Явно брат и сестра – очень похожи, с лучистыми глазами цвета морской волны.
Дети уставились на Лену, будто на кенгуру.
– Здравствуйте, дети, – сказала она, подражая учительнице английского.
Мальчик сделал полупоклон, прижав руки со сплетенными пальцами к правой стороне груди, а девочка сделала шаг назад и, наоборот, вытянулась в струнку.
– Приветствуем вас, светлейшая, – проговорил мальчик и зарумянился смущенно.
– Вы чьи? – глупо спросила Лена.
Она вручила мальчику сломанную модель.
Тот принял, рассеянно осмотрел и пренебрежительно бросил себе под ноги.
– Мы наши собственные, – ответил мальчик, – это же Главный Дом, – пояснил он на всякий случай, дескать, всё так и должно быть, чего же спрашивать об очевидном.
– Я имела в виду, – поправилась Лена, тут же понимая, что вопрос опять какой-то неправильный, – кто ваши родители?
Дети в недоумении переглянулись.
– Мы Мулеры, – пояснил мальчик, – род Ортодоксов. Но мы из ветви. Близкой ветви. Остин Ортодокс дядя нашего папы. Правда дядя, хотя и называют его племянником. Это для удобства. Потому что он моложе.
«Чуточку бы поменьше информации, и я, возможно, начала бы что-то понимать, – подумала Лена, – а то дядя, который племянник, а они с ветки упали, не разбились. Дети».
– Значит, вы гостите у дяди? – попыталась упростить она ситуацию.
– Нет же! Мы Ортодоксы Мулеры! – настаивал мальчик. – Мы в своем праве. Папа отослал нас пожить в Главном Доме. Нам пора учиться Традиции. Но папа считает, что это нам в жизни не пригодится.
– А ваш папа – племянник хозяина дома? – сообразила наконец девушка.
– А почему вы не одеты? – вдруг подала голос девочка.
Лена решила проигнорировать этот вопрос, потому что… Потому что потому…
– А где Остин, вы не знаете? – спросила она в свою очередь.
Дети переглянулись и хихикнули как-то нехорошо.
– Господин Остин отбыл на подготовку к гонкам паромоторов. Он участвует, – гордо заявил мальчик.
Видно было, что участие их дяди-племянника в каких-то гонках каких-то паровозов или паровых машин, если точнее, вызывает у мальчика больше интереса и уважения, чем перспектива начала учебы.
– А вы в лес идете? – спросила девочка.
– Что-то вроде того, – ответила на этот раз Лена.
– Вот видишь, – сказала девочка брату. – А ты не верил.
– Да, да… – отмахнулся мальчик от сестры и, обращаясь к Лене, церемонно заявил: – Не смеем задерживать вас на пути.
И детишки демонстративно отошли в сторону, как бы давая понять, что разговор окончен и юная леди может следовать дальше по своему делу.
Лена и проследовала.
Пошла дальше на вершину холма.
– Ты же видишь, она в зеленом. Значит, идет к Лесному Отцу, – убежденно сказала девочка.
– Папа говорит, что хранители отстали от современной жизни. И толк в них разве в том, что они поддерживают порядок в парках. А ходить к ним за советом глупо.
– Просто ни папе, ни тебе не нужен был еще в жизни НАСТОЯЩИЙ совет, – сказала малышка, – а вообще так думать плохо. Может, и привратники, по-твоему, не нужны?
– Может, и не нужны… – задумчиво сказал мальчик, провожая Лену взглядом больших глаз.
– А запеть не боишься? – ехидно поддела девочка.
– Да ну тебя, – отмахнулся мальчишка, и дети помчались по своим детским делам.
Брошенный игрушечный дирижабль остался забыт на траве.

Пока Лена поднималась на холм, погода портилась всё больше, будто противилась ее прогулке. Но вдруг словно передумала.
Будто бы Лена, дойдя до вершины, прошла какое-то важное испытание и теперь могла поступать как считает нужным. Выглянуло солнце. И весь пейзаж засиял.
И дом, теперь Лена могла это оценить, обернувшись, перестал быть таким уж мрачным. Он как-то по-стариковски приободрился.
Вид с холма открывался волшебный. Лена почувствовала себя Элли, идущей по дороге из желтого кирпича и впервые увидевшей впереди Изумрудный город. Но только города не было. Был сад.
Обрамленный причудливо изогнутой живой изгородью, сад простирался… Деревья стояли, растопырив ветви, вычурные какие-то в своей декоративности. Посажены они были хаотично на большом расстоянии друг от друга. Если бы Лена имела представление о бонсай, то, верно, именно такое сравнение пришло бы ей в голову. И отсюда Лена увидела какие-то маленькие тени, мелькающие между ними, суетящиеся под кронами.
Еще дети? Или какие-то зверушки? Тени сновали тут и там, но различить, на кого они похожи, не давали.
Получалось, что за холмом был свой мирок.
Дорога, с которой девушка сошла, чтобы взобраться на вершину, огибала холм у подножия. И, спустившись, Лена вернулась на нее.
Дорога вела как раз к саду и проходила под арку из огромного живого дерева, ствол которого загибался правильной дугой к самой земле, а ветви, отходящие от этого основного ствола, образовывали вверху живописный веерообразный гребень.
Никогда еще Лена не видела ничего подобного.
Всё, всё, всё – подхлестывало любопытство. За прошедшие почти двое суток Лена превратилась в генератор любопытства.
Пройдя под сводом исполинского дерева, она очутилась в саду.
Толстенькие раскидистые деревья, как она увидела их с холма, оказались могучими патриархами в три обхвата.
– Яблони, что ли? – изумилась Лена.
Волшебство этого сада состояло даже не в том, что таких исполинских и таких древних плодовых деревьев Лена никогда не видела, а в том в первую очередь, что некоторые из них были украшены плодами, некоторые зацветали, а некоторые только собирались зацвести.
– Товарищи, так разве бывает? – пробормотала она.
Но такое было пред нею воочию.
Никаких детей или зверьков она теперь не увидела. Спугнула, наверное. Или просто тени от ветвей на траве создавали иллюзию, как будто кто-то бегает под кронами.
Она прошла немного, задирая голову, рассматривая невероятные многослойные кроны.
Нет, всё же здесь кто-то был! Лена увидела следы, оставленные этими таинственными малышами: несколько брошенных пустых кузовков из бересты или лыка – тут она не разбиралась.
И возле них она увидела странный инструмент: длинный тонкий шест, с чашей на конце. Чаша была тонко вырезана из дерева, изображая некий смутно знакомый цветок.
Для чего бы это было нужно?
– Ага! – сказала Лена.
Она подняла шест чашей вверх, подставила под маленькое румяное яблочко и толкнула плод снизу. Яблоко упало в чашу-цветок.
– Ловко придумано, – заметила она. – А как иначе? Эти же яблоньки не растрясешь. Тут бомбой надо…
Попробовав яблоко, Лена сказала, подражая голосу радиосказочника Литвинова:
– Откусила она от яблочка…
И засмеялась чему-то своему.
Но в отличие от сказочных персонажей ничего у Лены нигде не выросло, а яблоко оказалось просто вкусным – терпким и сладким.
Однако, как бы ни был великолепен этот странный сад, но в нем скоро стало скучно: прекрасные принцы не выпрыгивали из-за кустов, а гномы (как их еще назвать?) разбежались.
Лена и сама себя чувствовала гномиком среди колоссальных деревьев. А дорога вела дальше и дальше.
– Это кто же ухаживает за всем этим, – рассуждала она, – нужно толпу народу, чтобы траву подстричь только.
Дорога «из желтого кирпича», хотя и не из желтого, и не из кирпича, но Лене понравилось так ее называть, раздвоилась. Можно было идти прямо, а можно и налево. Но никаких указаний или примет, подсказавших бы, какую из двух дорог выбрать, никто не потрудился оставить.
– Это нечестно! – сказала Лена.
Дорога, ведущая прямо, сулила, скорее всего, однообразие скучнейшего сада. В нем ничего не происходило и, на какое расстояние он простирается, невозможно сказать.
А вот если пойти налево…
Судя по всему, там будет лес. А в лесу что-то интересное. Или ничего интересного…
Но за лесом-то виднелись городские дома. Значит, там можно выйти к людям, к цивилизации, к автомобилям и всему прочему, что поможет выбраться из этой психбольницы.
Однако интуиция подсказывала, что эта дорога всё же ведет в глубь (или вширь?) владений Лорда Остина (он еще и Ортодокс оказывается!), а не к выходу из них.
Не вполне соглашаясь с интуицией, Лена представляла себе стену, что окружала невероятный по масштабам парк вокруг Главного Дома. И стена в ее воображении была какой-то полуразрушенной, копченой, как после бомбежки, но по-прежнему совершенно непреодолимой.
И захотелось проверить, такова ли она, как представляется.

После того как Рейвен попытался безуспешно отодвинуть дверь выходного тамбура, к нему подошел номерной жандарм с самыми добрыми намерениями, для того чтобы остановить его попытки покинуть холл Управления.
Очевидно, это как-то подействовало на странника…
Произошедшее в дальнейшем было полной неожиданностью, как для потерпевшего номерного Шейлок Фэн Борно, личный номер 762. Представлен к почетной награде как пострадавший при задержании особо опасного преступника. Одновременно наложено взыскание без особых определений с соответствующей записью в личную служебную книжку.

, так и для всего личного состава Управления Жандармерии города Нэнта.
Всё дело в том, что фактов нападения на жандарма здесь не упомнят и старожилы. Были случаи непочтительного обращения, сопротивления при задержании, неповиновения и сопротивления при аресте, даже оказания вооруженного сопротивления при аресте и, разумеется, разумеется, разумеется, – оскорбления действием. Все эти случаи были хоть и редким, но всё же обычным делом и, как правило, не оставались безнаказанными.
Однако случаев неспровоцированного проявления агрессии к сотруднику жандармерии, да еще в стенах Управления, не регистрировалось никогда.
Если сохранять точность до конца, то и этот случай не был зарегистрирован как таковой. Дело было выделено в отдельное производство по линии Департамента Сыскной Полиции, по личному распоряжению Альтторра Кантора, и в дальнейшем все его участники проходили как свидетели и частные лица, а не как жандармы при исполнении обязанностей.
Свидетели, а именно: помощник дежурного и пара граждан, обернувшихся из пустого любопытства, впоследствии вспоминали, что не смогли заметить, что же именно сделал человек в куртке механика дирижабля.
Помощник дежурного заявил, что ему показалось, будто Рейвен хотел поправить номерному воротничок. Один из обывателей решил, что механик указал на жандарма пальцем, а другой утверждал, что вообще никакого движения не заметил и бедняга был отброшен взглядом. Он утверждал, что это был совершенно изумительный взгляд – твердый до вещественности.
Однако показаниям помощника дежурного, очевидно, следует доверять больше, как мнению более опытного в подобных вопросах человека. Помощник дежурного Алан Джейнс Бредшоу, личный номер 432. Специалист высокого класса, отмеченный многочисленными поощрениями. Представлен к почетной награде как пострадавший при задержании особо опасного преступника. Одновременно наложено взыскание без особых определений с соответствующей записью в личную служебную книжку.

сказал, что человек в куртке механика дирижабля сначала дотронулся до своего воротника или до мочки уха, улыбнувшись при этом одними губами, что и придало его холодному взгляду отливающих вороненой сталью глаз вид зловещий и какой-то нездешний. А потом молниеносно коснулся жандарма в области шеи. Это выглядело как жест, предваряющий замечание за небрежность мундира.
Жандарм отшатнулся и мешком рухнул на пол.
Рейвен сделал несколько быстрых шагов в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи управления.
Но здесь он столкнулся с вышедшим из коридора Горном Диксоном. Огромный, на две головы выше Рейвена, командир отделения постовой службы – цвета жандармского корпуса – был чемпионом Нэнта по беску, спортивному кулачному бою, особенно почитаемому в этих краях. Кроме роста, силы и массы он обладал отличной реакцией и страшной силы ударом.
– Задержите! – успел только крикнуть помощник дежурного.
Горну не нужно было дополнительных объяснений. Он загородил дорогу Рейвену и выбросил вперед огромную, словно шатун паротягача, руку, чтобы схватить того за плечо. За петлю на куртке механика. И в следующее мгновение очутился на полу.
Рейвен сделал неуловимое движение, выбрасывая вперед обе руки, словно заслоняясь, но в действительности захватил как-то руку гиганта, дернул на себя и мимо, одновременно, будто в зловещем танце, меняясь с чемпионом по жестокому спорту местами.
Исполин ни с того, ни с сего оступается и, перевернувшись через голову, так что его огромные ботинки мелькнули в воздухе и бухнули сдвоенным тяжелым ударом об пол, грохается и распластывается, ничего не понимая.
Но спортивная выучка дает себя знать! Могучий Горн вскакивает, будучи уверен, что нелепейшим образом споткнулся и оплошал, и бросается вдогонку за наглым лекарем моторов.
Среди механиков дирижаблей, людей рискованной, даже отчаянной профессии, встречаются буяны и дебоширы. Все они люди, обладающие незаурядной силой и ловкостью. Но всё же, всё же, всё же – не до такой степени!
Горн бегал быстро и располагал всеми возможностями догнать беглеца. Но тот уже миновал первый пролет лестницы наверх.
– Стоять! – ревет гигант
А дежурный уже объявил тревогу и дал сигнал.
Убегающий, словно окрик подействовал, останавливается и поворачивается к Горну.
Гигант собирается уложить обидчика одним ударом. Его сокрушительный кулак с гулом ядра паровой пушки влетает в пустоту, какая-то нечеловеческая сила хватает его и ударяет об стену. Потом он видит перед лицом черную перепончатую лапу, и его накрывает тьма и пустота.
Со стороны же это выглядит так, что Горн размахивается на бегу, бьет, но кулак проходит сквозь соперника, не причиняя тому ни малейшего вреда, и затем огромное тело с нечеловеческим, не телесным грохотом, будто уронили сундук, катится вниз по лестнице.
Горн поднимется еще не скоро, будет мотать головой, прислушиваясь к ощущениям в могучем теле, и шепотом ругаться, сохраняя долго недоуменное выражение на лице.
В то же страшное мгновение он просто замер на полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44