Не то он поступит так, как я его учил. Станет держать вас голой и с дитем.
— Ты ему это сказал? — возмутилась Эд-лин.
— Это единственный способ удержать такую женщину, как вы, от неприятностей. — Отвернувшись в сторону, он пробормотал: — И часу не прошло, как поженились, так вас тут же и украли.
— Ну не по моей же вине, — бросила она ему вслед.
Он пожал плечами.
— Не мое это дело…
И он издал губами такой звук, что его можно было принять за исходивший из другого места.
— Какое глупое ребячество! — сказала она, придав своему голосу материнские нотки, но Уортон только глумливо хохотнул.
Из-за какого-то шатра выглянула голова, и она поняла, что некоторые оруженосцы в лагере все же остались. Но куда делись все рыцари?
Впрочем, неважно. Ее неясное замешательство все еще сохранялось, и она поторопилась нырнуть обратно в шатер. Стоя у стола, она вывернула на него содержимое мешка. У нее перехватило дыхание. В тусклом свете дня ткани платьев сверкали всеми цветами радуги. И Уортон лапал своими руками всю эту красоту. Ах, как восхитительно! Платья из тонких сортов шерсти. Смены белья, такие же великолепные, как та, что она испачкала в предыдущую ночь. И туфли. Туфли всех размеров.
Она попятилась от них, будто они были живыми змеями.
— Уортон, — прошептала она. Затем громче: — Уортон! — Она выбежала наружу, отыскивая глазами слугу Хью.
Она нашла его сидящим на корточках возле костра и латающим дырку на черных мужских грубых чулках. Подойдя к нему, она схватила его за борта камзола.
— Каким образом ты достал одежду?! — требовательно спросила она.
— Миледи, почему вы спрашиваете? — Он самодовольно усмехнулся ей прямо в лицо. Он ждал, что она придет. И он точно знал, что именно она заподозрит.
— Ты украл эти одежды у моих монахинь?! — почти утверждала Эдлин.
Он положил руку себе на грудь жестом чуть ли не святого.
— Украсть у монашенок?! Какая ужасная мысль, миледи!
Она наклонилась к нему, чтобы их глаза встретились.
— Так как же ты все-таки добыл эти одежды?
Он поднялся, не отводя взгляда.
— Мой хозяин дал мне кошель, полный монет, и велел мне купить вам все, что нужно.
— О! — Что еще она могла сказать? — Ну… а монахини что, сами захотели продать эти одежды?
— Леди Корлисс предложила им открыть свои сундуки, а золото их окончательно убедило.
Она неуверенным движением отступила от него.
— О! — Слов ей найти не удавалось.
— Благодарность будет высоко оценена, — усмехнулся Уортон.
— Бесспорно, — неуверенно промямлила она. — Я очень благодарна…
— Не мной! — На его лице появилось выражение отвращения. — Моим хозяином, конечно.
Радуясь возможности отвести взгляд, она оглянулась.
— А где же он?
— Лучше оденьтесь так, чтобы ему было приятно. Он ждет именно такой благодарности.
Этот совет показался ей разумным.
— Но где же он?
— Вернется.
Из этого разговора она не получила никаких сведений. Впрочем, она не испытывала и особого любопытства. К тому же она отсюда неотступно слышала зов этих платьев, лежащих там без нее бесполезной грудой. С трудом сдерживая желание побежать что было сил, она по дороге к шатру старалась не выглядеть слишком заинтересованной. В конце концов, она и раньше носила платья не хуже этих. Она побывала женой герцога и графа. Но как же ей в последнее время не хватало шелков, тонких шерстяных тканей, ярких расцветок! Странно и как-то неловко было ощущать такое огромное удовольствие всего лишь от новой одежды. Ей придется побеседовать с леди Корлисс о своей излишней суетности.
Когда она снова вышла из шатра, на ней было зеленое в полоску платье, то самое, которое монахини не позволили ей надеть на церемонию венчания. Оно нравилось ей, этот символ добродетели и распутства. Волосы на затылке она собрала под обтягивающую их сеточку-криспинет-ту. Перед выселением из замка Робина у нее было их несколько, а потом ей так трудно было без них обходиться. Она все время вспоминала, сколько удобств они создавали при укладке волос. Теперь у нее оказалось сразу три криспинетты, не говоря уже о разных головных уборах всех форм и размеров. Ах, ну отчего бы и не порадоваться!
Уортон и застенчивый юноша, который подглядывал за ней из-за угла палатки, сидели на солнцепеке. Уортон, кажется, учил его искусству штопки.
Про себя Эдлин это одобрила. Ей нравились мужчины, способные позаботиться о себе.
Они и не смотрели в ее сторону, но, не поднимая головы, Уортон неожиданно спросил:
— Куда это вы направляетесь?
Она слегка запнулась о слишком длинный подол.
— Иду в свое хранилище трав.
— Зачем?
Она швырнула на землю прямо перед ним мешок со старыми вещами, затем небрежно сунула ему в руки другой мешок, в котором он принес ей новую одежду.
— Мне нужно собрать кое-какие травы в дорогу и дать инструкции тем, кто примет у меня… — Потом, опомнившись, Эдлин с досадой и отвращением воскликнула: — Я вовсе не должна ничего тебе объяснять! С какой стати ты суешь свой нос в мои дела?!
— Потому, что хозяин велел мне не спускать с вас глаз. Смотреть, чтобы с вами опять чего не приключилось. Вот я и не смог поехать с остальными людьми. — Тут Уортон повысил голос. — Я вообще теперь выполняю роль няньки при жене хозяина.
— О! — Ясно. Он хотел поехать со всеми. А теперь зол, что его оставили здесь. Она взглянула на юношу. — А ты здесь тоже для того, чтобы следить за мной?
— Нет, миледи. Я здесь для того, чтобы охранять палатки от воров. — Юноша торопливо вскочил, разговаривая с ней.
Он оказался выше и тоньше, чем она ожидала, и она улыбнулась от такого естественного порыва молодого веселья. Так и ее сыновья станут выглядеть через несколько лет.
— Как зовут тебя?
— Уинкен из Конвей.
— Ты оказался далековато от дома, — заметила она.
Его лицо исказилось той болезненной гримасой, которой многие юноши от смущения заменяют улыбку.
— Нет, миледи, мой дом здесь.
Острая боль кольнула ее, и она подняла глаза на шатры вокруг них.
— Кажется, мой тоже.
Почувствовав в ее словах печальную нотку, Уинкен поторопился ободрить ее, как умел:
— Люди здесь добрые, миледи, а у лорда все самое превосходное.
Уортон поднял черную трубку чулка, которую держал в руке, чтобы ей было лучше видно.
— А я покажу вам, как чинить чулки, если вы ко мне будете добры, миледи.
— Большое спасибо, Уортон, но я уже умею это делать.
Уортон тут же попытался передать работу ей, но она поспешно отскочила на безопасное расстояние.
— Нет-нет, я полностью доверяю твоему умению.
Она быстрыми шагами направилась в сторону монастыря, но Уортон окликнул ее:
— Миледи, это чулок вашего мужа.
— Ну и что же? Ведь он оставил их тебе для починки? Ну и чини! — заявила она, криво усмехнувшись на грубое слово, которое он бросил ей в ответ.
Она приближалась к хранилищу осторожно, заранее чувствуя себя навсегда отрезанной от этого места, где она была нищей, целомудренной и боролась с собой, пытаясь обрести смирение. Все окна были распахнуты настежь, а дверь зияла широким проемом. Из дома слышалось чье-то бормотание. Она постучала по косяку, и все стихло.
— Да? — раздался сильный нетерпеливый голос, который она легко узнала.
Эдлин переступила через порог и тут же почуяла знакомый тяжелый запах влажного древесного угля, а потом увидела короба и пучки трав, в беспорядке сваленные на столах.
— Леди Невилл, что вы здесь делаете?
Вдовая графиня возилась с чем-то, стоя у печи, и яростно взглянула через плечо на Эдлин.
— Стараюсь разжечь огонь. А на что, по-вашему, похоже то, что я делаю?
— Он погас? — Эдлин подошла и заглянула в маленькое отверстие топки. — Почему бы вам не поручить это своей служанке?
— Потому что раньше, когда огонь догорал, вы благополучно разводили его сами. Так что я подумала, так ли уж трудно это будет сделать и мне?
Очевидное раздражение леди Невилл заставило Эдлин рассмеяться.
— Поверьте, мне потребовались долгие месяцы, чтобы научиться это делать. Это совсем не так просто, как кажется со стороны. Если бы у меня была служанка, эту работу я охотно поручила бы ей. Главное, что я поняла на своем опыте, это не давать углю догорать.
Заглянув в печь, она выгребла пепел, смяла пригоршню гнилушек.
— Подгнившее дерево работает как трут, — объяснила она. — Мне никогда не удавалось разжечь огонь чем-нибудь еще. — Взяв кресало из неопытных рук леди Невилл, она стала ударять им по кремню. Искры разлетались во все стороны, но от них наконец занялся трут из гнилушек. Осторожно раздув огонь, она поднесла его к лучинкам и держала трут, пока они не запылали ярким пламенем.
Леди Невилл торопливо схватила огниво и кремень, лежавшие рядом с Эдлин, и переложила их на стол.
— Остальное я могу сделать сама, — отрезала она.
— Я знаю, что вы все сумеете, — успокаивающе ответила Эдлин. — Я вам только немного помогла.
Они переглянулись. И тут леди Невилл сдалась и рассмеялась.
— Меня прочат на ваше место, поскольку вы уезжаете. Как вы думаете, почему леди Корлисс так решила?
— Наверное, по той же самой причине, по которой в свое время назначили и меня. У меня не хватает терпения на мужчин вроде барона Сэдинтона с их надуманными болячками и пустяковыми жалобами. Я имею дурную привычку говорить это им прямо в лицо.
— Вполне возможно, — согласилась леди Невилл. — Кстати, после вашей свадьбы вчера он нарвался на кулак, к моему большому удовольствию.
Эдлин испуганно спросила:
— Это вам пришлось его ударить?
— Ну, что вам в голову взбрело, конечно, не мне, — недоуменно улыбнулась леди Невилл. — Это ваш муж оказал ему честь. Я только громко выразила свое мнение, сочтя вполне справедливым, что он должен валяться в грязи на площади и утирать кровь из носа, пока она не остановится.
Эдлин с восхищением взирала на эту аристократку самых благородных кровей, похожую сейчас на кошку, которой предложили жирную мышь.
— Вы мне всегда нравились, — неожиданно для самой себя сообщила Эдлин.
Саркастичная и резкая, леди Невилл обладала крутым характером и нелегко сходилась с людьми. Она сразу насторожилась, услышав столь доверчивое признание. Но, как умная женщина, она быстро поняла, что Эдлин говорит совершенно искренне. Леди Невилл оттаяла и с удовлетворением заявила:
— А вы нравились мне. И, наверное, вы правы насчет причин, приведших меня сюда. Именно после моего замечания настоятельница предложила мне зайти к ней в кабинет и поручила мне это дело.
С притворной серьезностью Эдлин сказала:
— Уверена, что теперь все пациенты сразу поправятся.
Леди Невилл прикусила нижнюю губу, чтобы подавить презрительный смешок.
— Мне кажется, у вас есть полное право подшучивать, в том числе и надо мной. Но и я, слава Богу, уже в таком возрасте, что могу сама говорить все, что мне вздумается, и никакая тряпка в мужском обличье вроде этого барона меня не остановит.
Она сунула в разгорающийся огонь еще несколько веток и выпрямилась.
— Мне известно, что вы не хотели выходить замуж за этого лорда, но это лучший выход для вас и ваших детей.
Эдлин от неожиданности опешила. Неужели теперь каждый мужчина и каждая женщина думает, что имеет полное право высказываться по поводу ее личных дел?
— Наверное, мои слова задели вас, но, поскольку у меня нет пациентов, которых я могу обижать, я должна была отыграться хотя бы на вас. — Леди Невилл будто не обратила внимания на смех пораженной таким оборотом дела Эдлин. — Когда вы отсюда уедете, вспоминайте меня время от времени и лишний раз покувыркайтесь со своим мужем под одеялами в мою честь.
— Но ведь вам самой не было никакой необходимости непременно принимать монашеский обет после смерти мужа, — заметила Эдлин.
— У меня не было детей. Я не получила вдовью часть наследства. У меня при этом не было никакого желания жить у родственников из милости и в качестве няньки возиться с их сопливыми отпрысками. Леди Корлисс приняла меня в монастырь без приданого, и я ей благодарна. Я стану неплохой монахиней до конца своих дней, если мне это удастся. — Леди Невилл вздохнула, оглядывая хаос коробов и пучков трав, разбросанных по всей комнате. — Скорее всего я добьюсь, чтобы мне это понравилось.
Гордость заставила леди Невилл прийти сюда, а это чувство Эдлин хорошо понимала.
— Я не могу помочь вам стать хорошей монахиней — это не по моей части, но я могу показать вам нужные травы и объяснить, для чего они применяются. Но я хотела бы взять кое-какие из них с собой в дорогу и в мой новый дом.
Лицо леди Невилл просветлело.
— Честный обмен, в самом деле!
Всю вторую половину дня Эдлин объясняла новой хозяйке хранилища ее обязанности и действие, оказываемое лекарственными травами. Теперь она вполне поняла причину, по которой леди Корлисс выбрала именно леди Невилл на это место. Быть может, графиня не умеет разжечь огонь, но она уже знает множество трав и быстро схватывает сведения о применении остальных. Наконец Эдлин выпрямилась и стала растирать затекшую спину.
Леди Невилл рассматривала ее с озорным огоньком в глазах.
— А моя барбетка на вас неплохо смотрится.
Эдлин смущенно дотронулась до желтой льняной ленты, которая проходила у нее под подбородком и удерживалась шпильками на макушке.
— Так это ваша?
— Была, но, когда тот человек пришел и предложил золото за одежду для вас, я отдала ее с радостью. Лучше уж пусть она соблазняет вашего мужа, чем будет зря гнить в моем сундуке.
Эдлин не могла подавить ощущение нетерпеливого ожиддния, в которое ее повергла мысль о любовных ласках Хью.
— Вы полагаете, что она привлечет его внимание? Никогда не думала, что головной убор имеет какое-нибудь значение.
— Для такого мужчины, как ваш муж, головной убор — это вызов. Он соберет свое оружие всех видов, разгромит ненавистный головной убор, скрывающий часть вашей красоты, и победным маршем проследует к незащищенным прядям волос в порыве возбуждения, чувствуя, что триумф близок. — Чтобы не встречаться взглядами с Эдлин, леди Невилл, столь неожиданно разразившаяся такой откровенной речью, стала расставлять короба с травами вдоль стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48