Он позвонил своим друзьям с юридического факультета, и они назвали ему имена лучших адвокатов в Лос-Анджелесе. Но большинство из этих адвокатов совершенно не заинтересовались этим случаем, для них все было ясно. Другие заявили, что случай с «монстром и его малышкой» слишком щекотлив. Спенсер в ярости повесил трубку после последнего звонка, встал и бессмысленными глазами окинул комнату. Он принял решение. Он не мог доверить Кристел ни одному из них. Решив, что будет защищать ее сам, он молился лишь о том, чтобы у него хватило опыта для ее защиты. На карту поставлены ее жизнь и их будущее.
В тот вечер он позвонил Элизабет и в свой офис и сказал, что остается. Его босс был не в восторге, а Элизабет пришла в ярость. Он очень хорошо помнил угрозы, которые она упоминала перед его отъездом, но ни одна из них не имела сейчас никакого значения. Жизнь Кристел в опасности, и только он мог защитить ее.
– И сколько же все это продлится, Спенсер? – спросила она после того, как он сообщил, что стал адвокатом следствия.
– Не знаю. Она имеет право находиться под следствием тридцать дней, а сам процесс займет еще несколько недель. Думаю, придется пробыть здесь месяца два, а то и больше. – Он вздохнул, укладываясь на кушетку. Этот день, казалось, длился бесконечно, и он не добился ничего.
Но Элизабет просто взбесилась, когда он сказал, сколько пробудет в Калифорнии.
– Мне кажется, ты не собираешься возвращаться домой к Рождеству? – Оставался месяц, и они, как обычно, собирались поехать с ее родителями в Палм-Бич.
– Не думаю, что меня примут с распростертыми объятиями.
– Правильно думаешь. Но, черт возьми, что я теперь скажу своим родителям? – Опять то же самое. Спасти свою репутацию гораздо важнее, чем спасти их брак. Но теперь, зная, что Кристел его любит, он считал, что им незачем спасать брак.
– Думаю, тебе ничего не надо им говорить. Они сами все узнают из газет. Этот процесс не сойдет со страниц в течение нескольких месяцев. – Некоторые репортеры сфотографировали его, когда он выходил из тюрьмы, и он рассчитывал увидеть свои фотографии уже на следующее утро.
– Грандиозно. А как же твоя работа? Полагаю, о ней ты подумал? – Ее отец наверняка тоже поинтересуется прежде всего этим. Такое впечатление, что судья одолжил ему все, даже свою дочь.
– Я сказал, что вынужден отсутствовать неопределенное время. Послушай, когда бы я ни вернулся, правительство никуда не денется, а если они меня уволят, это их дело. Я могу подыскать себе что-нибудь другое, когда вернусь, ведь правда? – Если он, конечно, вообще когда-нибудь вернется. Но об этом можно подумать потом.
– Ты относишься ко всему этому слишком легкомысленно.
– Поверь, это не так. Но сейчас я стараюсь найти выход из гораздо более сложной ситуации. Жизнь девушки в опасности, Элизабет. И я не собираюсь отворачиваться от нее.
– И я даже знаю почему. – Она заколебалась, а он вздохнул. – А то она еще убьет тебя.
– Спокойной ночи, Элизабет. Я позвоню через несколько дней.
– Не стоит. Я буду на занятиях, а в следующий уик-энд собираюсь с друзьями покататься на лыжах. А День благодарения проведу с родителями.
– Передай им мои наилучшие пожелания. – Он сказал это с легкой иронией, и ей это не понравилось. Он уехал слишком далеко, и она уже почти приняла решение не пускать его обратно домой, даже если он будет просить.
– Катись к черту.
– Спасибо. – Наконец-то он может остаться с Кристел.
Он целыми днями просиживал с ней, проверяя ее показания, вновь и вновь допрашивая и переспрашивая, но она отвечала все время одинаково, и на третий день он был уверен, что она не виновна. Он побывал на нескольких допросах и нанял следователя, который очень тщательно проверил все сказанное ею. Но, как она и предполагала, никто не видел, как она выходила и заходила, и только единственный свидетель утверждал, что видел, как она ударила Эрни палкой на пляже. Он добавил, что она, как ему показалось, замерла, увидев кровь. Ситуация для нее и для них обоих складывалась довольно безрадостная, и это еще больше усугублялось тем, что у нее были возможности и мотив и она не могла доказать, где была в ночь убийства.
Она худела день ото дня, и Спенсеру казалось, что ее глаза становятся все огромнее. Ее убивало происходящее. На Рождество у него сердце обливалось кровью, когда он оставлял Кристел в тюрьме, где она получила, как и другие заключенные, кусок жареной индюшки. Они все еще не осмеливались сказать друг другу о своих чувствах. Но перед тем как уйти, он долго держал ее за руку, и они молча разговаривали, глядя друг другу в глаза. Слова не понадобились, они всегда обходились без них. Они просто сливались воедино.
Начало процесса назначили на девятое января, и отсрочка была минимальной. Спенсер полагал, что задержек никаких не предвидится. Он хотел, чтобы процесс начался и закончился как можно скорее. Они выбрали позицию самозащиты. В этом была единственная возможность спасти Кристел, и Спенсер старался изо всех сил, чтобы жюри присяжных состояло в основном из женщин.
Накануне Рождества он позвонил Элизабет в Палм-Бич, но она отказалась разговаривать с ним. Прициллия Барклай натянуто сообщила, что читала о нем в газетах. Но ему казалось бесполезным оправдываться. Как перед ней, так и перед своими родителями, которым он позвонил наутро после Рождества.
– Что, черт возьми, ты там такое творишь? – грубо спросил судья Хилл. – У тебя нет опыта в уголовных делах. Ты проиграешь процесс этой девушки. – Именно этого и боялся Спенсер больше всего.
– Я не могу найти никого, кто взялся бы за это, у меня слишком мало времени.
– Это не причина, чтобы самому играть в такие игры.
– Я и не играю, отец. Я делаю все возможное.
– Элизабет это не понравится.
– Ей это уже не нравится.
– Я ничего не понимаю. – Судья в смятении качал головой, пока Спенсер желал им с матерью счастливого Рождества. Несколько раз он задумывался: не эту ли девушку упоминал сын во время их разговора, когда вернулся из Кореи? Что-то подсказывало, что это именно она. Если дело обстоит таким образом, их определенно ждут осложнения в отношениях с Барклаями. Он частенько задумывался, понимает ли Спенсер, во что втянул себя. Но когда сын звонил, отец давал ему посильные советы, как вести процесс. Он подтвердил, что версия самозащиты – единственная их надежда, да и то довольно слабая.
Выборы в жюри присяжных заняли десять дней, но в конце концов Спенсер добился того, чего хотел. В состав жюри вошли семь женщин и пятеро мужчин, и всем им окольными путями было известно, как жестоко Сальваторе использовал Кристел. Спенсер даже пошел в магазин и купил для нее платье, в котором она должна была предстать перед судом. Он хотел, чтобы она выглядела так же, как тогда, когда он впервые встретил ее – невинно и трогательно. Ей не нужно было притворяться испуганной: когда она садилась за стол защиты рядом с ним, она просто тряслась от страха.
Обвинение прокурора прозвучало прямолинейно, грубо и жестоко. Он нарисовал нелестный портрет девушки, которая приехала в Голливуд для того, чтобы всеми правдами и неправдами сделать себе карьеру. Она не погнушалась жить с человеком вдвое старше ее из-за его весьма сомнительных связей. Он не собирался скрывать, кто на самом деле был Эрни, наоборот, попытался использовать это против нее. Районному прокурору это удалось блестяще. Он указал на нее пальцем, заявляя, что она вела себя как проститутка, живя распутной жизнью и покупая себе дорогие платья, меха и бриллиантовые браслеты. Она очень хорошо устроилась, живя у своей будущей жертвы. То же самое касалось и ее карьеры. Благодаря человеку, которого она так хладнокровно убила, она стала восходящей звездой. Он перечислил все картины, в которых она снималась, причем из его уст это звучало так, как будто в этом не было никакой заслуги самой Кристел. Он изобразил картину насилия, царившего в ее семье, что привело к гибели ее брата и заставило обвиняемую сбежать из дома, когда ей было всего семнадцать. Устроившись в весьма сомнительный ночной клуб в Сан-Франциско, она проработала там несколько лет. Потом отправилась в Лос-Анджелес и нашла себе жертву, которая помогла ей сделать карьеру. А когда Эрни перестал служить ее целям и желая порвать с ним контракт, на что он не соглашался, она хладнокровно убила его.
Спенсер подготовился очень хорошо. Он не пожалел средств и вызвал в суд многих людей, которые могли бы помочь оправдать Кристел. Здесь была Перл, которая говорила о добродетелях девушки, о ее тяжелой работе, о скромном поведении. Гарри расписал ее не как ночную певицу из сомнительного клуба, а как ангела, сошедшего с небес. Во время их показаний Кристел тихонько плакала, глядя на них с благодарностью. Следователь, нанятый Спенсером, разыскал официантов, горничных, костюмеров, которые видели, как грубо и жестоко Эрни обращался с Кристел. Он представил доказательства, что Эрни изнасиловал ее в доме в Малибу, показал контракт, который девушка подписала, не понимая в нем ничего, рассказал, что она подвергалась избиениям, унижениям и грубостям. Спенсер рассказал, как она, будучи еще ребенком, была изнасилована, что заставило Кристел низко опустить голову, вспоминая безобразную сцену в конюшне с Томом Паркером. По словам защитника, она была человеком, которого все вокруг пытались сломать, уничтожить, но она боролась с этим, снова и снова вставала на ноги, много работала. Они никогда никого не обидела, пока Эрни, пытаясь снова изнасиловать ее, не начал ее бить и запугивать. И тогда в целях самозащиты она вынуждена была застрелить его. Он даже не пытался доказать, что она этого не делала, прекрасно понимая, что в этом случае он обязательно проиграет процесс. Вместо этого он нарисовал суду безобразного монстра, который пытался уничтожить эту девушку, у которой не было ни родителей, ни друзей, никого в целом мире, кто мог бы защитить ее. То, что он рассказывал, вызывало ненависть к знаменитому импресарио. В последний день девушка продолжала настаивать, что она невиновна, но она выглядела такой юной и невинной и такой испуганной в светло-сером платье, что все члены жюри смотрели на нее с нескрываемой симпатией. И когда Спенсер закончил речь защитника, он молил Бога о том, чтобы ему удалось завоевать всех членов жюри.
Этот процесс действительно тронул всех до глубины души. Они совещались целых два дня, снова и снова проверяя все факты и споря друг с другом. Двое присяжных мужчин все еще были склонны обвинить ее в преднамеренном убийстве. Когда Спенсер ввел Кристел в зал суда для прослушивания приговора, он боялся даже взглянуть на нее. Если он проиграл этот процесс, то ее жизнь можно считать законченной.
Она почти ничего не говорила, только смотрела на него своими огромными глазами. Когда судебный пристав пригласил всех войти в зал, колени у нее тряслись так сильно, что она едва могла передвигать ноги, стараясь не отстать от Спенсера. Судья приказал ей встать и обратился к старосте присяжных, прося его зачитать приговор. Кристел замерла в ожидании, закрыв глаза. Она не могла ни о чем думать, просто слушала. Ее обвиняли в убийстве первой степени. Не было никаких сомнений в том, виновата она или нет. Замышляла ли она его? Планировала ли? Понимала ли, что делает, когда хладнокровно застрелила его? Или же он сам напугал ее, угрожая ее жизни, и в конце концов вынудил нажать на курок? Если это так, то она не виновна, хотя на всю жизнь на ней останется клеймо убийцы. Она страдала от этой мысли и две недели убеждала Спенсера, что не делала этого, что ее вообще не было в доме в момент убийства. Но Спенсер знал, что они не могут доказать это. Нужно было повернуть события так, чтобы жертвой в глазах судей оказался не Эрни, а она.
– Что вы можете сказать о подзащитной, господин староста? Виновна или не виновна в убийстве первой степени? – Этот вопрос судьи означал, что через несколько секунд процесс будет завершен.
Староста присяжных прочистил горло и посмотрел на обвиняемую. Спенсер пытался понять по его лицу, приятно ли ему зачитывать приговор или он сожалеет о том, что ему сейчас предстоит произнести. Его лицо оставалось непроницаемым.
– Не виновна, ваша милость.
Он снова посмотрел на Кристел, на этот раз с едва заметной улыбкой, и она, в то время как судья ударил молотком, почти упала на руки Спенсера. У присяжных не осталось сомнений, что она действовала в целях самозащиты. И теперь она свободна. Теперь уже не важно, что всю жизнь ей придется сознавать себя убийцей. Зато она может распоряжаться своей жизнью, и, не сознавая, что делает, Спенсер обнял ее. Он не осмеливался прикасаться к ней все эти два месяца, а теперь держал ее в объятиях. Она плакала, а зал вокруг них заходил ходуном. Суд удалился, и в зал пустили репортеров, повсюду мелькали вспышки, и Спенсер поспешил увести ее. На улице их ожидала машина с шофером. Им пришлось пробираться к ней, расталкивая толпу. Это был небывалый случай – убийца избежал наказания. На Кристел теперь висело преступление, но она была свободна. И спас ее Спенсер.
Пока они ехали в машине, Кристел продолжала плакать, не веря в то, что случилось. Все свои скудные пожитки она оставила в тюрьме. Она не хотела туда возвращаться, не хотела никого видеть. Так же как не хотела больше ни минуты оставаться в Голливуде или забирать вещи, купленные на деньги Эрни. Она хотела одного – поскорее уехать отсюда. Спенсер на минуту забежал в гостиницу за вещами, и час спустя они мчались по дороге к Сан-Франциско.
– Я не могу в это поверить, – прошептала она, в то время как он с бешеной скоростью гнал машину на север, – я свободна.
Еще никогда мир не казался ей таким прекрасным. Вот так, в пятницу вечером, сидя в машине рядом со Спенсером, после двух лет, проведенных в Голливуде, Кристел Уайтт уезжала из этого города.
34
Они были в двадцати милях от города, когда Спенсер, прижавшись к обочине широкой дороги, остановил машину. Он сидел и смотрел на Кристел, и она вдруг улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59