Вдруг задребезжал телефон – наконец-то позвонил Стивен.
– Катрин? Привет. Извини, что не сразу откликнулся. У Даниэллы поднялась температура, а Эмма уехала к подруге, так что мне пришлось везти дочку в больницу. Сейчас все в порядке, но раньше позвонить никак не мог.
– Ничего страшного. Рада тебя слышать.
– О чем ты хотела поговорить? Надеюсь, дело было не очень срочное?
– Подожди. – Я не смогла опередить Гордого Ганса, своего седовласого шофера: он надел фуражку, вышел из машины и уже взялся за ручку снаружи, когда я поворачивала ее изнутри, так что партия закончилась вничью. Он придержал широко раскрытую дверцу, и я вышла из машины, окунувшись в послеполуденный холодок. Парковка была посыпана гравием. Кивнув Гансу, я позволила ему накинуть мне на плечи пальто и отошла от причудливо раскрашенной старой деревянной таверны и от автостоянки с машинами и автобусами.
– Катрин?
Я остановилась у низкой стены. Отсюда открывался вид на долину и дорогу, которая, извиваясь, уходила в Италию.
– Слушаю, Стивен, – сказала я. – Знаешь, у меня для тебя плохие вести.
– Вот как? – переспросил он, слегка насторожившись. – И какие же? Совсем плохие?
Я глубоко вдохнула. Воздух был холодным: я почувствовала его морозную влагу ноздрями и горлом, потом почувствовала, как он наполняет легкие.
– Это касается Эммы.
Я ему рассказала все. Он больше молчал. Я говорила про DVD, про участие Хейзлтона, называла даты и отели, не забыв упомянуть, что Хейзлтон ждет от меня выражения признательности. Стивен долго не отвечал, и я усомнилась в том, что открыла ему нечто новое. Может быть, подумала я, у них свободные отношения, только он никогда мне в этом не признавался, чтобы я не особенно к нему приставала. Может быть, Хейзлтона раздосадовало, что я тяну с принятием решения, и он сам все рассказал Стивену.
Но нет. Стивен был ошеломлен. Ему такое не приходило в голову. Если у него и брезжили какие-либо подозрения, то они приходили непрошено, чисто гипотетически, как бывает у любого человека с богатым воображением, который в силу своей порядочности их тут же гонит, считая нелепыми и постыдными.
Пару раз он выговорил «да», «ясно» и «так».
– Стивен, прости меня. – Молчание. – Я понимаю, любые слова сейчас неуместны. – По-прежнему тишина. – Я только надеюсь, что ты… Стивен, я долго раздумывала. Две недели. Не могла решиться. До сих пор не знаю, правильно ли поступила. Все ужасно – и то, что здесь замешан Хейзлтон, и то, что я оказалась втянута в это дело. Поверь, мне все это крайне неприятно. Я пытаюсь говорить с тобой прямо и открыто. Можно было действовать через Хейзлтона, однако я…
– Ладно! – сказал он громко, почти прокричал. Потом осекся. – Извини. Ладно, Катрин. Я понял. Наверное, ты поступила правильно.
Я посмотрела вверх, на синее-синее небо.
– Ты теперь меня возненавидишь, да?
– Не знаю, Катрин, я еще не разобрался в своих чувствах. Сейчас я… не знаю. Задыхаюсь. Да, задыхаюсь, как будто упал навзничь и не могу дышать, только… гораздо хуже.
– Да, понимаю. Стивен, мне так неприятно.
– Ох. Чего уж там. Наверно, этого было не миновать. Боже праведный. – Голос у него был такой, как будто он сейчас либо рассмеется, либо заплачет. Его дыхание стало свистящим. – Ничего себе – денек начался.
– Эмма приехала?
– Нет еще… Вернется к вечеру. Сука.
– Успокойся, ладно?
– Что? Да, конечно. Конечно. Кстати, надо, наверно, сказать спасибо.
– Слушай, звони мне в любое время, хорошо? Приди в себя. Но будь на связи. Не пропадай. Позвонишь?
– А, да. Да, хорошо. Я… До свидания, Катрин. Счастливо.
– До…– (В трубке уже слышались гудки.) – …свидания.
Я закрыла глаза. Откуда-то снизу, с итальянской дороги, до меня донесся приглушенный шум мощного двигателя приближающейся машины.
Обед меня разочаровал. Пуденхаут никак не мог наговориться о своей машине, сияющем красном «феррари-355» с черным складным верхом. Он покатал меня по окрестностям, на всякий случай не набирая больше пяти тысяч оборотов, хотя и считалось, что двигатель проверяли на стенде. Ганс на «БМВ» должен был заехать за мной позже и отвезти обратно в замок. Мы сидели в современном ресторане с интерьером из стекла и стали, возвышавшемся в окружении деревьев над типично безупречной деревней, где дома напоминали поставленные в ряд часы с кукушкой; можно было подумать, их дверцы ежечасно распахиваются и на конце огромной пружины оттуда выскакивает Хайди.
Мы оба пили только родниковую воду. Кухня здесь была швейцарско-немецкая, а мне она не особенно нравится, так что я с легкостью оставила место для пудинга, в котором, к моему полному удовлетворению, оказалось вдоволь сливок и шоколада.
Пуденхаут нехотя отвел взгляд от «феррари» (он настоял, чтобы нас усадили за столик с видом на автостоянку).
– Да, так зачем вы хотели со мной встретиться?
Пришла пора бить наотмашь.
– Чтобы спросить о цели вашей поездки на «Сайлекс».
На его пухлом лице, застывшем над чашечкой кофе, отразилось изумление. Он пару раз моргнул. Интересно, как ты будешь выкручиваться, подумала я.
– «Сайлекс»? – Нахмурившись, он принялся сосредоточенно размешивать сахар.
– Вот именно: завод по производству чипов в Шотландии. Что вас туда привело, Адриан?
От меня не укрылось, что он пытается выбрать линию поведения. Так, чтобы не отрицать все подряд. Чтобы выдать нечто правдоподобное.
– Я там кое-что искал.
– Что же?
– Ну, этого я не могу сказать.
– По заданию мистера Хейзлтона? Пуденхаут еще раз неторопливо помешал кофе, потом поднес чашечку к губам.
– Мм-мм, – протянул он и отхлебнул кофе.
– Понятно. Значит, у него тоже возникли подозрения.
– Подозрения?
– Относительно того, что там происходило. Напустив на себя многозначительный вид, он скользнул по мне взглядом.
– Хм.
– Удалось сделать какие-нибудь выводы? Он пожал плечами:
– А вам?
Я наклонилась вперед и втянула аромат своего кофе.
– Там что-то было спрятано.
– На заводе?
– Да. Если вдуматься, это идеальное прикрытие. На всех таких заводах прекрасно проставлена служба безопасности. Всем известно, сколько стоят чипы: они на вес золота. Их охраняют так, что комар носу не подточит. Кроме того, не будем забывать всю эту волокиту с обеспечением стерильности, периодические изменения режима, неизбежные задержки. Туда с улицы не ворвешься. Что дает выигрыш во времени: когда становится известно, что на заводе ожидаются излишне любознательные посетители, заинтересованные лица успевают спрятать все, что угодно. Вспомним также ядовитые химикаты, которые используют в производстве, кислоты для травления, растворы, покрытия; это же, можно сказать, химическое оружие – любой здравомыслящий человек сочтет за лучшее держаться подальше. Так что, помимо обычных мер безопасности, охранников, заграждений, камер наблюдения и просто сложности передвижения по цехам, есть еще одна серьезная причина туда не соваться – опасность для здоровья. Это безупречное, идеальное место для тайника. Я была там недели три-четыре назад, но ничего не нашла. Пуденхаут глубокомысленно кивал:
– Вот-вот, нам пришло в голову то же самое. Как по-вашему, что там было? Или до сих пор есть?
– Сейчас уже ничего нет, но сдается мне, у них там был еще один сборочный конвейер.
Он моргнул.
– Чипы?
– А что еще можно делать на заводе по производству чипов?
– Хм. – По его лицу пробежала ухмылка. – Понятно. – Он поджал губы и кивнул, глядя на стол, где только что появился счет.
– Обед с меня, – сказала я и взяла чек. Пуденхаут протянул руку, но было уже поздно.
– Нет, позвольте мне.
– Не беспокойтесь, я расплачусь. – Я потянулась за сумочкой.
Он вырвал счет у меня из рук.
– Мужская прерогатива, – усмехнулся он. Я спряталась за ледяной улыбкой и подумала: ишь, как ты разошелся, друг мой. Он достал из бумажника корпоративную кредитную карточку.
– Так кто же, по-вашему, нас обманывал, кто за этим стоит? Дирекция завода? «Лайдженс Корпс»? Это ведь наши партнеры, да?
– Точно. Дирекция, очевидно, была в курсе: без этого ничего не делается. Но организатором выступил, как я полагаю, кто-то из «Бизнеса».
– Правда? – он встревожился. – О боже мой. Это плохо. У вас есть какие-то догадки? На каком уровне?
– На вашем, Адриан.
Он запнулся, опять мигая, рука с карточкой замерла на полпути к подносу, на котором принесли чек.
– На моем уровне?
– На втором, – доходчиво пояснила я, разведя руками.
– Ах да, само собой. – Поднос унесли.
– А вам-то удалось что-нибудь найти? У мистера Хейзлтона есть какие-то предположения?
Он цокнул языком.
– У нас есть кое-какие подозрения, но пока не время их разглашать, Катрин.
Я подождала, пока ему принесут квитанцию О снятии денег со счета, и добавила:
– Не исключено, что все это было задумано на Первом уровне. На уровне мистера Хейзлтона.
Он в нерешительности подержал свою дорогую ручку над графой, где указывается сумма чаевых. Потом внес туда цифру, которая выглядела довольно скромной, и расписался.
– Мистер Хейзлтон допускает такую возможность, – ровным тоном ответил он и поднялся из-за стола, кивнув метрдотелю. – Пойдемте?
– Дорогу держит, как никакая другая. Достаточно послушать двигатель. Правда, класс? По-моему, в кабриолете больше стучит, даже когда верх открыт.
– Угу, – согласилась я. Изучив руководство по эксплуатации, я положила его обратно в бардачок, вместе со вторым комплектом ключей и документами о покупке.
Пуденхаут оказался никудышным водителем; даже делая скидку на то, что он пытался беречь двигатель, переключался он слишком рано и, кажется, не вполне освоился с рычагами. В повороты он тоже вписывался еле-еле, и, опять же, то, что руль был справа, его совершенно не извиняло: он, по всей видимости, думал, что высший класс – это когда далеко входишь в поворот, потом резко выворачиваешь руль, берешь более или менее правильное направление, смотришь, куда тебя выносит, и при необходимости корректируешь курс (повторять, пока дорога не станет прямой). Мы неслись то вверх, то вниз по дивно красивой, извилистой, абсолютно свободной дороге в одной из лучших в мире спортивных машин, а мне становилось тошно. Пуденхаут даже не опустил верх, потому что ветер пригнал с запада облака и с неба упало несколько снежинок.
– Мне бы тоже хотелось попробовать, – сказала я между поворотами. – Дадите пору-лить? Совсем немножко.
– Право, не знаю. Как же страховка…– Это его обеспокоило больше, чем весь наш предыдущий разговор. – Я бы с удовольствием, Катрин, но…
– А я застрахована.
– Катрин, но это же «феррари»!
– Я водила «феррари». Когда я гостила в Блискрэге, дядя Фредди иногда давал мне «дай-тону».
– Неужели? Но у нее двигатель спереди, это совсем не то. «Триста пятьдесят пятая» – со средним расположением двигателя. Она совершенно иначе ведет себя на пределе оборотов.
– А он мне и «эф-сорок» спокойно доверял. И потом, я же не собираюсь выжимать предельные обороты.
Пуденхаут недоверчиво покосился на меня.
– Он давал вам поездить на «эф-сорок»?
– Да, и не один раз.
– А у меня такой возможности не было, – протянул он, как обиженный школьник. – И какова машина?
– Зверь.
– Зверь?
– Зверь.
Мы остановились на широком повороте у вершины горы, над лесом, на полукруглой гравиевой террасе.
Притормозив, Пуденхаут забарабанил пальцами по рулю, потом с ухмылкой повернулся ко мне и уставился на мои коленки. Я была в костюме и шелковой блузке; просто деловой вид, ничего вызывающего.
– Допустим, я позволю тебе сесть за руль; что мне за это будет? – Он положил руку мне на колено. Его ладонь была теплой и слегка влажной.
Думаю, решилась я именно тогда. Подняв его руку, я переложила ее к нему на колено и с улыбкой произнесла:
– Посмотрим.
– Она в твоем распоряжении, – улыбнулся он в ответ. Он вышел из машины; открыл мне водительскую дверцу. Я скользнула за руль. Двигатель был включен и тихо гудел на холостом ходу. Дверца мягко захлопнулась. Я сунула руку в сумочку, вытащила телефон и посмотрела на экран. Сигнал проходил нормально. Пока Пуденхаут обходил машину, я включила центральную блокировку.
Он помедлил, услышав, как щелкнули замки, потом попытался открыть пассажирскую дверцу. Наклонившись, он стал стучать в окно согнутым пальцем.
– Можно войти? – Он все еще улыбался. Я пристегнула ремень.
– По-моему, ты мне врешь, Адриан. – Я проверила акселератор, заставив стрелку счетчика оборотов подскочить до отметки четырех тысяч и упасть обратно.
– Что, Катрин? – переспросил он, будто не расслышал.
– Врешь, говорю, Адриан. Сдается мне, ты знаешь о «Сайлексе» больше, чем рассказываешь.
– Черт возьми, к чему ты клонишь?
– Это предельно ясно, Адриан. Хочу задать тебе еще пару вопросов насчет того, что же там было на самом деле. – Я достала из сумочки кусочек металлопластика и помахала им перед Адрианом. – И зачем понадобилось так много сверхмощных проводов – как для этого разъема.
Несколько мгновений он в ярости смотрел на меня сквозь стекло, потом выпрямился, огляделся и побежал за машину. Глядя в зеркало заднего вида, я наблюдала, как он подобрал на обочине пару булыжников, прибежал обратно, привалил с обеих сторон к тому заднему колесу машины, которое было ближе к дороге, и вбил их в землю. Я дотянулась до бардачка, который оставался незапертым. Достала оттуда ключи; выключив двигатель, заперла бардачок, потом опять завела машину. Пуденхаут отряхнул руки от пыли и вернулся к окну.
– Тут ты просчиталась, Катрин, – он нагнулся и посмотрел на меня.
Он сел на капот, глядя на дорогу. Теперь его голос доносился до меня сквозь многослойную ткань складного верха, но слышался вполне отчетливо.
– По-моему, счет один –один, согласна? – Он повернулся, чтобы видеть меня через ветровое стекло. – Будет тебе, Катрин. Если ты обиделась, что я положил тебе руку на коленку, так давай про это забудем. Не понимаю, что ты заладила насчет «Сайлекса», телефонных линий и прочего, но давай, по крайней мере, обсудим это по-взрослому. Ты же ведешь себя как ребенок. Ну-ка, пусти меня в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44