Ну конечно, он – нищий эмигрант, она – богатая аристократка. Этот юнец наверняка постарается уговорить кузину выйти за него.
– Кузен Фредерик…
Макс сжал зубы. Снова это имя, которое он терпеть не может!
– Кузен Фредерик, я хотела спросить, что вы собираетесь предпринять в связи с графством? Наверное, именно это «семейное дело» вы решили обсудить со мной? – Ее взгляд все еще был прикован к дорожке, но голос прозвучал твердо.
Макс призвал себя к терпению.
– А что вы можете сказать мне по этому вопросу, кузина? – Максу показалось, что он застал ее врасплох.
– Ну… – заговорила она, – я бы на вашем месте отказалась от титула, если б были представлены, проверены и подтверждены доказательства в пользу истинного графа Пенроуза.
– Мне нет нужды представлять доказательства, мэм. Мое рождение не вызывает сомнений. Даже у вас. – Он посмотрел на кузину, ожидая возражений.
Ее взгляд дрогнул лишь на миг.
– Вы правы, сэр, но только в одном. Что же касается права наследования, то здесь есть сомнения, и мы оба это знаем.
– Понятно. Вы полагаете, что этот сладкоречивый француз – законный наследник вашего дяди, да?
– Я… дело в том, что я…
– Я думал, вы умнее, мэм, – с горечью сказал он.
Это стало искрой, от которой Эйнджел вспыхнула как порох.
– Ваше поведение, кузен, вряд ли поможет вам заручиться моей поддержкой в этом деле.
Макс удивился: слаба-то слаба, но какая твердость! Неординарная женщина, только не надо показывать, что он о ней думает.
– Скажу откровенно, сэр, я не поддерживаю ни одну из сторон. Как глава семейства Роузвейлов, – она произнесла последние слова с гордостью, – я обязана позаботиться о том, чтобы по отношению к обоим претендентам была соблюдена справедливость.
Макс про себя согласился с кузиной. Это было честно.
– Даже по отношению к вам, – добавила она сквозь зубы.
А вот это лишнее! Макс еле удержался, чтобы не выругаться. Да как она смеет!
– Если хотите знать, – снова заговорила кузина, – моя тетя леди Шарлот Клэр абсолютно уверена, что наследником моего дяди является Пьер. Леди Шарлот поддерживала связь с моим дядей, когда тот уехал во Францию. У неё сохранились его письма и портрет Амалии д'Эре, жены дяди Джулиана. Сходство между Амалией и Пьером бросается в глаза.
– Но это все, чем вы располагаете, не так ли? Хотите, догадаюсь? В письмах вашего дядюшки нет ни слова о рождении законного сына, так?
Эйнджел покраснела – то ли рассердилась, то ли растерялась.
– Переписка прервалась вскоре после начала Французской революции, а как раз накануне ее родились Пьер и его сестра. Да… то есть нет, в письмах о них не упоминается. – Эйнджел подняла глаза. – Теперь вы довольны, кузен?
– Пока да. Благодарю за прямоту.
– Все, не вижу смысла в нашем разговоре. Буду благодарна вам, сэр, если вы отведете меня домой. Больше я вас не задерживаю.
Макс и в самом деле был доволен своей столь легкой победой. Легкой ли? Об этом еще надо было как следует подумать.
* * *
Сославшись на головную боль, Эйнджел направилась в свою спальню. Разговаривать сейчас с тетей Шарлот и ее приятельницами она была просто не в состоянии.
С Пьером она потерпела поражение. И с кузеном Фредериком тоже. Эйнджел опустилась в шезлонг и закрыла голову руками. Надо искать какое-то место, где можно будет спрятаться… пока не родится ребенок, а потом…
– Принести отвара?
– Что? Ах, это ты. Нет, не надо.
Бентон сочувственно кивнула.
– По-моему, вы слишком рано начали принимать визитеров, миледи. Посмотрите, какая вы худая. Да и с месячными непорядок… – Бентон мгновение помедлила. – Хотя это не такая уж большая потеря, если вспомнить, какие у вас боли.
Боли. Да Эйнджел готова вытерпеть любую боль, только бы быть уверенной, что она не забеременела от Макса.
– Ну ладно, миледи… – Бентон сняла с госпожи туфли, положила ее ноги на шезлонг и, укрыв ее шалью, поворошила огонь в камине. – Ну вот, так-то лучше.
Эйнджел, лежа с закрытыми глазами, не вслушивалась особо в болтовню горничной. Наконец дверь негромко щелкнула, и в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине. Эйнджел вздохнула и с облегчением вытянулась. Ей нужно принять важное и опасное решение, но для этого требуется ясный ум. Прежде надо отдохнуть и успокоиться после разговора с несносным кузеном. Ну не странно ли – всякий раз, как они встречаются, непременно ссорятся. Ему просто нравится выводить ее из себя.
Впрочем, сегодня он был прав. С чего вдруг она решила, что он добровольно откажется от титула? Он имеет полное право требовать, чтобы Пьер представил доказательства правомочности своих притязаний… если они у него есть.
Макс грубо, по-солдатски выругался. Ну что за шпиков он нанял – полные идиоты, умудрились потерять Пьера Роузвейла. Тот, конечно же, заметил слежку, не такой он дурак.
Даже совсем не дурак. Прошла уже почти неделя с того момента, как после встречи у Беркли-сквер он спокойно вышел из дома баронессы – и исчез из-под носа Максовых агентов. Те разыскивали его битых четыре дня, а потом заявились к Максу сообщить, что объект потерян.
Макс снова чертыхнулся, налил в стакан бренди и залпом выпил. Это не помогло.
Надо придумать какой-то иной способ оградить баронессу от посягательств француза. Макс думал – и, как оказалось, ошибся, – что будет нетрудно заставить его отстать от леди Роузвейл. Пригрозить, пообещать денег…
Черт возьми, что теперь делать? Должен же быть какой-то выход!
Выход оказался таким простым, что Макс даже рассмеялся. Пока леди Роузвейл одинока, ей грозит опасность со стороны француза, который мечтает заполучить ее руку и, наверное, ради этого пойдет на все. Возможно, даже применит силу. Макс от этой мысли поморщился, но надо было принять во внимание и такой вариант. Если баронесса и дальше станет посещать такие собрания, как тот маскарад, она будет легкой добычей. Ее можно похитить и держать где-то, пока в обществе не поднимется шум и ее репутации не придет конец. В этом случае она будет благодарна любому, кто предложит ей брак, даже французу.
В общем, она в опасности, пока одинока. Значит, ей надо снова выйти замуж.
Налив еще один стакан, Макс принялся перебирать кандидатуры. Росс вполне подошел бы, но его в Англии нет, и неизвестно, когда он вернется. Другие… Проклятье, все или игроки, или бабники, или моты, которые пустят по ветру состояние Роузвейлов, как только наложат на него лапу, а на жену им будет наплевать. Макс не хотел такой участи для кузины.
Можно, конечно, жениться на ней самому. Боже правый! Что за идиотская мысль! Да они, не пройдет и недели, поубивают друг друга, если она первая не отправит его в сумасшедший дом. Это все Росс, это он сказал, что Максу следует жениться на баронессе. Росс далеко, а его слова застряли у Макса в голове. А еще, между прочим, тот сказал, что если леди станет противиться, то можно ее похитить.
С коротким смешком Макс плюхнулся в кресло. Это же сумасшествие! Он не может принудить женщину выйти за него, что же до похищения… Нет, это отпадает.
Логика требовала попросить встречи с баронессой и спокойно объяснить, какая опасность ей грозит. Она неглупая женщина и не станет отмахиваться от того, что он скажет. Все взвесит и признает его правоту. А это даст ему уверенность, что она больше не подпустит к себе француза.
Макс взял лист бумаги и быстро набросал письмо баронессе с просьбой принять его при первом же удобном случае для приватной беседы, намекнув, что располагает информацией, напрямую ее касающейся. Уже одно только любопытство должно заставить ее согласиться.
Допив бренди, Макс отправился к Луизе. Уж она-то не станет с ним цапаться.
Эйнджел никак не могла успокоиться. Ах этот нахал! Да как он смеет! Схватив письмо кузена Фредерика, она еще раз пробежала его глазами. Да он не просто нахал, он заслуживает кнута. Эйнджел в раздражении разорвала письмо в клочья.
Завтра она приступит к осуществлению своего плана. Суть его в том, чтобы самой уехать в Роузвейлское аббатство, а тетю Шарлот уговорить остаться в Лондоне. В свете решат, что леди Роузвейл уехала в свое поместье для поправки здоровья после тяжелой болезни, поговорят с неделю, а потом забудут.
А Эйнджел тем временем поищет место, где можно будет укрыться, пока все не кончится. Напрасно она пыталась убедить себя, что никакой беременности нет, что она ошибается. Какая может быть ошибка, когда прошло уже столько дней! А еще – в глубине души она хотела этого ребенка, хотела стать матерью. И пусть она родит его вне брака, все равно это лучше бесплодия.
– Карета подана, миледи, – сообщила Бентон, открыв дверь.
Эйнджел стала спускаться по ступеням.
– Может, будет лучше, если я поеду с вами, миледи? – озабоченно спросила Бентон.
– Спасибо, не надо, – твердо отказалась Эйнджел. – Я недалеко, да и в последние дни мне стало намного лучше. К обеду вернусь. – Она с улыбкой посмотрела на обеспокоенную горничную. – Сегодня вечером я разрешу тебе выбрать для меня платье, пора надеть какое-нибудь из самых модных произведений Селестины. А моя верная горничная сделает мне подходящую к новому платью прическу. Ну как, ты довольна?
Бентон засияла.
– О, миледи, наконец-то! Я так рада, что вы стали почти такой, как прежде. Обещаю, вы у меня будете точно принцесса!
– Ну ладно, я приеду где-то через час и перед обедом хочу принять ванну. Вот тогда ты и сотворишь свое чудо, – весело сказала Эйнджел.
Макс еле удержался, чтобы не порвать на куски отвратительное письмо, которое он получил в ответ на просьбу о встрече. Два дня молчала – и вот пожалуйста! Одно высокомерие.
Налив в стакан мадеры, он опрокинул его в рот и уселся в свое любимое кожаное кресло. Тоска… До чего же скучно ждать, сидя в четырех стенах! Был бы Росс, он бы его развеселил, но его нет, так что ничего не остается, как попытаться развеселиться самому.
Например, попробовать поразмышлять о кузине без раздражения. Странно, но при воспоминании о ней Максу приходило на ум слово «невинность». С чего вдруг? Что за глупая идея! Она же вдова, несколько лет была замужем. Она не может быть невинной.
И все-таки в том, как она ему отвечала, было что-то странное, как будто она впервые испытывала страсть, как будто была не уверена в том, что должно последовать дальше и что она должна при этом чувствовать. А потом, без всякого предупреждения, стала отталкивать его и потеряла сознание. И это было самое странное.
За какие-то считанные мгновения она перешла от страстного желания к…
Может, испугалась? Макс похолодел от этой неожиданной мысли. Но ведь он не…
Дверь открылась.
– Милорд, леди выехала из дома.
Наконец! Макс вскочил и пошел к двери.
Эйнджел стояла, склонив голову, у могилы. Она задержалась дольше, чем намеревалась, Бентон наверняка будет беспокоиться. Ладно, ничего.
Эйнджел наклонилась и прочла надпись на памятнике, водя по нему пальцем: «София Элизабет, любимая жена Джеймса Мильтона, родилась -1790, умерла – 1812». Эйнджел попыталась помолиться за свою самую близкую подругу. Бедная София, она умерла такой молодой, пытаясь родить мужу долгожданного наследника.
Присев на корточки, Эйнджел стала поправлять принесенные ею цветы. Она не слышала шагов по мягкой траве и не чувствовала, что кто-то стоит за спиной, пока на нее не упала тень, загородив теплое весеннее солнце.
Эйнджел испуганно выпрямилась, сильные руки схватили ее за плечи и стали трясти. Это снова был несносный кузен Фредерик. Наконец он разжал руки, но вид у него был такой сердитый, что в любой момент можно было ожидать нового нападения. А вокруг ни души, звать на помощь бесполезно – и часовня, и дорога далеко.
– Объясните-ка мне, что означает ваше идиотское письмо, которое я получил вчера! – Голос кузена дрожал от гнева, он почти кричал.
– Оно означает именно то, что в нем написано, сэр, – ответила Эйнджел, вскипая. – Что я не вижу смысла в том, чтобы уделять вам время для беседы и слушать ваши грязные намеки насчет моего кузена Пьера Роузвейла.
Он как-то по-мальчишески запустил пальцы в свою густую шевелюру.
– Вы глупая женщина, – сказал он. – Ваш так называемый кузен – мошенник, охотник за деньгами. Наложить руку на вас и ваше состояние – вот чего он добивается. Неужели вы этого не видите? Ему нужно просто потянуть время, пока вы окончательно не потеряете репутацию, а тогда сами будете рады надеть себе на палец его кольцо.
Эйнджел была слишком потрясена, чтобы что-то ответить, да и кузен Фредерик так спешил выговориться, что она не могла вставить и слово. Он почти не умолкал даже для того, чтобы перевести дыхание.
– И посмотрите на себя. Стоите тут одна-одинешенька, даже служанки нет рядом. Любой может покуситься на вас. Вы дорого стоите, кузина. И не должны допустить, чтобы такая добыча попала в недостойные руки.
К концу этой филиппики Эйнджел была так же зла, как и ее кузен.
– А вы, сэр, конечно же, самый достойный человек в Лондоне, да? Я должна остерегаться, как бы меня не обманул мой кузен Пьер или любой другой, ну а вы, естественно, выше всего этого.
– Вы что себе вообразили, мадам, – что я явился сюда, чтобы обманом заставить вас выйти за меня замуж, и все это ради ваших денег?
– А если не это, так что вас сюда привело?
– Великий боже, женщина, да я пришел, чтобы предупредить вас. Неужели вы так предубеждены против меня и моих родных, что не способны понять, когда вам хотят добра?
Эйнджел делано засмеялась.
– Это вы-то хотите, кузен? Вот уж не думаю.
Он побелел от гнева.
– Мужчина, который будет так глуп, что женится на вас, мадам, быстро раскается в этом. Да он, если у него будет хоть капля ума, упечет вас в сумасшедший дом.
– Ну, хватит, сэр! Вы зашли слишком далеко! Нам не о чем говорить. – Эйнджел быстро пошла к выходу с кладбища, но он в два шага нагнал ее и схватил за руку, заставив остановиться.
Глубоко вдохнув, словно стараясь взять себя в руки, он снова заговорил:
– У вас два пути, мадам. Или вы даете мне слово, что не выйдете за Пьера Роузвейла независимо от того, что у вас с ним было, или я приму меры, чтобы вы вообще не могли выйти за кого бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24