— Ее клятва означает лишь то, милорд, что леди Эдлин обязана подчиняться моим указаниям, в противном случае ее лишат монастырского убежища. Но это вовсе не означает, что я могу выдать ее замуж против воли.
— Но ведь если она не выполнит вашего приказа, ей придется покинуть монастырь, — с удовлетворением произнес Хью. — Значит, я понимаю все правильно.
— Именно поэтому я и пригласила вас сюда, чтобы побеседовать с вами наедине. — Леди Корлисс явно не одобряла его самоуверенности. — Я хочу выяснить, необходимо ли мне принимать столь решительные меры.
— Она скомпрометирована, — сказал он неумолимо.
— Я повинуюсь только велению Господа нашего. Это ему мы возносим благодарность за хлеб насущный и день минувший. Но ни вы, лорд Хью, ни какие-либо людские мнения не могут влиять на мои решения.
Совершенно ошеломленный, Хью, насупив брови, уставился на леди Корлисс. Без сомнения, он был уверен, что ему удастся навязать свою волю, и уж никак не ожидал услышать, что все в руках Господа.
Несколько смягченная его молчанием, леди Корлисс сказала:
— Леди Эдлин, расскажите мне подробно обо всем, что произошло с того момента, когда вы нашли лорда Хью в монастырском хранилище, где вы готовите лекарства.
Эдлин повиновалась. Она начала с того момента, когда обнаружила сломанный замок, и завершила свой рассказ событиями нынешнего утра, когда ее обнаружили валяющейся в грязи вместе с Хью.
Ну, конечно, кое о чем она умолчала. Она не рассказала о крови дракона и о том, как она благодарила лесных духов за их помощь в чудесном излечении. Она не призналась в своих воспоминаниях, связанных с тем, что ей довелось увидеть и услышать в амбаре Джорджес Кросса. Она не рассказала об обжигающих поцелуях Хью и о том, как безумно они ей нравились. Также она ни словом не обмолвилась о том, что его приезд разбудил в ней нечто такое, что, как она полагала, уже давно умерло в ней.
Она утаила все это, но леди Корлисс каким-то образом почувствовала, что рассказ неполный.
Когда Эдлин закончила, леди Корлисс наклонилась вперед, сложила перед собой на столе руки и задала Хью вопрос:
— Зачем вам понадобилось обходиться с леди Эдлин подобным недостойным образом?
— У меня нет ни малейшего желания оскорбить леди Эдлин, — ответил он совершенно искренне. — Я хочу жениться на ней. Она одинока. Она нуждается в мужчине, который бы защищал ее.
Эдлин фыркнула.
— Самая большая глупость из тех, которые мне приходилось когда-либо слышать! Ко мне всю жизнь относились как к вещи — сначала мой отец, который вырастил меня, затем мои мужья. И вот что со мной в результате их защиты и опеки произошло.
Хью, прежде чем она догадалась о его намерениях, взял ее руку в свою и сказал:
— Я не подведу тебя.
Она дернула руку, тщетно пытаясь освободиться и продолжая при этом возмущенно говорить:
— И только когда обстоятельства вынудили меня саму позаботиться о себе, я обрела настоящую безопасность. Ту безопасность, которую вы безжалостно разрушили, стоило бы добавить!
Он отпустил ее руку, и Эдлин, увидев след, который остался на запястье от его пальцев, принялась растирать это место. Краем глаза она заметила, что он встал, но даже тогда она никак не ожидала, что он так стремительно схватит ее в свои объятия. Она пронзительно вскрикнула и обмякла в его руках.
— Что вы?!..
Устроившись вновь на своем стуле, он усадил ее к себе на колени. Он обнял ее руками за талию и плотно прижал к себе, когда она попробовала выскользнуть. Своим размеренным, не терпящим возражений тоном, который так раздражал ее, он сказал:
— Я не позволю тебе ни сбежать, ни нанести себе вред необдуманными высказываниями. Тебе нужна опора, и ты должна это понять.
Эдлин попыталась оттолкнуть его локтями, но он развернул ее так, чтобы ее спина опиралась на его грудь.
Схватив запястья ее обеих рук, он сложил их накрест вокруг ее талии, так что и пошевелиться ей было затруднительно.
— Теперь, — сказал он, — мы посидим спокойно.
Она с размаху стукнула его ногой, но удар туфли из мягкой кожи не произвел на него никакого впечатления. Хью отомстил ей, больно ущипнув за плечо. Вскрикнув, она попыталась повернуться, но он так крепко держал ее, что ее попытка оказалась бесполезной.
— Сиди спокойно, — повторил он.
Сидеть спокойно?! На его коленях?! Касаясь своими ногами его ног и прижимаясь ягодицами к его бедрам?
— У меня нет ни малейшего намерения доставлять вам такое удовольствие. — Она вновь принялась извиваться, чтобы выскользнуть, но лишь съехала вниз и тяжело шлепнулась на спину. Его руки по-прежнему не отпускали ее и теперь оказались в крепком замке под ее грудью. Она почувствовала себя в совершенно уж глупом положении. Он помог ей подняться, сам сел поудобней и притянул ее к себе поближе, вернув в прежнее положение. Теперь его колени казались ей большими, твердыми и очень неудобными для сидения.
— Позволь мне только спуститься с твоих колен, — безнадежно пробормотала она.
— Даже и не подумаю. — Когда он заговорил, она почувствовала на своей шее его легкое дыхание. — Ну, во всяком случае, не сейчас. Это зрелище недостойно внимания монахини.
Эдлин похолодела. Леди Корлисс! Она настолько увлеклась борьбой с Хью, что совершенно забыла о ней. Она оставила мысли о чувстве собственного достоинства, она знала только одно — ей нужно как можно скорее избавиться от Хью, прежде чем он добьется того, что ее желание остаться с ним возобладает. Ей казалось, что она, не сходя с места, сгорит от стыда и смущения, когда она увидела, что настоятельница смотрела на нее так, как она обычно смотрит на больных. Пытаясь как-то спасти ситуацию, Эдлин сказала:
— Вы видите, как он обращается со мной?
— Вижу, леди Эдлин, — слегка улыбнулась леди Корлисс. — Ваши губы распухли, и вы раскраснелись, а это вам так идет.
Она встала.
— Позвольте мне помолиться, чтобы Господь помог найти выход из этого затруднительного положения.
Она отошла к окну, выходящему на площадь, и так глубоко погрузилась в молитву, что Эдлин и Хью почувствовали себя в полном одиночестве. Эдлин и раньше видела, как молится леди Корлисс. Ей было знакомо искреннее благочестие, которым дышало все вокруг, благоухание радости и ощущение благословенного покоя, когда это происходило. Хью, безусловно, ничего такого не чувствовал, он напряженно наблюдал за молитвой настоятельницы. Эдлин понимала, что решение, принятое в результате этой молитвы, станет окончательным, и молилась тоже. Пребывая в полном смятении, она просила освобождения и помощи.
Но, когда леди Корлисс отошла от окна, она не вернулась к своему столу, как рассчитывала Эдлин. Она подошла прямо к ней. Освободив ее руки из цепких рук Хью, она крепко, насколько могла, сжала их, и сердце Эдлин упало.
Нежным и заботливым тоном, каким обычно матери разговаривают со своими детьми, леди Корлисс сказала:
— Полагаю, что Господь Бог ответил на мою молитву.
— О, нет! — невольно возразила Эдлин, пытаясь подняться, чему с легкостью воспрепятствовал Хью.
— Протест против воли Господа не в силах изменить ее.
Леди Корлисс редко кого-либо упрекала, и, чтобы сделать этот упрек весомее, она добавила:
— Я думаю, что Господь желает, чтобы вы обвенчались с этим мужчиной.
Забыв о том, где она сидела, Эдлин потерянно поникла, потом вновь выпрямилась, когда Хью подтолкнул ее в спину.
— Значит, Бог на моей стороне, — разразился довольным смехом рыцарь. — Я молился Богу, чтобы он продолжал покровительствовать мне.
Его самодовольство болью отозвалось в душе леди Корлисс, и она посмотрела ему прямо в глаза.
— Господь не принимает чью-либо сторону, лорд Хью. Он делает то, что лучше всего для нас, его детей. Но я никак не могу одобрить такой способ ухаживания за этой кроткой леди.
Эдлин почувствовала, как все тело Хью напряглось под ней в гневном протесте на слова леди Корлисс. Он не привык выслушивать подобные замечания.
Леди Корлисс тем временем продолжала: — Ваше безрассудное пренебрежение ее репутацией и ее спокойным состоянием души не говорит ничего хорошего о человеке, который делает ее своей спутницей на всю жизнь. Стоит один только раз запятнать репутацию женщины, и восстановить ее будет совсем не легко. А хрупкое доверие, которое леди Эдлин, вполне возможно, способна почувствовать к вам, лорд Хью, разобьется вдребезги у ваших ног, если вы будете продолжать вести себя по-прежнему. Теперь то и другое зависит от вас, вам самому придется исправлять положение, поскольку вы своим пренебрежением к ее доброте и к условностям ухаживания разрушили все, что было возможно.
Эдлин могла засвидетельствовать, что ему это не понравилось. Возможно, на самом деле ему было неприятно то обстоятельство, что его укоряла женщина; кроме того, он, несомненно, не заботился о том, погубил ли он репутацию Эдлин и ее доверие. Просто он хотел добиться своего любыми возможными способами, не особенно задумываясь, что будет дальше.
— Как бы то ни было, аббат Джон готов объявить о вашем вступлении в брак. Он огласит в церкви ваши имена трижды в три последующие воскресенья…
Хью прервал ее чуть ли не на полуслове:
— У меня нет времени на оглашение имен в церкви.
Теперь напряглась Эдлин. Только что леди Корлисс заслуженно отчитала его так безжалостно, как никого прежде, и после того, как она все-таки решила дело в его пользу, он беззастенчиво заявляет, что этого ему недостаточно.
Он, впрочем, дал объяснение:
— Я слишком долго отсутствовал после битвы, и мне необходимо до наступления осени вступить во владение своими землями. Мне надо отправляться как можно скорее.
— Я никуда не поеду без своих детей, — сказала Эдлин. Без выполнения этого условия она ни о чем не желала слышать.
Леди Корлисс больше всего волновала законность бракосочетания.
— Оглашение имен в церкви необходимо. Я не думаю, что вы станете настаивать на неподобающей церемонии.
— Тогда огласите наши имена три раза сегодня, и пусть нас обвенчают до захода солнца. — Он поднялся, осторожно ставя Эдлин на ноги. — Иначе я заберу с собой Эдлин просто так.
Леди Корлисс заколебалась, затем, наклонив голову, произнесла:
— Пусть будет так.
Взяв одной рукой Эдлин за подбородок, он наклонился к ней.
— Не смотри на меня так свирепо. Мы постараемся соблюсти все формальности, вот увидишь. А теперь будь хорошей девочкой, иди и умойся перед венчанием. — Он выпрямился и неожиданно погладил ее по голове. — У тебя в волосах еще много соломы.
— Я ненавижу тебя. — Она сказала это бесстрастно, но с такой силой, которая ранее ей самой не была знакома.
Она поняла, что услышана, поскольку он спросил с совершенно искренним изумлением:
— Но почему?
От такого полного непонимания ей захотелось закричать в голос, но она удержалась. Она уже довольно хорошо владела собой, чтобы ответить вполне достойно:
— Потому что ты думаешь, что все делаешь правильно.
Он невозмутимо поправил ее:
— Я знаю, что поступаю правильно!
На этот раз она все-таки вскрикнула, хоть и негромко. О чем вообще можно разговаривать с таким мужчиной? Он оказался еще более упрямым, чем Робин, а ей казалось, что такое невозможно.
Робин! Она замерла, и из ее груди непроизвольно вырвался болезненный вздох.
— Я не скажу «да», — вдруг осенило ее.
— Что?! — переспросила леди Корлисс, немного повысив голос.
— Когда? — растерялся Хью.
— Во время венчания. Я не соглашусь стать твоей женой.
Оба уставились на нее, словно она, будучи домашней кошкой, неожиданно плюнула им в лицо.
— Я уже побывала женой воина.
— Конечно. А за кем же еще ты могла быть? — насмешливо спросил Хью.
Он не понял. Он никогда не понимал, она просто выбьется из сил, если попробует объяснить ему, поэтому она просто добавила:
— Ты восстал против короля, и у меня нет ни малейшего желания вновь принимать позор на свою голову, согласившись выйти замуж за изменника.
Леди Корлисс обвела его взглядом с головы до ног, словно можно было распознать в его внешности признаки верноподданности.
— Вы изменник?!
Вместо ответа Хью подошел к огромной Библии, которая лежала на углу ее стола. Положив руку на нее, он произнес:
— Клянусь, что я не изменял королю.
И он посмотрел на Эдлин. Но заговорила не она, а леди Корлисс:
— В таком случае, леди Эдлин, вы должны выйти за него замуж.
Неужели он такой же обманщик, как и негодяй? Всего несколько минутами раньше леди Эдлин ответила бы на свой вопрос утвердительно, но у леди Корлисс было хорошее чутье на любую ложь, а она с готовностью приняла клятву Хью. Был ли он в самом деле изменником? По-настоящему ее это не заботило.
— Я не выйду за него, — сказала Эдлин. — Он — воин.
Если леди Корлисс и поняла, что имела в виду Эдлин, то она этого никак не показала.
— Выйдете вы за него замуж или нет, в монастыре вы остаться не сможете. Ваше присутствие здесь вызвало разногласия и отвратило мысли многих от служения Богу. И ваши сыновья останутся здесь, чтобы избежать пагубного влияния.
Какое-то мгновение Эдлин пыталась сообразить, что произошло, а когда поняла, то закричала:
— Вы не можете отобрать у меня моих сыновей!
— Нет, это я как раз могу. Они уже под патронажем наших монахов, а такой женщине, как вы, не может быть дозволено заниматься воспитанием детей.
Леди Корлисс, безусловно, не верила в то, что Эдлин опозорена. И Эдлин знала, что она не верит. Но настоятельница обязана проводить в жизнь волю Господа, не считаясь с желанием какой-то там Эдлин, и для достижения этой цели было выбрано безошибочное средство.
Выгонит ли она и вправду Эдлин из монастыря? Лишит ли она ее детей?
Эдлин ни капли не сомневалась. Она точно знала ответы на эти вопросы. Враждебность и отчаяние в равной степени захлестнули ее, но ей не оставили выбора. Наклонив голову, она прошептала:
— Я поступлю по вашему желанию.
— По воле Господа, дитя мое.
Эдлин не могла гневаться на леди Корлисс, поэтому она с такой яростью взглянула на Хью, что он должен был просто исчезнуть с лица земли.
Но словно полный дурень, которым она его и считала, он смог произнести только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48