вместо этого получила Беркли и Питера. А теперь вот Пакстон волнует эта война, она уезжает в Сайгон, чтобы узнать правду и рассказать о ней американцам, чтобы они знали, за что их мужья и сыновья умирают во Вьетнаме.
— Когда я смогу отправиться? — Пакстон хотела поставить точки над i, Эд знал эту ее черту. Он посмотрел на календарь, сделал несколько замечаний на полях еженедельника и обратился к ней:
— Это не займет много времени. Я поговорю с нашими информационными бюро в Сайгоне и узнаю, какие документы нужно подготовить…
— Я не хочу ждать полгода.
— Я думаю, тебе не придется ждать слишком долго, это займет неделю, ну, может, две-три от силы. Нам потребуется оформить выездные документы, собрать последние сводки, тебе нужно сделать прививки. Давай положим недели две. Такой расклад устроит тебя?
Пакстон кивнула, удивленная, что добилась своего. Она улыбнулась.
— Вполне подходит. Я, пожалуй, съезжу пока домой, попрощаюсь с матерью.
— Так и сделаем. Я позвоню в Саванну и сообщу, когда нужно будет вернуться. Ты можешь сделать прививки дома. Их немного, думаю, твой брат, если захочет, поможет тебе. — Эд очень хотел, чтобы родственники отговорили ее от этой поездки, но, к сожалению, хорошо знал характер Пакстон — если она что-то решила, ничто не остановит ее. У девушки сильная воля и доброе сердце, и лучше, чем кто-либо другой, Эд представлял, что она пережила за последнее время. Он вышел из-за стола и подошел к Пакстон. — У нас был очень трудный год, Пакс. Я надеюсь, ты не совершишь непоправимой ошибки. — Эд притянул ее к себе и поцеловал в макушку. — Мы не хотим потерять и тебя.
— Вы не потеряете, — прошептала она и прильнула к отцу Питера. Удивительно, но она была уверена, что с ней все будет в порядке, ведь у нее был перед Богом заступник — Питер.
Глава 10
Пакстон прилетела в Саванну в пятницу днем, через двое суток после убийства Роберта Кеннеди. По телевидению всюду транслировали, как траурный поезд с телом движется через всю страну, люди в каждом городе прощались с ним и плакали от потрясения и крушения надежд, связанных с этим человеком. В этот раз никто не встречал Пакстон.
Она позвонила матери, чтобы сообщить о своем приезде, но та ушла на чай в Бридж-клуб. Пакстон подумала, что так оно и лучше, будет время побыть одной, посидеть на кухне и вспомнить Квинни.
После смерти няни мать нашла новую прислугу, тоже негритянку, но гораздо моложе. Она как раз ушла за покупками, и Пакстон была совершенно одна на кухне. Кухня неожиданно опустела без Квинни, Пакстон с ужасом вспомнила ее последние слова: «Иногда, когда ты слишком ждешь, жизнь не оставляет шанса дождаться». Она права Квинни теперь уже знает, что была права. Ведь если души бессмертны — Квинни сейчас на небесах вместе с Питером.
Стук входной двери прервал мысли Пакстон, она услышала быстрые шаги в прихожей. Это была новая служанка; она вскрикнула, увидев Пакстон.
— Извините. Меня зовут Пакстон Эндрюз. Я только что прилетела из Калифорнии. Я не думала, что напугаю вас.
Девушка потихоньку успокоилась. Она была ровесницей Пакстон, миловидна на лицо, невысока и коренаста.
— Вы учитесь в Калифорнии?
— Да — Вы уже закончили? — с уважением поинтересовалась девушка.
Пакстон отрицательно покачала головой.
— Нет, еще нет. — Она не стала объяснять, что приехала попрощаться с родными перед отъездом во Вьетнам. Первой обо всем надо рассказать матери. Пакстон помогла девушке донести покупки до кухни и немного поболтала с ней по дороге. Мать пришла через полчаса.
Пакстон показалось, что мать постарела, хотя волосы ее были безупречно уложены и держалась она так же прямо, как и всегда. Но лицо было уставшим, появилось много новых морщин со времени их последней встречи полгода назад. Мать, однако, сказала, что чувствует себя хорошо, и заметила, что Пакстон похудела. Затем попросила Эммали принести чай и печенье с корицей в гостиную.
После первых глотков Беатрис Эндрюз внимательно посмотрела на дочь и спросила, что ее привело домой. Она была достаточно умна, чтобы подозревать в этом путешествии более серьезную причину, чем дружеский визит. Она прекрасно знала:
Пакстон не любит приезжать домой и без особых оснований этого не делает.
— Ты выходишь замуж? — продолжила она. В ее голосе преобладали две интонации: первая — разочарование, потому что парень, который должен стать мужем дочери, не южанин, а вторая, наоборот, — радостная, как-никак дочь становилась невестой. Пакстон только отвела взгляд.
— Нет. Боюсь, этого уже не произойдет, — произнесла она ровным голосом, и мать почувствовала неладное. Однако Пакстон не хотела говорить большего.
— Ты перестала видеться с этим парнем? — Мать всегда называла Питера «этим парнем». Пакстон усмехнулась. Он погиб два месяца назад, и первая волна тоски уже начала спадать. Остались тупая боль и печаль, которые останутся навсегда. Она могла жить, и никто не знал, как ей тяжело и горько, кроме, может быть, Вильсонов и тех, кто испытал на себе ужас потери любимого. По какой-то странной причине сейчас, когда она собиралась во Вьетнам, она почувствовала себя лучше, хотя боль не покидала ее.
— Я… ох… — Она судорожно подыскивала слова. — Это немного трудно объяснить. Это не важно, это не важно, мама. — Она не могла представить, что мать может разделить с ней горе, и не говорила правду. Повторять все снова слишком тяжело. Он погиб, вот и все.
— Что-то не так? — Беатрис Эндрюз не позволит лгать, ее испытующий взгляд заставил Пакстон сжаться. Нет, избежать признания не удастся. — Что случилось?
— Он… — Пакстон прислушалась к тиканью старинных дедовских часов в углу комнаты и сосредоточила взгляд на гардинах, чтобы не смотреть на мать. — Его отправили во Вьетнам… его убили в Дананге в апреле.
Последовало молчание. Пакстон почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, и вдруг заметила, что мать встала. Пакстон в удивлении повернулась к ней, и женщина, с которой они всегда были чужими, вдруг села рядом и заплакала.
— Прости меня… Я представляю, что ты испытала… Как это ужасно. — Мать обняла Пакстон, и вдруг Пакстон обнаружила, что рыдает на ее плече; она плакала над Питером снова и снова; она плакала над братьями Кеннеди, над Квинни, над Мартином Лютером Кингом, даже над папой. Зачем они умерли?
Почему все уходят? Зачем он полетел на самолете в грозу?
Почему они не поженились с Питером вовремя? Она пыталась рассказать матери, что пережила за последнее время, но слова путались, и мать покрепче прижала ее к себе, чего никогда не делала. Пакстон вспомнила Квинни.
— Почему ты ничего не сказала мне? — В словах матери был легкий упрек. Пакстон видела по ее глазам, что мать сочувствует больше, чем Пакстон могла когда-нибудь представить.
— Не знаю. Может быть, если бы я сообщила, его смерть стала бы совсем реальным фактом, а мне хотелось верить… Я думаю, у меня просто не было сил.
— Какой удар для его семьи.
— Его сестра Габби родила ребенка через два месяца после его смерти и назвала его Питер.
Пакстон снова заплакала: у нее самой никогда не будет детей. Они провели так несколько часов: плакали, потом пили чай, снова плакали. Наконец Пакстон обняла мать и поблагодарила ее, в первый раз они были вместе.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — призналась Беатрис. — Я помню, что пережила, кода умер твой отец… Я была ошарашена, сбита с толку и испытала такую тоску. Пройдет много времени, Пакстон, прежде чем все это уляжется. Но помнить это ты будешь всегда, не каждый день и каждую минуту, Но каждый раз, когда ты подумаешь о нем, будешь чувствовать пустоту, которая осталась, когда он ушел. — Она похлопала по руке дочери. — Однажды появится кто-то другой, у тебя будут муж и дети, но ты всегда будешь помнить его и всегда будешь его любить.
Пакстон не стала говорить, что она не может представить другого мужчину в своей жизни или детей, которые будут не от него, но мать была права в том, что она все время будет любить Питера. Однако тут же мать задала вопрос, который сейчас был неуместен:
— Теперь ты вернешься домой, дорогая? Тебе уже незачем оставаться в Калифорнии.
Они все-таки победили. Она вернется домой. Ее роман с «этим парнем» закончился. Пакстон повела головой и помедлила, чтобы найти правильные слова. Ей не хотелось причинять боль матери. Мать проявила сочувствие, в котором она так нуждалась и за которое была очень благодарна. Пакстон не хотелось огорчать ее, но выбора не было.
— Вчера я ушла из колледжа.
«Из дома, — добавила она про себя, в котором они счастливо жили с Питером — Я оставила все… Чашу терпения переполнило убийство Роберта Кеннеди, я не могу больше выносить безумство, творящееся в этой стране, ни минуты больше. Поэтому уезжаю туда, где безумства больше, но там безумство войны, на войне как на войне».
— Ты ушла по собственному желанию? — Мать была потрясена, она, как никто другой, знала, что Пакстон не привыкла сдаваться.
— Я больше не в состоянии учиться. Я могу проторчать там еще десять лет, но не напишу больше ни одной работы и не сдам ни одного экзамена. Все это утратило какой-либо смысл. Я даже не могу припомнить, зачем мне во что бы то ни стало нужно было закончить учебу.
— Но ведь тебе остались только выпускные экзамены, — совсем растерялась мать, вдруг ей подумалось, а не повредилась ли Пакстон в рассудке. — Пакстон, ведь ты можешь закончить даже со средними отметками. Не бросай на ветер все, что сделала за эти годы. Ты же всего в нескольких дюймах от финиша.
С несчастным видом Пакстон поддакивала ей. Конечно, мать была права. Но она не могла учиться, не могла предпринимать для этого никаких усилий.
— Я знаю. С тех пор как Питер умер, я не могу думать как все. Когда он уехал в январе в учебный центр, я не смогла написать ни одной работы.
— Все это понятно. Может быть, тебе стоит перевестись сюда и сдать экзамены здесь? Потом ты бы могла работать в газете. Знаешь, как ты понравилась в редакции. — Мать пыталась помочь ей, и Пакстон стало жаль ее. У матери и в мыслях не было того, что собиралась ей сообщить Пакстон.
— Мама. — Пакстон дотянулась до ее руки и погладила ее с благодарностью за сочувствие. — Я нанялась на работу вчера. — Она сказала это как можно мягче.
— В Сан-Франциско? — Беатрис Эндрюз изменилась в лице.
— Для «Морнинг сан», но не в Сан-Франциско, — после долгой паузы, обдумывая каждое слово, произнесла Пакстон.
— Тогда где?
— Я собираюсь поехать корреспондентом в Сайгон. — Тяжелая тишина повисла в комнате, затем вдруг мать уронила лицо в ладони и зарыдала; пришло время Пакстон успокаивать ее.
Потом Пакстон вдруг снова почувствовала себя ребенком, которого никто не понимает.
— Как ты могла придумать такое? Ты ищешь смерти? Хочешь покончить жизнь самоубийством? У меня было нечто похожее, когда умер отец, — сказала она, хлюпая носом, — но у меня были вы с Джорджем. А у тебя есть твое будущее. Я знаю, что оно тебе кажется тусклым и бессмысленным, но, Пакстон, потерпи.
— Я понимаю, мама, я понимаю, как это выглядит со стороны Но это единственное, что я могу сейчас сделать. Я не могу сидеть здесь или там и ждать, пока жизнь опять поймает меня. Я хочу поехать во Вьетнам. Я хочу понять, что там творится. Я хочу остановить это. Я хочу, чтобы война поскорее кончилась. Я хочу, чтобы люди задумались над этим. Каждый вечер мы сидим вокруг телевизора и смотрим, как убивают людей, пока мы доедаем наш обед, и никого это не коробит и не заботит. Даже если мне удастся сократить войну на десять минут, мне будет достаточно. Может, в эти десять минут обречены погибнуть пять человек… и тогда они останутся живы.
— А если убьют тебя вместо них, Пакстон? Если тебя, а не кого-то другого? Ты не подумала об этом? Ты же женщина. Милостивый Боже, ты не должна воевать. Ты просто сошла с ума от смерти твоего парня. Тебе нужно остаться дома и залечить свои душевные раны. Останься здесь, не возвращайся туда. — Она упрашивала Пакстон, и это было невыносимо для сердца дочери, но она знала, что должна делать. Ее судьба уже была решена.
— Мне нужно ехать, мама. Но я обещаю тебе, что буду очень осторожна, я вовсе не хочу сводить счеты с жизнью. — Она знала, что Эд Вильсон тоже подумал об этом, когда она пришла к нему со своим предложением. У нее были мысли последовать за Питером сразу после его гибели, она тогда ехала через мост и подумывала о том, чтобы остановить машину и спрыгнуть вниз. Но она не сделала этого, а сейчас уже знала, что может совершить более важный поступок, чем самоубийство.
— Пожалуйста, не уезжай… Пакстон, я умоляю тебя…
— Мама, я не могу. — И кажется, всего второй раз за свою жизнь они обнялись. Лед был сломан, но слишком поздно для Пакстон, слишком поздно, чтобы она могла вернуться. Она приехала домой, чтобы попрощаться.
Они провели следующие две недели очень спокойно в разговорах об отце, о том, как мать пережила его смерть, в конце концов она даже рассказала Пакстон о той женщине. Она работала вместе с отцом, и Беатрис знала об их связи. Она знала, как одинок он был, но не могла дать того, чего он хотел. стало даже спокойнее на душе, когда кто-то смог это сделать для него. Единственное, из-за чего она переживала, что после его смерти все узнали, что у него была другая женщина. Для Пакстон такой образ мыслей казался странным, даже после неожиданного сближения матери и дочери между ними оставалось много различного: одна была холодной, замкнутой, соблюдающей дистанцию в знакомствах, боящейся выйти за общепринятые рамки и позволить себе настоящие чувства, другая — открытая всем, душевная, чуткая, страстная и сохранившая решительность и независимость даже после смерти любимого. Пакстон была в отца.
Джордж пытался отговорить Пакстон от добровольной командировки во Вьетнам, но, как и мать, понял, что это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48