Нейл постучал несколько раз. Тихо. Тогда он вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и вошел. За полгода в квартире почти ничего не изменилось: все такая же безупречно чистая и сразу же узнаваемая по запаху кожи, блеску полированной меди и по ярким абстрактным гравюрам на светлых стенах. Его острый взгляд заметил несколько новых дорогих предметов. Наверное, цветочный магазин приносит Тони неплохие доходы.
Увидев на тележке с напитками бутылку виски, Нейл налил себе и пошел на сверкающую, серебристо-белую кухню, чтобы взять лед, после чего направился в спальню. Почти все свободное пространство комнаты занимала огромная низкая кровать тикового дерева. Он бесцеремонно подошел к гардеробу, открыл дверцы и быстро оглядел полки и вешалки, отметив с удовлетворением, что вся одежда принадлежит только Тони. Еще одна проверка: в ванной одна зубная щетка и один комплект полотенец. С Тони никто не жил.
Вернувшись в гостиную, Нейл покопался в богатой коллекции записей классической музыки и поставил на проигрыватель «Аморозо» Вивальди. Потом сел на темный кожаный диван, закрыл глаза и в первый раз за несколько месяцев почувствовал, что по-настоящему расслабился.
В пять тридцать дверь в квартиру отворилась, и вошел ее хозяин со спортивной сумкой через плечо.
– Привет, Тони.
Глаза Нейла медленно окинули фигуру молодого человека, задержавшись дольше, чем нужно, на длинных мускулистых ногах, обтянутых модными дорогими джинсами, на стройной талии, выпуклых бицепсах. Густые светлые волосы, стриженные ежиком, делали Тони моложе его двадцати пяти лет. Он стоял на пороге, и его прозрачные ореховые глаза смотрели холодно и спокойно.
– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил Тони хорошо поставленным голосом.
– Я был тут недалеко и решил на минутку заглянуть.
– Я не знал, что у тебя остался ключ.
– Я тоже не знал. Обнаружил его совершенно случайно. И сразу пришел… видишь… и… – Он махнул рукой и взял свой стакан. – В общем, я пришел, чтобы вернуть его. Надеюсь, ты не возражаешь, я тут налил себе немного выпить.
Тони сел в кресло напротив, закинув ногу на ногу.
– Ну, и… чем обязан? – На его губах появилась презрительная усмешка. – Если, конечно, это действительно неожиданный визит.
Нейл отхлебнул виски.
– Сказать по правде, в последнее время я о тебе иногда вспоминал, – признался он.
Ироническая улыбка заиграла на чувственных губах Тони.
– Правда? Тебе это не кажется несколько странным? Я слышал, что в последнее время некто завладел твоим сердцем. Какая-то актриса из какого-то театра.
Нейл был доволен, заметив сарказм в его словах.
– А ты как живешь? У тебя кто-нибудь появился?
Тони улыбнулся:
– Нет. Но я уверен, что ты уже знаешь об этом. – Не давая гостю возможности ответить, он встал. – Хочешь еще выпить?
Нейл кивнул и стал ждать, молча наблюдая за игрой мускулов на крепких округлых ягодицах Тони, стоявшего к нему спиной. Забытые ощущения всколыхнулись быстрее, чем Нейл успел совладать с ними.
– Расскажи мне об этой женщине, – сказал Тони, протягивая стакан со спиртным.
– Ее зовут Карен Ричардс.
– Никогда не слышал. Правда, я не такой уж завзятый театрал. – Тони продолжал стоять рядом, явно желая, чтобы Нейл поднял на него глаза. – И какие же у вас с этой актрисой проблемы?
– Почему ты решил, что у нас проблемы?
Тони посмотрел многозначительно.
– Ты не пришел бы сюда, если бы купался в блаженстве. Она знает? – Тони уточнил: – О тебе? О нас с тобой?
Нейл отрицательно покачал головой.
– Как же это так? Сразу секреты? – Тони укоризненно поцокал языком. – Не самый лучший путь для начала любовной связи, старина.
– Мы с Карен поженились, – сказал Нейл и отважно встретился с ним взглядом.
Тони в изумлении вытаращил глаза.
– Вы с ней что?
– Ты прекрасно слышал.
– Да, кажется, слышал. – Он тряхнул головой, будто эта мысль не хотела укладываться у него в голове. – Поженились? Ради всего святого, зачем тебе было идти на такое безумие?
Нейл вздохнул. Он и сам себе задавал тот же вопрос.
– Так где же эта добрая, любящая женщина, когда ты в ней так нуждаешься?
Нейл помешал лед в своем стакане. Как прекрасно Тони его знает!
– В Голливуде, на кинопробе. Один известный продюсер хочет попробовать ее на главную роль.
Тони сунул руки в карманы, отчего плотная голубая ткань сильно обтянула узкий таз.
– А куда же тогда денешься ты? – Его голос теперь звучал мягче, а движения стали манящими, двусмысленными.
Нейл поставил свой стакан, снова чувствуя горечь обиды.
– А черт его знает. Кому до меня дело?
– Мне до тебя дело.
Нейл взглянул в глаза молодого человека. И увидел там то, отчего во рту сразу пересохло.
– Спасибо. Сейчас мне так не хватает друга.
– Я не собираюсь быть твоим другом, Нейл.
Тони подошел так близко, что Нейл почувствовал его запах: густой, тяжелый, исходивший от его плоти и всегда опьянявший и возбуждавший Нейла. Боже правый, не нужно было приходить сюда! Все начиналось сначала: магнетическое притяжение, желание. Это было сильнее его, и Нейл сидел, не в состоянии пошевелиться.
– Ведь ты пришел сюда за чем-то вполне определенным, разве не так? – Продолжал Тони, медленно, призывно растягивая слова. – Так почему бы тебе не получить это, прежде чем ты уйдешь? Ради наших старых отношений!
Нейл молчал. Он был загипнотизирован вожделением, которое ясно читалось в глазах молодого человека.
Тони начал медленно расстегивать рубашку, обнажая чистую, без единого изъяна кожу.
– Это именно то, чего ты хочешь, – сказал он, полузакрыв глаза. – Да-да, я знаю. Я вижу это по твоим глазам, чувствую по твоему дыханию.
Тело Нейла содрогнулось от острого, неукротимого желания. Боже мой, это же совсем по-другому – с мужчиной, особенно с молодым! И не было в мире такой силы, которая заставила бы Нейла отказаться от такого наслаждения.
Встретив Карен с дочкой в аэропорту, Джек и Ширли отвезли их к себе в пригород Лос-Анджелеса. Дом стоял на гребне горы Санта-Моника, с одной стороны из окон открывался захватывающий вид на Лос-Анджелес, с другой стороны – на долину Сан-Фернандо. Обед выглядел как возвращение на родину: маринованные артишоки, которые Элизабет обожала, несравненные плоские макароны с моллюсками – коронное блюдо Ширли и невероятно вкусные пирожные со взбитым творогом.
Чувствуя, как сердце замирает от неизвестности и страха, Карен пришла в «Карнеги пикчерс». Несколько недель она усердно штудировала сценарий и репетировала свою роль с Нейлом. Но стоило ей посмотреть в камеру, лишь взглянуть на стоявшего рядом знаменитого актера, на десятки людей, глядевших на нее в ожидании, как Карен застыла, сразу забыв все реплики и чувствуя, что теряет сознание.
– Стоп! – в пятый раз прокричал Майкл Харрис.
Она повернулась к режиссеру и виновато улыбнулась. Это был бородатый сухопарый молодой человек лет тридцати в коротких джинсах и резиновых тапочках на босу ногу.
– Простите, – смущенно пробормотала она.
Харрис что-то сказал своей команде и только потом подошел.
– Все нормально, – сказал он, обняв ее за плечи и увлекая со съемочной площадки. – Это со всеми случается. Старайтесь не думать о словах, об их смысле. И больше думайте о том, что вы видите, что чувствуете, но не как Карен Ричардс, а как Джоанна.
Она посмотрела на Чада Бреннера, сидевшего на какой-то корзине и спокойно пившего апельсиновый сок. Это была его четвертая картина, но, несмотря на свое положение звезды, он вел себя на съемочной площадке довольно скромно, приветливо и терпеливо – даже после пяти неудачных дублей с Карен.
Молодой режиссер проследил за ее взглядом и улыбнулся:
– Этот знаменитый малый смущает вас?
– Немного.
– Вы знаете, однажды в шестом классе я вот так же боялся учителя. Каждый раз, как он открывал рот, я испытывал смертельный ужас. Стоило ему посмотреть на меня косо, и я проглатывал язык на целую неделю. Наверное, он представлялся мне каким-то сверхъестественным существом с необъяснимой, нечеловеческой силой. – Майкл Харрис засмеялся. – Но вот однажды в туалете я вдруг услышал, как он пукнул, громко, на весь туалет. Я, конечно, тут же убежал, потрясенный своим открытием. Но через какое-то время до меня вдруг дошло, что этот человек ничем не отличается от других. Я больше его не боялся. И мои оценки стали заметно выше. С тех пор, если я встречаю кого-то, кто внушает мне страх, – будь то профессор колледжа, знаменитый актер или самовлюбленный директор киностудии, – то сразу вспоминаю того учителя, и мой страх куда-то пропадает.
Карен рассмеялась, чувствуя, как ее напряжение тает.
– Спасибо, Майкл. Очень необычная история. Забавная, но весьма убедительная.
Режиссер протянул руку, и Карен, схватив ее, как спасательный круг, встала.
– Ну что, теперь попробуете осилить эту сцену? – весело спросил Майкл.
Чад Бреннер, который все это время наблюдал за ними, опустил пластиковый стаканчик и подмигнул ей, будто догадался, о чем там они с Майклом беседовали.
На этот раз Карен легко сыграла всю сцену, не обращая внимания ни на команду, ни на камеры, ни на знаменитого актера, стоящего так близко. Диалог лился настолько свободно, будто действительно она неожиданно стала Джоанной Фаулер. Карен двигалась по съемочной площадке, касалась мебели, брала вещи, оставшиеся Джоанне от отца, и вдруг вспомнила смерть своих собственных родителей. Глаза ее наполнились слезами, и, когда она вновь заговорила, голос стал хриплым от волнения.
На съемочной площадке воцарилась тишина. Майкл Харрис за телекамерой затаил дыхание: он всегда чувствовал настоящий талант. Режиссер увидел, как изменился взгляд Чада Бреннера, и стал свидетелем того, как между актерами вдруг сверкнула искра взаимопонимания и сам воздух, кажется, накалился от драматического напряжения.
Первый помощник обернулся к Майклу и, вопросительно подняв бровь, ткнул пальцем в сценарий, но Майкл с досадой отмахнулся. Карен и Чад давно отошли от текста, но он и не думал протестовать. Если то, что актеры творили в данный момент, Бог даст, будет запечатлено на пленке, то эта неизвестная Карен Ричардс и есть победительница.
Стюарт Вагнер, Майкл Харрис и Джек Витадини сидели в проекционной кабине и просматривали кинопробу. Стью, не сказавший ни слова за все время просмотра, когда зажгли свет, закурил сигарету.
– Ну, джентльмены, – сказал он наконец, – по вашим лицам я вижу, что все мы сходимся во мнении. Эта леди действительно хороша. Твое мнение, Майкл?
Режиссер кивнул.
– Теперь я и представить себе не могу кого-нибудь еще на эту роль, – сказал он. – Среди зрителей-мужчин наверняка не было никого, кто не поддался бы ее обаянию, а среди женщин – кто не захотел бы очутиться на ее месте.
Стью посмотрел на Джека.
– Скажи ей, что она принята с зарплатой двадцать тысяч долларов в неделю на первые двадцать шесть недель. Снимать начнем следующей весной или раньше, если съемки картины, в которой сейчас занят Бреннер, закончатся досрочно.
– Ей, наверное, понадобится аванс, – тихо сказал Джек.
Стью махнул рукой.
– Никаких проблем. Двести тысяч достаточно?
Джек улыбнулся. Ему не терпелось посмотреть на Карен, когда она увидит чек.
Она позвонила Нейлу из Лос-Анджелеса на следующий день.
– Я сделала это, – сказала Карен тихим голосом, едва сдерживая волнение. – Я сделала кинопробу.
– И как ее приняли? – спросил Нейл, почти не сомневаясь в ответе.
– Великолепно! И Майкл Харрис, и Стюарт Вагнер очень довольны. – Она засмеялась немного смущенно. – Сказали, что я играю потрясающе.
– Это просто замечательно.
– Сегодня я подпишу контракт, потом мы с Джеком собираемся позавтракать. Завтра я приглашена на вечер в доме Вагнера…
– Когда ты вернешься?
– В понедельник. Я хотела остаться еще на день и свозить Элизабет в Диснейленд.
– Мне приехать за тобой в аэропорт?
– Нет, дорогой, это совсем ни к чему. Я даже точно не знаю, каким рейсом полечу. Лучше встретимся прямо дома.
– Прекрасно. – А сам со злостью подумал: «Да, она уже настолько погружена в свои грезы, что даже не подумала спросить, а как же я».
– О-о, Ширли, – воскликнула Карен после завтрака в субботу. – В этом доме так хорошо, мне совсем не хочется уезжать.
Ширли поставила кофейник на низкий дубовый столик.
– Так почему бы тебе не побыть у нас еще немного?
– Мамочка, пожалуйста, давай останемся! – взмолилась Элизабет, кладя на тарелочку еще теплый пирог с персиками. – Мы бы могли тогда поехать и посмотреть новый пляжный домик дяди Джека в Кармеле.
– Я и сама хотела бы остаться, радость моя, но Нейл уже соскучился без нас, да и я, если честно, ужасно хочу домой.
– А по какой причине Элизабет не может побыть у нас еще пару дней? – спросила Ширли. – Тогда мы могли бы свозить ее в Кармел, а ты побыла бы наедине со своим супругом.
– Ну… – Идея выглядела заманчиво: им с Нейлом действительно необходимо побыть вместе.
– Мы посадим ее на утренний восьмичасовой рейс в среду, и ты встретишь ее в аэропорту, – продолжала Ширли, которую девочка настойчиво теребила за руку, призывая не сдаваться. – Элизабет будет в полной безопасности.
В другом углу комнаты Джек, сидевший на телефоне уже почти двадцать минут, так сильно ударил кулаком по столу, что Элизабет и обе женщины вздрогнули.
– Ради Бога, Лэрри! – кричал он в трубку. – Если ты сейчас прозеваешь этот фильм, с твоей карьерой режиссера здесь будет покончено – пойми ты это своей тупой головой!
– Ты и ему бы сделала услугу, – прошептала Ширли, наклоняясь к Карен и показывая глазами на мужа. – Он бы с удовольствием провел несколько дней подальше от города.
Джек подошел к ним, качая головой.
– Режиссеры, примадонны. Чтоб они все провалились! – Он сел и улыбнулся Элизабет, сразу забыв о своем плохом настроении. – Ну так что, ты у нас остаешься или как?
Три пары вопрошающих глаз посмотрели на Карен.
– Хорошо, хорошо! – сдалась она. – Можешь остаться, Элизабет. Ну как я могу сказать нет, если вы втроем нападаете на одного?
Белый – в колониальном стиле – дом Вагнера из двадцати двух комнат поразил Карен своим великолепием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49