Ей очень хотелось броситься в его объятия, но, судя по виду новоиспеченного графа, он вовсе не обрадовался бы такому проявлению чувств. Все это было очень странно.
— Добрый вечер, Изабелла!
Его голос прозвучал как-то безжизненно. Он не улыбался и не выглядел счастливым от встречи с ней.
— Ричард! Я не знала, что ты в Лондоне.
— Я вернулся вчера и пришел, чтобы встретиться с твоей бабушкой.
С бабушкой? Изабелла не знала, что и думать, чему приписать столь холодное поведение Ричарда. Что, если все те предположения, которые приходили ей на ум, оказались правдой и, став графом, Ричард решил жениться на богатой невесте? Может быть, не подпуская ее к себе, он пытается щадить ее чувства?
— Входи. Мы скоро уедем смотреть фейерверк, но тебе здесь всегда рады.
— Я принес брошь.
— Слава Богу! Бабушка наверняка очень обрадуется. Идем же скорее наверх!
Изабелла пошла впереди так и не поняв, откуда между ними взялась неловкость, и это ее пугало.
— Смотри, кто пришел! — радостно воскликнула она, входя в комнату. — Майор лорд Мэллори! Нет, теперь уже лорд Данстабл, верно? Мы слышали о кончине вашего дедушки. Я так сожалею о его смерти…
— Мы все сожалеем, — подтвердила бабушка Изабеллы.
Ричард и миссис Тил обменялись взглядами, полными такой печали, что Изабелла начала думать, не в этом ли причина его холодности. Без сомнения, он очень горевал по старому графу.
— Значит, вы теперь майор лорд Данстабл? — уточнила кузина Мин.
— Нет, только лорд Данстабл. Я продал офицерский патент.
— Неужели?
Изабелла внимательно вгляделась в него. В словах Ричарда звучало такое сожаление, что Изабелла готова была найти в этом еще одну возможную причину его холодности.
Он потерял сразу и деда, и офицерский патент. Он любил и то и другое.
— И больше никаких алых мундиров? Какая жалость… — Кузина Мин забавно развела руками.
И в этот момент на лице Ричарда появился первый намек на улыбку.
— Да, никаких. Теперь нужно придумать, что делать со всей этой красной шерстяной материей. Может, пустить на чехлы для диванных подушек?
Кузина Мин хихикнула.
— Ба, у него есть кое-что для тебя, — поспешно произнесла Изабелла, решив, что подходящий момент настал.
— Да, мадам, есть. Я возвращаю брошь. — Ричард полез в карман и достал сверток из тонкой ткани. — Теперь она находится именно там, где ей положено быть.
Миссис Тил взяла брошь и улыбнулась, но Изабелла заметила, что ее глаза повлажнели. Как она ни притворялась, что не переживает из-за потери броши, все же это имело для нее очень большое значение.
— Не знаю, как и благодарить вас, милорд.
— Хорошенько храните ее — этого будет достаточно. А еще мне нужно вам кое-что передать на словах.
— Передать?
— Да, отдела.
— Как, от Филиппа? — Ее голос начал тихонько подрагивать.
— Его последние слова были о вас, мадам.
— О!
— Он просил передать вам, что всегда будет ждать вас. — Голос Ричарда дрогнул, как и сердце Изабеллы. — Точнее, он сказал, что будет ждать, пока вы не присоединитесь к нему в вечности.
Голова миссис Тил склонилась на грудь, и она негромко зарыдала. Изабелла подошла к ней и обняла ее. Теперь они плакали вдвоем, а вскоре к ним присоединилась и кузина Мин.
Когда они наконец успокоились, Ричард заговорил снова:
— У меня есть для вас еще кое-что. — Он протянул миссис Тил пачку писем, перевязанных синей лентой. — Дед хранил это пятьдесят лет. Я подумал, что вам захочется их вернуть.
Пожилая дама взяла письма и прижала их к груди.
— Вы не представляете, что это для меня значит, — проговорила она нетвердым голосом. — Я даже не знала, что он их хранил, и теперь так этому рада…
— Дед никогда не забывал вас, миссис Тил. Он сказал, что ему следовало жениться на вас.
— Милый Филипп! Как жаль, что я не смогла увидеть его хотя бы еще раз.
— Любовь, неподвластная времени. Как романтично! — пропела кузина Мин.
Миссис Тил перевела на нее глаза и вдруг улыбнулась:
— Лорд Данстабл… Ричард… У меня нет слов, чтобы выразить мою благодарность, но зато у меня есть кое-что другое… — Она протянула драгоценность. — Теперь это ваше.
— О нет, мадам, ваше. Я обещал деду, что лично доставлю брошь вам.
— Так вы и сделали. А теперь я исполню свой долг. Филипп сказал мне, что каждый новый граф получает «Сердце Мэллори». Он должен хранить его, пока не найдет свою единственную любовь, а потом обязан подарить драгоценность ей. Возьмите, милорд. Брошь мне хорошо послужила. Теперь она по праву принадлежит вам.
Ричард с явной неохотой протянул руку, и миссис Тил, положив драгоценность ему на ладонь, сомкнула над ней его пальцы.
— Храните ее, милорд, пока не найдете вашу единственную любовь.
Когда Ричард положил драгоценность в карман, Изабелла почувствовала внезапное разочарование. Как видно, она напрасно надеялась стать его единственной любовью, такой же, какой он был для нее. Но он убрал брошь.
Ричард наклонился и поцеловал миссис Тил в щеку.
— Я все сделаю так, как вы сказали.
— Не хочется напоминать, но не опаздываем ли мы на фейерверк? Мне не хотелось бы его пропустить. — Кузина Мин нетерпеливо взмахнула рукой и поднялась, а вслед за ней поднялась и миссис Тил.
Только когда их окружила плотная толпа гуляющих, Изабелла и Ричард остались на мгновение наедине.
— Итак, ты его приняла? — спросил он. — Ты выйдешь замуж за Кеттеринга?
Изабелла удивленно посмотрела на него, и в ее глазах заплясал отблеск ракет, вспыхивавших над ними.
— Так ты знал? Вот почему ты вел себя так… отчужденно.
— Кеттеринг сказал мне, что сделал тебе предложение и ждет, что ты примешь это предложение именно сегодня. Он получил согласие?
Изабелла улыбнулась, и ее лицо сверкнуло ярче, чем фейерверк.
— Нет, не получил.
— Это правда?
— Правда. Я не смогла бы выйти замуж за мужчину, которого не люблю.
Ричард задержал дыхание, а затем с шумом выдохнул:
— Слава Богу!
В небо взлетали огни ракет, и тысячи глаз следили за ними, но Ричарду было не до фейерверка. Когда он обнял и поцеловал Изабеллу, весь мир перестал существовать для него — остались только они двое, связанные воедино.
Когда поцелуй прервался, Ричард опустил руку в карман.
— У меня есть кое-что для тебя. — Он вынул из кармана «Сердце Мэллори» и приколол его к ротонде Изабеллы. — «Настоящая любовь только одна». Моя любовь знает только тебя.
— Ах, Ричард! Я так надеялась, что ты скажешь именно это. — Изабелла приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Несколько человек, стоявших поблизости от них, издали одобрительные возгласы, и на этот раз они имели в виду вовсе не фейерверк.
— Ты станешь моей графиней, Изабелла? Ты выйдешь замуж за графа с истощенным поместьем, на восстановление которого уйдут годы?
— О том, как лучше экономить, я знаю все, милорд, и охотно окажу помощь обедневшему графу.
— Ты действительно выйдешь за меня, даже зная, что у меня нет состояния и мне нечего предложить тебе?
— В жизни есть более важные вещи, чем деньги. Я с радостью выйду за тебя замуж, и будь проклято это состояние.
— А что, если бы у меня оно было? Я все равно останусь тебе нужен? Или ты предпочитаешь заниматься благотворительностью?
— Состояние? У тебя? Хм… Не знаю, остался бы ты тогда таким восхитительно неподходящим женихом или нет…
— Следовательно, наш брак отменяется.
— Это еще почему?
— Потому что у меня есть состояние. Не такое большое, как у Кеттеринга, но достаточно внушительное.
— Ты шутишь?
— Я серьезен, как никогда, и я на самом деле — настоящая мечта охотницы за деньгами.
— О Господи, Ричард!
— Если ты выйдешь за меня замуж, любовь моя, я обещаю позаботиться о миссис Тил, мисс Катберт и любых других еле живых родственниках и родственницах, которые появятся на нашем пороге. А еще новых родственников мы создадим вместе. Итак, теперь, когда правда вышла наружу, ты все еще хочешь выйти за меня замуж?
— С удовольствием сделаю это, милорд. Вы похитили мое сердце, и притом настоящее, а не то, что сделано из рубинов. Я люблю тебя, мой дорогой Ричард.
Граф поцеловал ее снова, на сей раз под восхищенными взглядами двух пожилых женщин, аплодировавших и радостно улыбавшихся.
Эпилог
— Поверните плечо слегка вправо. Так, замечательно. А теперь не шевелитесь, миледи, и думайте о чем-нибудь веселом.
Ричард с любопытством наблюдал, как художник, тщательно изучив модель, начал делать набросок. Ему стоило немалых хлопот добиться приезда сэра Томаса Лоуренса, придворного живописца, недавно возведенного в рыцарское достоинство, но Ричард хотел, чтобы портрет Изабеллы написал лучший из художников, ведь это произведение предназначалось для того, чтобы висеть вместе с портретами всех остальных графинь Данстабл.
Они расположились в той самой портретной галерее, в которой суждено было висеть портрету. Лоуренс нашел, что именно здесь самое лучшее освещение, и посадил Изабеллу в кресло, поставленное на временную платформу перед окном. Тяжелые бархатные портьеры отдернули в стороны для создания перспективы за креслом Изабеллы.
Художник изобразил драпировку в качестве фона, показав лишь небольшую часть окна. Белое платье Изабеллы прекрасно смотрелось на фоне темно-красной портьеры. Ричард надеялся, что Лоуренс уловит особенный золотистый оттенок ее кожи, и хотел, чтобы изображение женщины, которую он любит, вышло правдивым, чтобы в нем отразились ее красота, ее душа, ее страсть. Он хотел с удовольствием смотреть на этот портрет всю оставшуюся жизнь. Это был всего лишь предварительный набросок, но Лоуренс уже прекрасно уловил линию подбородка Изабеллы, и Ричард приободрился.
Внезапно художник замер и прекратил рисовать.
— Что вам угодно, милорд? — спросил он, не поворачиваясь.
— О, простите! — Ричард отодвинулся и, к своей досаде, — больше не смог заглядывать художнику через плечо, хотя ему было бы очень интересно понаблюдать за тем, как на бумаге появляется лицо Изабеллы.
Он взглянул на жену, и та, не выдержав, хихикнула. — Пожалуйста, не смейтесь! Потерпите еще пару минут. Наконец художник оторвался от полотна, поправил складку на юбке Изабеллы, потом отступил назад и внимательно оглядел ее:
— Полагаю, вы настаиваете на том, чтобы на вас была эта брошь.
— О да. — Изабелла кивнула и дотронулась пальцем до «Сердца Мэллори», приколотого над ее грудью, а затем вернула руку на колени.
— Брошь немного великовата, но если вы решили не расставаться с ней, тогда нам просто придется к этому приспособиться.
— Это фамильная вещь, — пояснил Ричард. — На фамильных портретах все графини Данстабл изображались именно с ней.
Лоуренс повернулся и, взглянув на ряд портретов на противоположной стене, не спеша подошел к портрету первой леди Данстабл.
— Да, вижу. Это очень старинная вещь.
— Она была подарена первому графу Данстаблу еще королевой Елизаветой, — сказал Ричард.
— Неужели? Тогда я предположил бы, что это подарок на память о любви.
— Так оно и было. Королеве подарил брошь один из поклонников, и затем, вручая ее первому графу Данстаблу вместе с титулом, учрежденным для него, королева посоветовала ему подарить «Сердце Мэллори» любимой женщине.
Эта часть истории подтвердилась, когда Ричард нашел среди бумаг первого графа документ, подписанный королевой Елизаветой. Бабка Изабеллы оказалась права: девиз на драгоценности следовало понимать буквально, а драгоценность каждый граф обязан был дарить своей единственной настоящей возлюбленной.
— С тех пор ни один граф Данстабл не нарушил традицию.
— Красивая история, — заметил Лоуренс, переходя от одного портрета к другому. — Каждая графиня изображалась с драгоценностью как с любовным талисманом. Впрочем… — Лоуренс остановился перед портретом бабушки Ричарда, а затем повернулся к графу:
— У последней графини ее нет.
— Видите ли, брошь была… временно утеряна. Но теперь она возвращена. — Ричард взглянул на Изабеллу и улыбнулся.
— Бедная леди, — проговорил Лоуренс и покачал головой. — Как ей, должно быть, было досадно — ведь только у нее нет драгоценности.
Только теперь Ричард понял, каково пришлось его бабке. Она, должно быть, ощущала стыд каждый раз, когда входила в галерею. Обида росла и мучила ее на протяжении пятидесяти лет. В конечном счете для нее уже стало не важно, что жажда обладания брошью и предпринятые ею с этой целью действия могли ускорить смерть ее мужа. Она хотела, чтобы он умер, мучаясь от того, что она-таки взяла над ним верх.
Она так никогда и не узнала, что не достигла цели, и скончалась менее чем через месяц после смерти графа. В соответствии с ее желанием ее похоронили с «Сердцем Мэллори», вернее, с его копией.
Изабелла не носила настоящую драгоценность до самой их свадьбы, состоявшейся почти полгода спустя, когда закончился траур Ричарда.
— Этот портрет написан не кем иным, как Рейнолдсом, — объявил Лоуренс, рассматривая портрет бабки Ричарда. — Я бы предложил вам дописать брошь, чтобы она смогла иметь любовный талисман, как и другие леди, но исправлять работу Рейнолдса у меня рука не поднимется.
— Что ж, оно и к лучшему, — холодно ответил Ричард.
Отсутствие драгоценности на портрете предпоследней графини являлось для них с Изабеллой важным символом, напоминанием о любви между старшими членами их семей, любви, над которой было не властно время, любви, которая каким-то чудесным образом передалась им.
Лоуренс вернулся к мольберту и снова принялся за работу.
— Теперь, когда я знаю историю драгоценности…
— «Сердца Мэллори».
— Да, «Сердца Мэллори»; так вот, когда я знаю его историю, я смогу придать ему больше значимости. Нужно, чтобы от рубина обязательно исходил отблеск света — это ясно даст понять, что перед нами символ любви, страсти и желания. — Он негромко вздохнул. — Как это все же необычно, милорд. Неужели все предыдущие графы Данстабл женились по любви?
Ричард пристально взглянул на Изабеллу и улыбнулся:
— Все, включая самого последнего.
— Вот теперь я понял! — воскликнул Лоуренс с неожиданным восторгом. — Это именно тот взгляд, который мне нужен, миледи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30